составлен из прямых линий. Значит, прямая линия, если я подумал, уже есть
ограничение того, что я могу сказать о треугольнике. Я могу говорить о
треугольнике только то, что не нарушает знания того, что треугольник
составлен из прямых линий. Поэтому Декарт и говорит, что наши идеи -
врожденные. Но, конечно же, врождены те идеи, которые Декарт считает
простыми или абсолютными. Пока я не буду разъяснять эти два термина -
"простое" и "абсолютное". Нам сейчас важно другое - что различение тела и
души, или материи и мысли, начинается с осознания того факта, что среди
первичных и независимых понятий физического описания содержится независимое
понятие сознания.
чувствующими и сознающими существами, мы всегда рискуем наглядно
реализовывать наши представления о сознании. Например, наши представления о
сознании мы наглядно реализуем через структуру "я" - эмпирического или
психологического, в силу чего и декартовское утверждение о сознании можно
понять как относящееся к тому, что мы, реализовав в сознании наглядно,
понимаем под субъективностью. Когда я говорю, что понятие субъективности
является одним из первичных понятий в физике, то могут возникнуть
недоразумения, если мы попытаемся представить себе это, в меру своей
способности представлять, т.е. в меру требования наглядности. Декарт же
предупреждает, и я за ним повторяю, что в том, что касается понимания не
только мира, но и себя самого, нужно отучаться от привычки наглядного
представления. И за этим предупреждением стоит одна забавная вещь. Ведь если
есть некоторое трансцендентальное сознание и оно лежит в основе физического
описания, то я тем самым накладываю ограничения не только на то, что можно
сказать в физике о мире, но и на то, что можно сказать в психологии о
сознании. Следовательно, то, что мы называем единством сознания, единством
"я" в качестве наглядной модели, задается законом, а не субъектом. Ибо не
субъект составляет, изобретает или компонует то единство, которое в
трансцендентальной философии Декарта и Канта называется единствам сознания.
Это единство, которое мы называем структурой сознания, дается законом, а не
изобретается субъектом, когда он объединяет свой внутренний психологический
мир во что-то целое. В письме к Арно Декарт пишет. "Если мыслящее существо
составляет суть духа, то я, говоря так, имею в виду не тот или иной акт
мысли. Ведь когда мы говорим о том или ином акте мысли и предполагаем, что
дух, совершающий эти акты, в самом себе имеет силу или возможность различать
их, то отсюда еще не следует, что он может выбирать - быть ему или не быть
вещью, которая мыслит". (То есть он не может выбрать, мыслить ему или не
мыслить. - М.М.) "Точно так же от самого пламени как от действующей причины
зависит, протянуться ему в одну сторону или в другую (представьте себе
колеблющееся пламя. - М.М.); пламя не может выбирать, быть ему вещью
протяженной или не быть".
"природой", выбирать нельзя. Кстати, именно в этой связи он и делает тот
вывод, который я уже цитировал. Он пишет Арно, что мы не можем выбирать (а
то, что мы не можем выбирать, и есть естество), и далее говорит, что под
мыслью имеется в виду не какая-то универсалия, охватывающая различные модусы
или виды мысли, но партикулярное естество, которое содержит в себе все виды,
так же как протяжение есть естество (т.е. опять-таки не абстракция, не
универсалия), включающее в себя все виды протяжения. Следовательно, там, где
движение (в момент движения), оно будет по прямой линии, хотя реальное
движение всегда по кривой. Но для реального движения, скажет Декарт, нужны,
как минимум, два пункта и отношение между ними, а в момент движения -
прямая. Прямая линия как бы везде есть и везде актуализирована. Когда
совершается акт мысли, подчеркивает Декарт, то в нем нет выбора. Как пламя
не выбирает, быть ему протяженным или не быть, так и мысль - в случае.
протяжения или пространства, которое тоже есть единичное естество. Вот
такого рода структура или образование сознания суть содержания того
независимого понятия, первичного понятия физического описания мира, о
котором я говорил.
теорией пространства, согласно которой пространство идеально, субъективно и
т.п.
сознания, Кант показал, что мы не вправе думать, будто мысли в нашей голове
сменяются в последовательности, называемой временем, поскольку время дано
первично. Какое бы понятие времени в физике мы ни ввели, его введению,
считал он, уже предшествует употребление нами временных средств. Есть время
нашего наблюдения, точно так же как есть пространство чертежа, пространство
движения чертящей руки, и мы не можем их выбирать. В этом коротком выражении
вся суть эстетики Канта - я имею в виду соответствующий раздел его "Критики
чистого разума".
