предмет -- на вечную память, я всех угощу!
для нее жалкий продукт!
вещи, необходимые для будущего отмщения, в свой мешок. Чиклин
поднял Настю на руки, и она открыла опавшие свои, высохшие, как
листья, смолкшие глаза. Через окно девочка засмотрелась на
близко приникших друг к другу колхозных мужиков, залегших под
навесом в терпеливом забвении.
озаботилась Настя.
существо!
занемогшую руку к лежачему на дворе колхозу.
отвернувшись оттуда, еще более поник своей скучающей по истине
головою.
задумавшийся Вощев не согнулся над ним и не пошевелил его из
чувства любопытства перед всяким ущербом жизни. Но активист,
притаясь или умерев, ничем не ответил Вощеву. Тогда Вощев
присел близ человека и долго смотрел в его слепое открытое
лицо, унесенное в глубь своего грустного сознания.
голос весь колхоз пришел с Оргдвора в дом.
колхоз.-- Вы горюйте об нас, а то нам терпежа нет! Инвентарь у
нас исправный, семена чистые, дело теперь зимнее -- нам
чувствовать нечего. Вы уж постарайтесь!
горюн.
имея к нему жалости, но и не радуясь, потому что говорил
активист всегда точно и правильно, вполне по завету, только сам
был до того поганый, что когда все общество задумало его
однажды женить, дабы убавить его деятельность, то даже самые
незначительные на лицо бабы и девки заплакали от печали.
знал, а тоже кончился.
попробуй, пожалуйста, а то он от меня ничего еще не заработал:
я ему тогда добавлю сейчас!
с таким хищным значением, что вся всемирная истина, весь смысл
жизни помещались только в нем и более нигде, а уж Вощеву ничего
не досталось, кроме мученья ума, кроме бессознательности в
несущемся потоке существования и покорности слепого элемента.
туловищем.-- Так вот отчего я смысла не знал! Ты, должно быть,
не меня, а весь класс испил, сухая душа, а мы бродим, как тихая
гуща, и не знаем ничего!
и для собственного сознательного счастья.
выдвинуть в действие его первоначальную силу, Вощев встал на
ноги и сказал колхозу:
жить в эту разгороженную даль, где сердце может биться не
только от одного холодного воздуха, но и от истинной радости
одоления всего смутного вещества земли.
никак нельзя! Заведи хоть радио!..
понесли его на берег реки. Чиклин все время держал Настю при
себе, собираясь уйти с ней на котлован, но задерживался
происходящими условиями.
скорее к маме, пожилой дурак! Мне скучно!
ступай кликни Прушевского -- уходим, мол, а Вощев за всех
останется, а то ребенок заболел.
сказал, что он всю здешнюю юность должен сначала доучить, иначе
она может в будущем погибнуть, а ему ее жалко.
цел был.
поэтому Чиклин сообразил сделать так, что Настю велел нести
Елисею, а сам понес Жачева. И так они, спеша, отправились на
котлован по зимнему пути.
Настя.-- Я к нему скоро в гости приду.
освещение города. Жачев уже давно устал сидеть на руках Чиклина
и сказал, что надо бы в колхозе лошадь взять.
и ездить отвыкли: стоят с коих пор! У них и ноги опухли, ведь
им только и ходу, что корма воровать. Когда путники дошли до
своего места, то увидели, что весь котлован занесен снегом, а в
бараке было пусто и темно. Чиклин, сложив Жачева на землю, стал
заботиться над разведением костра для согревания Насти, но она
ему сказала:
и тепла, а Жачева услал искать у кого-нибудь молоко. Елисей
долго сидел на пороге барака, наблюдая ближний светлый город,
где что-то постоянно шумело и равномерно волновалось во
всеобщем беспокойстве, а потом свалился на бок и заснул, ничего
не евши.
проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и
непрерывно думал о сплошной коллективизации.
сирены поездов, протяжно спускали пар свайные копры, и кричали
голоса ударных бригад, упершихся во что-то тяжкое, кругом
беспрерывно нагнеталась общественная польза.
забуду?-- удивилась Настя.
хорошего не видела.
я их обниму и начну спать. Мне так скучно стало сейчас!
склонившегося Чиклина в усы -- как и ее мать, она умела первая,
не предупреждая, целовать людей.
дышал над телом ребенка, пока вновь не почувствовал
озабоченности к этому маленькому, горячему туловищу.
поднял с порога Елисея и положил его сбоку ребенка.
Обними девочку рукой и дыши на нее чаще.
и чутко слушал дремлющей головой тревожный шум на городских
сооружениях.
пирожных. Больше ему ничего достать не удалось так как все
новодействующие не присутствовали на квартирах, а шиковали
где-то на стороне. Весь исхлопотавшись, Жачев решился в конце
концов оштрафовать товарища Пашкина как самый надежный свой
резерв; но Пашкина дома не было -- он, оказывается,
присутствовал с супругой в театре. Поэтому Жачеву пришлось
появиться на представлении, среди тьмы и внимания к каким-то
мучающимся на сцене элементам и громко потребовать Пашкина в
буфет, останавливая действие искусства. Пашкин мгновенно вышел,
безмолвно купил для Жачева в буфете продуктов и поспешно
удалился в залу представления, чтобы снова там волноваться.
успокаиваясь в дальнем углу барака,-- пускай печку ставит, а то
в этом деревянном эшелоне до социализма не доедешь!..