Чтение 28–й страницы книги ~Тайная схватка~

- Обязательно выпустим.

- Скоро?

- А уж это суд решит.

- А как суд решит?

- Этого я не знаю. Решит, как полагается. Что заработали, то и получите.

- Сто шестьдесят вторая статья, - сказал Ляпа, - Два года.

- А в военное время, может, и прибавят.

- Дяденька, а как бы мамке сообщить, чтобы передачу принесла?

- Догадается, принесет.

- Можете по телефону позвонить, - неожиданно разрешил молодой.

- А можно?

- Раз говорят, - значит, можно, - подтвердил и пожилой.

Женщина молча передвинула телефон в сторону Леньки, на край стола.

- Кому позвонить? - спросил шепотом Ленька.

- Звони Чинарику, - сквозь зубы ответил Ляпа.

- А какой у нее телефон?

Ляпа назвал номер телефона магазина, где работала Тося.

- Позовите, пожалуйста, Тосю к телефону. Очень срочное дело, - сказал
Ленька и стал ждать. - Тося? Это Ленька говорит. Взяли нас с Ляпой. Попались
на месте. Крышка... Нечего толковать, теперь уж скоро вас не выпустят. Долго
не увидимся. До свиданья.

Пожилой мужчина засмеялся.

- Давно бы так, - сказал он, когда Ленька повесил трубку. - Своим языком
заговорил... А то плакать.

Ленька молчал. Было странно, что их сразу же не отвели в отделение
милиций и разрешили позвонить по телефону.

Скоро пришла машина и увезла обоих...

* * *

Свое обещание "поднажать" бригада моряков выполнила раньше, чем сама
ожидала. На четвертый день к двенадцати часам работу закончили, и аварийная
станция снова была готова подавать воду городу.

До темноты еще оставалось много времени. Миша заторопился. Можно успеть
съездить домой и повидать сестренку. Он передал свой талон на обед Сысоеву и
пошел на судно. Николай Васильевич только что пришел с завода. Получив его
разрешение, Миша наскоро переоделся, захватил узел с Люсиным
"обмундированием" и пошел к трамваю.

Дома Миша не был почти неделю. Когда он повернул ключ и открыл пустую
квартиру, первым, что бросилось ему в глаза на полу за дверью, был белый
конверт. "Вероятно, чье-то письмо по ошибке опустили в почтовую щель, -
подумал он, но, когда прошел в комнату и взглянул на конверт, сердце его
сжалось до боли. - Письмо от отца! Он жив! Папа нашелся!"

Миша бросил узел на кровать, сел к окну и торопливо разорвал конверт.
Письмо было написано карандашом, неровными буквами.

"Здравствуйте, мои дорогие! Живы ли вы? Душа у меня кровью обливается,
когда про вас думаю. Такие страшные вести про город родной приходят.
Окружили Ленинград со всех сторон и хотят задушить... Писал вам несколько
раз, но ответа не получал. Не сдавайтесь, Даша. Не сломить фашистам русского
народа, никогда не поставить нас на колени! Про себя могу сказать, что я все
время на фронте. Два раза имел ранение и сейчас только что выписался из
госпиталя и отправляюсь на фронт. Будем драться. Если живой останусь, с
победой вернусь...

Пишу и не знаю, живы ли вы. Мишутка, сынок, наверно, большой, не
узнать... Пускай не балует, пускай матери помогает. Тяжелое испытание нам
послала судьба. Зато потом легче станет. Моряком, скажи, будет непременно. В
том ему мое слово.

Люсенька выросла, наверно, и забыла меня. Крепитесь, мои родные, как бы
тяжело ни было. Пережить надо. Надеюсь на людей, что помогут вам. Сходи,
Даша, на завод, в партийный комитет..."

Дальше следовали наказы, к кому обратиться за помощью, кому передать
приветы. Отец не знал, что завод давно переехал на Урал. В конце письма
стоял номер полевой почты.

Миша держал перед глазами листок бумаги и часто мигал. Крупные слезы
катились у него по щекам.

"Папа жив!" - эта мысль согрела необыкновенным теплом его душу. Он
почувствовал себя снова мальчишкой. Свалилась какая-то тяжесть, которую он
таскал на своих плечах после смерти матери, и Миша готов был крикнуть изо
всей силы, так, чтобы услышал отец: "Я жив, папа! Я не балую! Я работаю!..
Бей фашистов крепче и вернись поскорей!.. А мы здесь им дадим как
следует..."

Миша долго сидел у окна. Потом принес бумагу, перо, чернильницу. Чернила
высохли. Пришлось писать карандашом.

