сейчас, на ложе скорби, зависеть от него самой своей жизнью. В результате
созерцание себя в зеркале стало делом мучительным: теперь словно бы только
один глаз искал там признаков взросления, другой же, и все более
внимательный, заглядывал внутрь, с надеждой, что его обладатель навсегда
останется таким, как сейчас.
кровати полуосыпавшиеся розы. - Боюсь, это последние, вялые - даже пчелы
потеряли к ним интерес. А вот еще тебе осенняя примета - лист платана.
чокнулись алтеем и пили чай из двухсотлетних чашек. Рандольф изображал
разных людей. Чарли Чаплин получился у него как живой, Мэй
Уэст[*Американская актриса] - тоже, а когда он зло спародировал Эйми, с
Джоулом сделался припадок, такой, когда смех становится для самого себя
затравкой; и Рандольф сказал ха! ха! сейчас он покажет кое-что действительно
смешное.
направился было в коридор; потом отпустил ручку двери и обернулся. Но
уговор: когда покажу, не смеяться.
Улыбка стекла с лица Рандольфа, как растаявшее масло, и, когда Джоул
крикнул: "Давай, ты же обещал", он сел, сжал круглую розовую голову между
ладонями и устало ответил:
Рандольф, явившийся к нему с "Макбетом", которого они собирались читать.
дух: голенастая и независимая, вышла из стены Айдабела и уселась в качалку.
такую забывчивость, ничего противоестественного в этом не усмотрел:
как-никак она была одной из тех, кто сгинул, когда утонул в земле дом, из
тех, чьи имена занимали прежнего Джоула, и теперь на покоробленных пятнистых
октябрьских листьях читались ветром. Тем не менее, Айдабела вернулась -
призраком, быть может, но вернулась сюда, в комнату: Айдабела-хулиганка,
обстреливавшая камнями однорукого парикмахера, Айдабела с розами, Айдабела с
саблей, Айдабела, которая призналась, что иногда плачет: вся осень была в
листе платана, и рыжий цвет ее волос в его цвете, и ржавый грубый тон ее
голоса в его ржавом черенке, склад и образ ее лица в обгрызенном контуре.
почтовым штемпелем значилось: "Миссис Колли сводная сестра, а он баптистский
священник. Прошлое воскресенье я ходила по церкви с тарелкой! папа и Ф
застрелили Генри. Они засадили меня сюда на всю жизнь, зачем ты Спрятался?
пиши АЙДАБЕЛЕ ТОМПКИНС".
баптистскому священнику, а с мисс Глицинией. Он передал открытку Рандольфу,
а тот предал ее огню: Айдабела и сборщики хлопка скукожились, и в этот миг
он готов был рукой пожертвовать для их спасения, но Рандольф уже надел
золотые очки и начал: "Первая ведьма. Когда средь молний, под дождем
сойдемся снова мы втроем?", и Джоул улегся и стал слушать, уснул и проснулся
с криком, потому что лез по дымоходу за Айдабелой и вместо нее были только
дым, небо. "Ну тихо, тихо", - произнес Рандольф, медленно и негромко,
голосом, подобным гаснущему свету, и он радовался за Рандольфа, милосердие
Рандольфа его обнимало, ему было покойно.
всегда небезопасно показать человеку свое чувство или степень
осведомленности; в случае, например, похищения, которое он часто воображал:
лучшая защита тут - не показать похитителю, что ты угадал в нем такового.
Если единственное оружие - скрытность, то злодей - ни в коем случае не
злодей: улыбайся до самого конца.
Многогранный, как глаз мухи, ни мужчина, ни женщина, существо, у которого
одна личность отменяет другую, маленький склад масок - кто он, что он такое,
Рандольф? Икс, контур, который закрашиваешь цветным карандашом, чтоб придать
ему реальность; идеальный герой: любая его роль - твое творение. В самом
деле, можно ли представить себе его одного, без зрителей, без слушателей?
Нет, он тут же становится невидим, невообразим. Но такие, как Рандольф,
оправдывают фантазию, и, появись, допустим, джинн, Джоул непременно попросил
бы его о том, чтобы запечатанные эти дни продлились на сто календарей.
