Чтение 28–й страницы книги ~Триумфальная арка~

Она откинула голову и начала пить. Ее волосы упали на плечи, и казалось,
в этот миг для нее ничего, кроме кальвадоса, не существует. Равик уже раньше
заметил - она всецело отдавалась тому, что делала в данную минуту. У него
мелькнула смутная догадка: в этом есть не только своя прелесть, но и
какая-то опасность. Она была само упоение, когда пила; сама любовь, когда
любила; само отчаяние, когда отчаивалась, и само забвение, когда забывала.

Жоан поставила рюмку и неожиданно рассмеялась.

- Равик, - сказала она. - Я знаю, о чем ты думал.

- Ты уверена?

- Да. Ты почувствовал себя уже наполовину женатым. А я себя - наполовину
замужем. Не бог весть как приятно, когда тебя оставляют у самых дверей. Да
еще с розами в руках. Слава Богу, нашелся кальвадос. Не жалей его. Давай
пить.

Равик налил рюмки.

- Ты замечательная женщина. И во всем права. Пока я был в ванной, я
почему-то не испытывал к тебе особой симпатии. Теперь я восхищаюсь тобой.
Салют!

- Салют!

Он выпил кальвадос.

- Вторая ночь, - сказал Равик. - Она опасна. Прелести новизны уже нет, а
прелести доверия еще нет. Но мы переживем эту ночь.

Жоан поставила рюмку на столик.

- Ты, видимо, знаешь толк в таких вещах.

- Ничего я не знаю. Все одни слова. Да и можно ли что-нибудь знать?
Всякий раз все оборачивается по-иному. Так и сейчас. Второй ночи не бывает.
Есть только первая. А если приходит вторая, значит, всему конец.

- Ах ты Боже мой! Ну куда она нас заведет, вся эта твоя арифметика? Иди
лучше ко мне. Я не хочу спать. Я хочу пить. С тобой. Смотри, там наверху
закоченели голые звезды. До чего быстро замерзаешь, когда остаешься одна!
Даже в жаркую пору. А вдвоем - никогда.

- Можно и вдвоем замерзнуть.

- Нам с тобой это не угрожает.

- Разумеется, - сказал Равик, и она не заметила, как в темноте по его
лицу пробежала тень. - Нам этого опасаться нечего.

- Что со мной было, Равик? - спросила Кэт Хэгстрем. Она лежала в постели,
голова ее высоко покоилась на двух подушках, уложенных одна на другую. Пахло
туалетной водой и духами. Форточка была приоткрыта. Проникавший с улицы
чистый, чуть морозный воздух смешивался с комнатным теплом, и казалось, на
дворе стоит апрель, а не январь.

- У вас сильно повысилась температура, Кэт. И держалась несколько дней.
Потом вы уснули и спали почти сутки. Теперь температура нормальная и все
пришло в норму. Как вы себя чувствуете?

- Я устала. Но уже по-другому. Не так издергана. И боли почти нет.

- Боль еще появится. Но не особенно сильная. А мы уж позаботимся, чтобы
вы легко ее перенесли. Во всяком случае, перемена наступит очень скоро. Да
вы и сами это знаете...

она кивнула.

- Вы меня оперировали, Равик?..

- Да, Кэт.

- Это было действительно необходимо?

- Да.

Он молча ждал следующего вопроса. Пусть лучше спрашивает сама, так легче.

- Сколько мне придется тут пролежать?

- Недели три-четыре.

Она немного помолчала.

- Думаю, это пойдет мне на пользу. Мне нужен покой. Я совсем извелась.
Сама теперь чувствую. Я так устала. Все время пыталась уверить себя в
обратном. Скажите, операция как-то связана со всем этим делом?

- Безусловно.

- И эти кровотечения? Совсем не вовремя?

- Да, Кэт.

- Хорошо, что теперь мне не нужно никуда спешить. Может быть, все к
лучшему. Но встать сейчас... Снова окунуться во все это... Мне кажется, я бы
не смогла...

- Да и не нужно. Забудьте обо всем. Думайте только о самом насущном. О
завтраке, например.

- Хорошо. - Она слабо улыбнулась. - Дайте мне зеркало.