"Здравствуй, папа! Сообщаю тебе, что мы с Люсей живы и здоровы, а мама
погибла от немецкой бомбы в прошлом году. Квартира наша в порядке, и ни
одного снаряда не попало. Даже стекла целы. Люсю я устроил в детский сад, в
который сам ходил, на Пушкарской улице, и там она живет неплохо. Немцы нам
все равно ничего не сделают, потому что город обороняют все ленинградцы. Мы
не сдадимся. А что они стреляют. так мы не боимся. Я работаю юнгой, а скоро
буду механиком, когда кончу учиться. А баловать мне некогда, потому что все
время при деле нахожусь. Сегодня мы починяли на "Волхове" водопроводные
трубы, и нас похвалили за хорошую работу. Про нас ты не беспокойся, а бей
фашистов и вернись домой живой и здоровый. Ты все думаешь, что я маленький,
а я уже вырос и могу жить не хуже других. О Люсе я сам забочусь, а завод
переехал на Большую землю, и здесь никого не осталось..."

Единственным желанием Миши было успокоить отца, ободрить. Хотелось
написать много, но он вспомнил, что ему опять надо идти к ворам. На улице
темнело. Закончив письмо, он запечатал его, написал адрес и сунул в карман.
К Люсе идти было уже поздно. "Завтра схожу", - решил мальчик и вышел из
дому.

* * *

Настроение в квартире Кренделя было подавленное. Тося еще днем успела
сообщить, что Леньку Перца и Ваню Ляпу посадили в тюрьму. Конечно, они не
выдадут своих соучастников, но было жалко потерять надежных друзей.
Исчезновению Пашки не придавали большого значения. Он был новичком и не
успел Прочно войти в шайку.

Миша, наполненный радостью и не понимая общего настроения, весело
поздоровался со всеми.

- Ты чему обрадовался? - мрачно спросил его атаман.

- Так, ничего особенного.

- Что я, не вижу, что ли?

- Письмо от отца получил. Думал, что убили, а он живой, - сказал Миша.

- Письмо от отца? Тоже радость! Пора привыкать своим умом жить.

- Так я живу своим умом... У других не занимаю.

- Знаешь новость? - Какую?

- Ленька с Ваней попались.

- Как попались? - с недоумением спросил Миша, не поняв, о чем идет речь.

- Ну, попались... Что ты, не понимаешь? Посадили в уголовку,

Эта новость заставила мальчика насторожиться. Не об этом ли предупреждал
его утром Бураков? Миша Сразу перестроился на другой лад.

- Надо выручать, - озабоченно сказал он.

- Не так просто... А ты пойдешь, если надо будет?

- Понятно, пойду.

Крендель хлопнул Мишу по плечу.

- Этот свой в доску, Жора.

- Черт!.. Вот не вовремя эти дураки влипли, - задумчиво сказал Брюнет. -
Слушай. Мишка... Хорошо жить хочешь?

- А почему нет?

- Когда немцы придут, ты что собираешься делать?

- А там видно будет, - подумав с минуту, сказал Миша.

- Потом поздно... Надо сейчас определять. Хочешь с нами?

- Могу и с вами.

- Я тебе дело найду. Согласен?

- Что значит - согласен? Надо знать, о чем речь. С колокольни прыгать не
согласен, а если что-нибудь полегче - могу.

Брюнет, уверенный в Мишке, сходил на кухню и принес противогаз.

- Держи.

- На что он мне?

- Держи, говорят. Пригодится. Все с противогазами ходят. Завтра к десяти
часам утра придешь к Витебскому вокзалу. Там тебя встретит Нюся... Слышишь,
Ню? Отведешь его к Виктору Георгиевичу.

- Миша, вы меня ждите у трамвайной остановки, если ехать от Невского. Не
опаздывайте.

- Не опоздает, - ответил за Мишу атаман. - Слушай дальше. Отдашь
противогаз и скажешь, что от меня пришел. Об остальном с ним договоришься.
Понял?

Миша оказался в затруднительном положении. Ему было сказано: "не
соглашаться и не отказываться". Как быть сейчас? Впрочем, никакого
предложения со стороны Брюнета еще не сделано. Предложение, наверно, будет
завтра.

- Есть, - кивнул он головой в знак согласия.

Миша соображал: уж не тот ли это противогаз, о котором однажды спрашивал
его майор?.. Виктор Георгиевич! Так зовут Горского.

Миша все больше входил в роль разведчика. Личную ненависть к Нюсе и
Брюнету ничем не проявлял и даже, наоборот, старался быть с ними
приветливым.

Разговор снова зашел об арестованных.

- Ерунда! - сказал атаман. - На Большую землю их не успеют увезти. Пока
следствие идет, пока суд, пока что... Немцы придут и выпустят.

Говорил один Брюнет. Остальные совершенно не интересовались политикой,