Маленький Свет; по-моему, ты уже окреп - нелепо делать вид, что нет. - В
голосе его звучали настойчивость, энтузиазм, которым Джоул не вполне
поверил, ибо чувствовал, что этот план рожден личными и наверняка
неприятными обстоятельствами, неизвестно какими, но идущими вразрез с
истинными желаниями Рандольфа. И он сказал:
едкие мысли насчет Рандольфа. Досада взяла такая, что захотелось
поссориться; но тем и нехороша зависимость, что ссориться с Рандольфом было
нельзя: что ни говори, любовь безопаснее ссоры, и только тот, кто уверен в
своем положении, может позволить себе и то и другое. И все-таки он готов уже
был вступить в пререкания, как вдруг звук снаружи откинул его назад во
времени.
аккордеоновый наигрыш. - Нет, правда.
самое тяжелое время, когда тебе было хуже всего, она сидела возле тебя с
веером - ты совсем не помнишь?
принесла ему бульон; они не поздоровались, не улыбнулись друг другу, усталое
смущение неудачников сковывало обоих. Но что-то помимо этого было в Зу: она
будто не знала его, стояла и ждала, когда их познакомят.
самой души. Она прислонилась лбом к столбику кровати, и только тут,
внутренне вздрогнув, он заметил, что косынки на шее у нее нет: наклонный
шрам кривился, как скверная улыбка, и разделенная надвое шея лишилась
жирафьей величавости. И какой же маленькой стала она сама, сжавшейся -
словно упадок духа взял двойную дань, взыскал и с плоти тоже: с иллюзией
роста исчезла и звериная грация, и гордость стрелы, дерзкий символ ее
особого сердца.
даже косили, словно обращены были внутрь, прикованы к утешительному видению.
смешком она закинула голову и открыла рот, как ребенок, когда он ловит ртом
дождь. - Нету снегу, - сказала она и так затрясла головой, что масленые
черные волосы зашуршали, как обугленная трава. Глупости это, снег и все
такое. Солнце! Оно всегда!
из-под бульона и стала вглядываться в нее так, словно там была кофейная
гуща. - Я отдыхала у дороги; солнце мне по глазам било, думала, ослепну...
из тех людей, кого в хронике показывают?
день шла, а кажется, не прошла нисколько, сижу, ноги огнем горят, и ни одной
души живой кругом. - Две слезы скатились по ее костлявым скулам и растаяли,
оставив серебристые следы. - Так замучилась - ущипну себя, и хоть бы чего
почувствовала, сижу, сижу в пустыне этой, потом голову подняла, а в небе
Большая Медведица. Потом гляжу, едет большой красный грузовик, фары на меня
наставил - вся как на ладони.
негр на куче арбузов. Из кабины вылез шофер.
руки рыжим волосом заросли; тихонько по траве ко мне подходит и смотрит так
ласково - думаю, пожалел меня, что ноги изрезала, и скажет: поехали,
девушка, с нами на нашей красивой машине.
не твое дело зачем, сказал он и толкнул так, что она покатилась вниз и
приземлилась на спину, беспомощная, как майский жук.
не то башку разобью.
канаву и отрезали ей путь с обеих сторон; оба были в панамах, а один из них
- в матросских штанах и солдатской рубашке; он-то ее и поймал и крикнул
негру, чтобы тот принес ружье.
а шофер разорвал все мое нарядное платье спереди и говорит этим в панамах:
начинайте. Слышу голос Господа через ружейный ствол, говорит мне Господь:
неверную дорогу ты выбрала, Зу, не туда зашла, вкусила от яблока, а оно как
есть гнилое, и Господь смотрел с неба, и утешил меня, когда эти дьяволы
дрыгались, как козлы, и я в позорной своей муке сказала святые слова: Хоть
иду я долиной смертной тени, не убоюся зла, потому что Ты со мной, Господи.
Сказала так, а они, дураки, засмеялись, а Господь мой принял вид того
моряка, и мы с Господом любили друг друга.
Василенко Иван
Русанов Владислав
Жюль Верн
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Прозоров Александр