Чтение 28–й страницы книги ~Затяжной выстрел~

понимаю. Но жилище богов всегда распахивало двери простым смертным. --
Ошиблись направлением, -- спокойно поправил сосед Манцева. -- Боги живут в
корме и двери не распахивают. Здесь галерники, к которым зачастили
надзиратели. Еще раз извинился Долгушин, хотя с языка свисали другие слова.
По жилой палубе шел он в корму, кляня себя за торопливость и
невнимательность: надо было все узнать от Барбаша, заранее понять этого
офицера со взглядом и худобой беспризорника. Не одну ложку ядовитого
снадобья влил он в Манцева, это уж точно, Замполит встретил его в полной
боевой готовности, надраенным и выглаженным до парадного блеска, в фуражке
даже. Иван Данилович начал шутливо, оказав, что не стоило, право, так
официально встречать того, кто прибыл незваным гостем. Шутливого тона
Лукьянов не поддержал. Сухо заметил, что не видит ничего предосудительного в
том, что политработник всегда одет строго по уставу. Ничего
предосудительного не видел и Долгушин, но его начинала выводить из себя
небрежная, чуть вызывающая манера подчиненного, таящая возможности
неожиданных, колких выпадов, и он сказал, что политработнику не грешно бы и
поскромничать в одежде: рабочий китель и затрапезные брюки создают -- в
корабельных условиях -- предрасположение к свободному, за душевному
разговору с личным составом. -- Заместитель командира линейного корабля не
массовик-затейник дома отдыха! -- угрюмо возразил Лукьянов. -- Лично мне
претит стремление некоторых политработников панибратски общаться с
матросами. Формы, в которые облекаются мои отношения с подчиненными,
замечаний со стороны командира не вызывали. И не вызовут! -- резко заключил
замполит. -- Не сомневаюсь... Я здесь -- относительно Манцева... Нет, с вами
говорить я о нем не стану. -- А почему бы и не поговорить? -- Лукьянов снял
фуражку, сел, жестом хозяина показал на стул. -- Прошу. Не слова возмутили
Долгушина, а каменная неподвижность лица, так не вязавшаяся с издевательской
гибкостью интонации. -- Запомните следующее, Лукьянов... Вам, как и многим
другим, не нравится система увольнения, введенная на эскадре. Да, я знаю, вы
пытались возражать и умолкли, когда вам напомнили, что приказ обсуждению не
подлежит. Не мне вам говорить, что любой приказ обсуждению все-таки
подлежит, ибо отдан коммунистом и выполняется коммунистами. Есть ЦК, есть
Главное Политическое управление, есть политуправление флота, есть политотдел
эскадры, туда бы вам и обратиться со своими сомнениями. Лично мне имели
право изложить их. Походному штабу командующего флотом, когда тот на борту.
Штабу эскадры -- в доверительных беседах, кулуарно!.. Вы всем этим
пренебрегли, выставили вместо себя неразумного, доверчивого лейтенанта. И
том, что произойдет с ним, винить надо вас, только вас Замполит закурил... И
пальцы его тоже были издевательскими -- тонкие, гибкие, белые. -- Линкор не
курительная комната парламента, кулуарные коалиции на нем невозможны. А о
Манцеве... Что может, спрашиваю я, произойти с человеком, который именно
приказ командующего исполняет? -- Вы что -- притворяетесь?.. Зашипел
динамик, замполит потянул руку к нему, чтоб выключить, но передумал.
"Дежурное подразделение -- наверх! Дежурное подразделение -- наверх!" --
раздалась команда Манцева, искаженная хрипами динамика. -- Дежурное
подразделение наряжается на сутки, -- сказал Лукьянов. -- Оно разгружает
баржи с продовольствием, помогает трюмным протягивать шланги к водолеям и
нефтеналивным баржам. Сегодня дежурит 3-я башня. Можете подняться на шкафут
и убедиться: пройдет еще пять минут, прежде чем башня построится. Найдутся
освобожденные от работ, кое у кого окажутся дела поважнее... 5-я батарея по
команде с вахты выстраивается в полном составе и через минуту, если не
раньше. Помощник командира и некоторые вахтенные офицеры поняли это давно и
нередко вместо дежурного подразделения вызывают 5-ю батарею, что является
грубейшим нарушением устава. Проблему Манцева командование линкора видит в
другом. Командование линкора хочет подтянуть все подразделения корабля к
уровню 5-й батареи и, скажу прямо, испытывает громадные трудности.
Происходит обратное: какая-то сила тянет 5-ю батарею вниз. Почему-то на
корабле -- и не только на нашем корабле -- стремятся к среднему, к худшему,
но не к лучшему. И стремление это заложено в "мере поощрения"... Вот в чем
проблема. -- Не вам ее разрешать, Лукьянов! Не вам! Я прихожу к мысли, что
политическое руководство на линкоре осуществляется вами некомпетентно! Оно
вам не по силам! -- Иного и прямо противоположного мнения придерживаются
более знающие руководители. -- Замполит встал, одернул китель. -- Напомню,
что в этой должности я утвержден Центральным Комитетом партии! -- А я,
по-вашему, кем?.. Женсоветом гарнизона? Долгушин в бешенстве выскочил из
каюты. Ноги несли его к трапу: быстрее, на ют, барказом на Минную стенку,
бегом в штаб флота, потребовать снятия Лукьянова, Милютина, всех!..
Одумался. Зашел в кают-компанию, постоял под вентилятором, выпил воды,
посидел в кресле, покурил. Понял, что все впустую. Здесь, на линкоре, и
родилась вседозволенность, и не Манцев страшен, а манцевщина, глумление над
приказами, хихиканье над "Техминимумом". Уже два офицера выгнаны с флота,
вздумали подражать линкоровскому лейтенанту. Провокатор! Тем большая нужда в
командире. Надо идти к нему, Долгушин оглядел себя в зеркале. Все-таки
командир. и какой командир! Каждый год приказом командующего флотом
определяется старшинство командиров кораблей, старшему отдаются адмиральские
почести, в этом году им объявлен командир крейсера "Ворошилов", но все
корабли эскадры по-прежнему играют "захождение" командиру линейного корабля.
Старожилы Черноморского флота рассказывали Ивану Даниловичу, что
восемнадцать лет назад таким неслыханным и невиданным уважением пользовался
командир крейсера "Червона Украина" капитан 2 ранга Кузнецов Н. Г., нынешний
Главнокомандующий. Долгушин прошел в корму. В треугольнике, где сходились
каюты правого и левого бортов, застыли рассыльные в отчетливой
неподвижности. И тут же перед Долгушиным возник мичман: погоны приделаны
как-то косо, и в лице косина замечалась, какая-то асимметрия во всем
чувствовалась. Мичман сказал, что командир ждет, и тоном, каким говорят
"убери швабру, салага!", приказал рассыльному: -- Помощника вызови. Долгушин
постучался и вошел. Друг и одноклассник сидел за столом, спиной к нему.
Поднял голову, отложил книгу, встал. -- Ты, Иван?.. Прошу. -- Здравствуй,
Коля. Не помешал? -- Помешал. ПСП почитывал. -- Правила совместного
плавания?.. Шутить изволишь. Ты эти правила с училища наизусть знаешь. --
Поэтому и читаю. И убеждаюсь, что ПСП -- документ почти политической
важности. -- В том смысле, что правила можно толковать так и эдак? Командир
чуть удивленно глянул на него. -- Наоборот. Они допускают только одно,
единственно верное решение вопроса о безопасности плавания корабля в составе
соединения. Тебя это тоже волнует, иначе бы не навестил... На то и глаза
вахтенному офицеру, чтоб первым увидеть опасность. Олег Манцев записал в
журнал, а потом и доложил помощнику о прибытии на корабль начальника
политотдела эскадры. Видел он его не впервые, последний раз на корабельном
празднике, годовщине поднятия флага, и тогда еще поразился числу иностранных
орденов на тужурке почетного гостя. Прибывший скрылся в корабельных недрах.
Вахта шла отменно, и полной неожиданностью было появление на юте Бориса
Гущина, выбритого, чистого, при кортике, взвинченного, обозленного. Странно
глянув на Олега, он отбросил брезент с приставного столика и открыл
вахтенный журнал. Так мог поступать только человек, пришедший на вахту.
Показался и Болдырев, дежурный по кораблю. И помощник командира. Наступила
некоторая ясность. -- Манцев! К командиру! Срочно! Вахту сдать Гущину!
Болдыреву быть на юте! Никто, пожалуй, на линкоре не мог припомнить Случая,
когда офицера снимали с вахты ради беседы с командиром. "Я уже обошел
палубы" -- -сказал Гущин, помогая Олегу снять нарукавную повязку. "Прикуси
язык!" -- тихо предупредил Болдырев Олега. Допущенный рассыльным к двери
(где-то мелькнуло перекошенное лицо Орляинцева), получив после стука
разрешение, Олег вошел в каюту и доложил о себе командиру, прервав того на
полуслове: командир рассказывал что-то веселое. "Вот он, герой нашего
времени..." -- услышал Олег. Широко расставленными, как при игре в жмурки,
пальцами командир толкнул его в грудь, усаживая на стул слева от себя.
Справа же сидел капитан 1 ранга, начальник политотдела. На Олега он не
глянул даже, а при словах командира поморщился. Олег сел. О нем будто
забыли. И Олег Манцев сжал губы, чтобы не заулыбаться: командир линейного
корабля пустился в разухабистую военно-морскую травлю! Командир живописно
повествовал о том, как во Владике, то есть Владивостоке, встретил друга
Витю, которого звали также "Кранцем". Прислушиваясь к похождениям
Вити-Кранца, Олег украдкою рассматривал каюту. Штабы зарезервировали все
лучшее на корабле, и командир ютился в клетушке размером чуть больше той, в
которой обитал сам Олег. Прямо от двери -- стол, вплотную к борту, стулья
слева и справа развернуты к двери, темно-голубой бархат закрывал спальную
часть каюты, -- нет, невозможно было представить себе командира, безмятежно
спавшим) Много месяцев назад Манцев представлялся в этой каюте командиру в
день прибытия на корабль. И был здесь недавно, когда утверждался отчет о
стрельбе No 13. Еще три стрельбы проведены, все на "отлично", отчеты
командир подписывал на ходовом мостике. Залихватская травля набирала темп.
Вспоминались проказы каких-то дим, юрок и женек, имевших военно-морские и
аграрно-технические прозвища. Гость явно тяготился травлею, подавленно
смотрел на носки своих ботинок, досадливо улыбался, нетерпеливо ерзал. Все
проказники, как догадывался Олег, учились некогда вместе с обоими
каперангами. Все они, эти юрки, димки и женьки ("Хомут", "Маркиза" и
"Крюйс") умели пить чуть ли не из бочки, с громким успехом волочились за
девицами и о своих похождениях оставили краткие воспоминания, выцарапанные
на стенах гауптвахт Балтики, Севера и Дальнего Востока. -- ...А Хомут свое
тянет, приходи да приходи вечерком в "Золотой Рог". Ладно, отвечаю, приду,
но с условием: девочки будут?.. (Командир -- и "девочки"? Ну, чем не
хохма?.. Олег не удержался, хмыкнул.) Будут, отвечает он уверенно. И что ты
думаешь? Прихожу и вижу: семьдесят пять девчонок за банкетным столом! Весь
кордебалет Большого театра приволок, театр тогда на гастролях во Владике
был. Семьдесят пять! Пресновато получалось у командира, подумал Манцев. Нет
размаха, нет деталей, оживляющих повествование. Командиру бы походить в
каюту No 61, послушать, поучиться травле. Или сейчас разрешить Олегу
показать свое искусство. Оба каперанга окарачь выползли бы на палубу,
сломленные хохотом. -- Пожалуй, столько они в гастроли не берут, -- возразил
нетерпеливо гость и посучил ногами. -- Оставим балетную труппу. Да и не мог
Юрка закатывать званые ужины в "Золотом Роге". На него не похоже. -- Ну уж,