Он взял с ночного столика зеркало и подал ей. Она внимательно осмотрела
себя.

- Равик, вот эти цветы - вы их мне прислали?

- Нет, клиника.

Она положила зеркало на кровать.

- В январе клиники не преподносят своим пациентам сирень. Скорее астры
или что-нибудь в этом роде. К тому же откуда клинике известно, что из всех
цветов я больше всего люблю сирень?

- Здесь известно все. Ведь вы пациент-ветеран, Кэт. - Равик встал. - А
теперь мне надо идти. Около шести зайду снова, посмотрю вас.

- Равик...

- Да?..

Он обернулся. Вот оно, подумал он. Сейчас спросит...

Она протянула ему руку.

- Спасибо! Спасибо за цветы. Спасибо за внимание. Мне всегда так спокойно
с вами.

- Ну что вы, Кэт, что вы! О чем тут говорить... А теперь поспите еще,
если можете. Почувствуете боль - зовите сестру. Я выпишу таблетки. После
обеда зайду снова.

- Вебер, где коньяк?

- Неужели пришлось так трудно? Вот он. Эжени, дайте-ка рюмку.

Эжени нехотя достала рюмку.

- Откуда взялся этот наперсток? - запротестовал Вебер. - Дайте приличный
стакан. Или постойте, вас все равно не дождешься... Я сам.

- Доктор Вебер, я просто не понимаю вас, - огрызнулась Эжени. - Стоит
только прийти мсье Равику, и вы...

- Хорошо, хорошо, - прервал ее Вебер и налил в стакан коньяку. - Пейте,
Равик... Как мадам Хэгстрем?

- Ни о чем не спрашивает. Всему верит на слово.

Вебер торжествующе взглянул на него.

- Видите! А я что говорил?

Равик выпил коньяку.

- Вебер, случалось ли вам хоть раз получать благодарность от пациентов,
которым вы ничем не смогли помочь?

- Еще бы. И не один раз.

- И они верили вам во всем?

- Разумеется.

- А вы что при этом чувствовали?

- Облегчение, - все более изумляясь, ответил Вебер. - Большое облегчение.

- А мне от этого жить тошно. Будто я обманул

кого-то.

Вебер рассмеялся и отставил бутылку в сторону.

- Да, тошно... - повторил Равик.

- Впервые я обнаруживаю в вас нечто человеческое, - сказала Эжени. -
Если, конечно, не обращать внимания на вашу манеру выражаться.

- Вы здесь не для того, чтобы делать открытия, Эжени. Вы больничная
сестра, о чем вы часто забываете! - оборвал ее Вебер. - Итак, все в порядке,
Равик?

- Да, пока, во всяком случае.

- Отлично. Сегодня утром она сказала сестре, что, как только выздоровеет,
отправится в Италию. Вот мы и избавимся от нее. - Вебер с удовлетворением
потер руки. - А там пусть ею занимаются итальянские врачи. Не люблю, когда у
меня в клинике кто-нибудь умирает. Это всегда подрывает реноме.

Равик позвонил у входа в квартиру акушерки. Ждать пришлось довольно
долго. Наконец ему открыл мужчина с лицом, густо заросшим черной щетиной.
Увидев Равика, он придержал дверь.

- Вам чего? - пробурчал он.

- Я хотел бы поговорить с мадам Буше.

- Она занята.

- Не важно. Могу подождать.

Небритый человек хотел было закрыть дверь.

- Если нельзя подождать, согласен через четверть часа зайти снова, -
сказал Равик. - Но уже не один, а с неким лицом, которое она примет при
любых обстоятельствах.

Небритый злобно уставился на него.

- Что это значит? Что вам надо?

- Я уже сказал. Хочу поговорить с мадам Буше. Человек задумался.

- Подождите, - сказал он и захлопнул дверь. Равик оглядел обшарпанную,
выкрашенную коричневой краской дверь, жестяной ящик для писем и круглую
эмалированную табличку с фамилией. Сколько горя и страха прошло через эту
дверь! И все из-за нескольких бессмысленных законов, вынуждавших женщин
обращаться не к врачам, а к коновалам. Разве благодаря этим законам удалось