могло означать в таком случае декартовское различение мысли и протяжения,
раз оно не означает просто различения в абстракции двух разных свойств
наблюдаемых нами событий. Да, в мире есть психические существа и есть тела,
и, сравнивая их, мы абстрагируем два свойства: свойство мышления и свойство
протяжения, различаем их. Это ли имеется в виду? Учитывая к тому же, что
когда у Декарта появляется в этой связи термин "субстанция", то он
появляется естественным образом, и мы, в силу привычки к наглядности наших
представлений, готовы думать, что это тоже нечто устойчивое, субстратно
пребывающее под сменой каких-то своих атрибутов, акциденций и т.д. То есть
фактически понятие субстанции мы опять же (невольно) реализуем в виде
некоторого наглядного представления, в силу наглядности, повторяю,
заложенной в самом нашем языке как таковом. А Декарт предупреждает, что
нужно отучаться от привычки мыслили" наглядно. Он говорит, что, когда есть
движение, есть прямая. И при этом предупреждает: я не имею в виду, что это
движение по прямой возникает мгновенно, я имею в виду, что когда есть
движение, то, взятое в момент движения, оно происходит по прямой, и мы не
можем о нем думать наглядно. Нет такого предмета или тела, которое
называлось бы прямым движением. Точно так же и мысль - субстанция не в
наглядном смысле этого слова. Предваряя дальнейшее изложение, я выражу
декартовскую мысль (хотя я это еще до конца не пояснил) так.
всяких оттенков протяженности, а понять протяженность как естество могу,
лишь устранив какой-либо оттенок мысли из этого естества, то это значит, что
я имею две, несводимые одна к другой, субстанции. Но не в том смысле, что в
мире есть материальная субстанция и еще какая-то таинственная мыслящая
субстанция, как мы могли бы об этом подумать, пытаясь представить себе это
наглядно. Повторяю, если можно понять мышление, отделив его от пространства,
и ясно понять пространство, отделив его от мышления, то они различны. И
должны удерживаться в этом их различии, никогда не смешиваться.
где и возникла необходимость различения субстанций - "души" и "тела". По
поводу такой необходимости Декарт пишет следующее. Тот факт, что "душа,
которая нетелесна, может двигать тело, не дается нам никаким рассуждением,
никаким сравнением, заимствованным откуда-то, но дается несомненным и
очевидным опытом каждого дня; это одна из тех вещей, которая известна нам
сама по себе (потому что они есть, так же как мышление, если мы хоть раз в
жизни реализовали акт мысли. - М.М.) и которую мы лишь затеняем, когда хотим
объяснить другие"26. То есть любое объяснение вещи сводится к тому, что мы
ее объясняем с помощью других вещей. Скажем, если я разлагаю предмет на
части, значит, я одну часть сравниваю с другой, иначе нет разложения. А
Декарт говорит о вещах, которые мы понимаем из них самих, и в этом смысле
необъяснимых, поскольку всякое объяснение есть сопоставление одной вещи с
другой или другими, более понятными. И здесь он прибегает к такому
сравнению. Теперь вслушайтесь, как звучит это сравнение, в нем пульсирует
весь мир декартовского освобождения, т.е. декартовской философии, которая
есть продукт души, взявшейся за свое освобождение, в том числе от пелены
самой себя. Сейчас будет ясно, почему я употребляю столь патетические
термины. Повторяю, в это сравнение редко вслушиваются, потому что если бы
вслушивались, то не было бы того чудовищного вздора, который существует в
комментариях по поводу наследия Декарта, и прежде всего вокруг проблемы души
и тела, различения двух субстанций, как будто они подобны вот этим двум
разным микрофонам, стоящим передо мной на столе.
реальное качество, отличное от самого камня, они полагают, что
удовлетворительным образом понимают, как это качество может двигать камень в
направлении к центру земли, так как они считают, что имеют аналогичный этому
очевидный опыт", вдумаемся: на что намекает Декарт, какой аналогичный опыт
он имеет при этом в виду? Что качество тяжести в камне (по аналогии с душой)
двигает его к центру земли? Ведь, собственно говоря, мы так это себе: и
представляем. И нам даже кажется, что физика тоже учит нас этому. То есть
некоему антропоморфическому опыту, когда тяжесть мы наделяем материальным,
реальным качеством и одновременно приписываем ему как бы возможность знать
некую цель и стремиться к ней. А как иначе? Язык наш так устроен. Хотя если
вдуматься в эту нелепость, то окажется, что если тяжесть - качество, то оно
вовсе не материально. В противном случае, согласно Декарту, мы допускаем
смешение субстанций, неясное понимание.
незаметно допускаю тень мысли, то она (эта тень) уничтожает в моем понятии
материального какую-либо ясность и очевидность. "Но я, - продолжает Декарт,
- убежден, что такого качества нет в природе и о нем нельзя иметь никакой
истинной идеи в человеческом разуме; я считаю, что те, кто думает иначе,
просто исходят из бестелесной субстанции (представляют ее как модель. -
М.М.), чтобы представить себе, что такое тяжесть (модель антропоморфическую,
по мысли Декарта, являющуюся ошибкой воображения, если мы обратим здесь
внимание на слова "представить себе", - М.М.), и предполагают, что понять,
как душа движет телом, нам не труднее, чем понять, как подобная тяжесть
движет камень вниз. И при этом не имеет значения, если они говорят, что эта
Флинт Эрик
Лондон Джек
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия