побледнел и судорожно глотнул слюну.
пятьдесят; я же успел сделать два вывода. Во-первых, Бэллерс надбавил
сверх трех тысяч с тщеславной улыбкой. Он явно наслаждался важностью
своей роли и был уверен, что выйдет из схватки победителем. Во-вторых,
когда Джим назвал три тысячи, Трент снова побледнел, а когда он услышал
ответ Бэллерса, на его лице отразилось непритворное облегчение. Это по-
казалось мне загадочным: оба они, безусловно, были связаны какими-то об-
щими интересами и в то же время один не был посвящен в намерения друго-
го. Но это было еще не все: несколько минут спустя мой взгляд случайно
встретился со взглядом капитана, и тот поспешно отвел глаза, словно не
желая, чтобы я заметил, как он взволнован. Следовательно, он желал
скрыть свой интерес к происходящему? Как сказал Джим, тут что-то было
нечисто. И, несомненно, оба эти человека, находившиеся в таких странных
и сложных взаимоотношениях, готовы были предложить совершенно невероят-
ную цену, лишь бы "Летящий по ветру" не достался нам.
вдруг бросило в жар. Джим уже приближался к пяти тысячам, до которых ему
разрешил торговаться Лонгхерст. Еще минута, и будет поздно. Вдохновлен-
ный тщеславной уверенностью в своем умении постигать людскую психологию,
я принял единственное сумасшедшее решение в моей жизни. Вырвав лист из
своего альбома, я поспешно нацарапал: "Если хочешь продолжать, я готов
идти на весь свой капитал".
релись, и, снова повернувшись к аукционисту, он крикнул:
знаю, но дело нечисто. Погляди-ка на Бэллерса: он дойдет до десяти ты-
сяч, вот увидишь".
бирже распространился слух, что аукцион превратился в настоящее гене-
ральное сражение, и нас теперь окружала большая толпа потрясенных зрите-
лей. "А когда Пинкертон предложил десять тысяч долларов, то есть больше,
чем стоил бы груз, даже если бы уже находился в Сан-Франциско, а Бэл-
лерс, ухмыляясь до ушей, потому что ему нравилось быть центром всеобщего
внимания, провозгласил: "И пятьдесят..." - всеобщее возбуждение достигло
апогея.
вдруг махнул рукой, выражение его лица изменилось, и я понял, что он
разгадал (или по крайней мере решил, что разгадал) тайну корабля.
гала, как рука телеграфиста.
строки: - Опиум".
что почти любой корабль, идущий из Китая, везет в каком-нибудь потайном
месте контрабандный груз этого дорогого яда. Несомненно, и на "Летящем
по ветру" где-нибудь скрыто, подобное же сокровище. Сколько же оно сто-
ит? Мы этого не знали и вели свою игру наугад, однако Бэллерс и Трент
явно были хорошо осведомлены, и мы могли наблюдать за ними и принимать
соответствующие решения.
себя, глаза его горели, как угли. Меня била лихорадка. Если бы в ту ми-
нуту, когда мы торговались на пятнадцатой тысяче, в зал вошел какойни-
будь свежий человек, его симпатии, вероятнее всего, оказались бы на сто-
роне Бэллерса. Последняя цифра уже превышала пятнадцать тысяч, и толпа
кругом следила за нами в мертвом молчании, изредка прерываемом взрывами
взволнованного шепота.
зрителей на противоположном конце зала и, глядя Джиму прямо в глаза,
энергично помотал головой. Джим послал ему коротенькую записочку, состо-
ящую из трех слов: "За мой счет!" - после чего Лонгхерст предостерегающе
погрозил ему пальцем и удалился, как мне показалось, с очень грустным
лицом.
вор прекрасно знал, кто такой глава синдиката. Когда тот вошел в круг,
Бэллерс бросил на него взгляд, исполненный надежды, а когда Лонгхерст
ушел, на лице нашего противника изобразилось явное удивление и разочаро-
вание. "Да как же это? - очевидно, думал он. - Значит, я имею дело не с
синдикатом?" И он решил резко повысить цифру.
только сотни называл Бэллерс, а "пятьдесят" выкрикивал Джим. Теперь уже
многие пришли к тому же выводу, что и мы: я слышал, как повсюду в зале
раздавался шепот: "Опиум..." - и, судя по взглядам, которые на нас кида-
ли окружающие, они были убеждены, что мы получили эти сведения из надеж-
ного источника. И тут, что было крайне типично для Сан-Франциско, мой
сосед, пожилой толстяк с приятным лицом, неожиданно принял участие в
аукционе. Он резко поднял цену "Летящего по ветру", четырежды предложив
по тысяче, а затем так же неожиданно вышел из игры и превратился в без-
молвного зрителя.
лось, встревожился и при появлении третьего конкурента, в свою очередь,
нацарапал какую-то записочку. Я, конечно, решил, что она предназначается
капитану Тренту. Однако, когда юрист кончил писать и обвел взглядом тол-
пу, он, к моему величайшему удивлению, словно бы и не заметил при-
сутствия капитана.
лает за инструкциями", - написал я Пинкертону. "За деньгами, - написал
он. - По-моему, пора сделать рывок, ладно?"
тысячи долларов.
сказал:
и только в последнее мгновение, когда молоток аукциониста опускался в
третий раз, крикнул:
взвинтил цену, а теперь понял свою ошибку и пытался выиграть время, что-
бы заткнуть аукцион до возвращения посыльного.
лосом.
будь сказали?
мистер Борден.
представляю клиента и только что послал ему записку.
продать этот корабль, и все. Вы чтонибудь прибавляете к пятидесяти тыся-
чам?
таясь придать своему голосу достоинство, - что мой доверитель назвал мне
предельную цифру в пятьдесят тысяч долларов, но, если вы разрешите мне
потратить две минуты да телефонный разговор...
продаю корабль мистеру Пинкертону.
действовать в интересах судовладельцев, а не мистера Дугласа Лонгхерста!
Однако вы прервали аукцион, чтобы позволить этому господину посовето-
ваться со своими приспешниками. Это вам даром не пройдет!
смутившись. - Свой протест вы должны были заявить тогда же.
Бэллерс, - мне за это не платят.
наглостью и продолжал нараспев: - Пятьдесят тысяч долларов! Кто больше?
Кто больше? Кто больше, господа? Потерпевший кораблекрушение бриг "Летя-
щий по ветру" продается за пятьдесят тысяч... Продается... продается...
продан!
буженный от сна последним ударом молотка.