Чтение 28–й страницы книги ~День денег~

Вот что, - обернулся он к Парфенову. - Я тебя на свою квартиру отвезу.
Двести в час. И чтоб полный порядок.

- Гарантирую.

- Деньги вперед. Сколько понадобится?

- Часа два, - сказал Парфенов.

- Ого! - сказала девушка. - Дядя гигант? - И потрепала Парфенова по
штанам.

- Поехали, - сказал Парфенов.

Он был недоволен. Рассмотрев девушку вблизи, он увидел, что кожа у нее
еще подростково прыщевата, что рот, нарисованный помадой, на самом деле
вдвое меньше, что на ресницах комками лепится дешевая тушь... Оставалась
надежда, что у нее хоть фигура хороша. Да еще промелькнула странная мысль,
что настоящий порок и разврат и должен быть вот с такими вот изъянцами - с
прыщами и фальшивыми губами...

Доехали до улицы Вишневой, поднялись вверх, остановились у пятиэтажного
дома.

- Сейчас рекогносцировку местности проведу, - по-военному выразился
водитель. - (Похоже, он и был отставной военный, прирабатывающий к пенсии
частным извозом, недаром зеленая армейская рубашка на нем - и на красной шее
характерные морщины военно-полевого качества.)

- Между прочим, я тоже двести в час стою, - сказала девушка.

- Ладно, ладно, - ответил Парфенов.

Явился отставник.

- Облом, ребята! Тещу черт принес, стирает, видите ли! Но у меня еще
родная мама есть! - утешил он. - Мы ее сейчас попросим погулять - и нет
проблем. И дешевле будет стоить: сотня в час.

- И частичные удобства? - спросила девушка.

- Удобства все! - весело сказал отставник, гоня машину. - Только в
общем месте, но это разве проблема, когда главное - любовь?

- Коммуналка? - спросила девушка.

- Ну и что? Там комната сорок метров, а потолки - пять!

- Мы там что, летать будем?

- Плачу триста в час, - сказал ей Парфенов. Она его все больше
раздражала. И голос какой-то... Ринит у нее, что ли, или просто насморк? Да
и фигуру он успел косвенно рассмотреть. Ножки худенькие в черных чулочках
из-под короткой юбки высовываются загогулинками, коленочки шишковаты,
свитерочек плоско обтягивает стан.

"Но, может, это опять-таки и лучше?!" - возникла недавняя странная
мысль.

Приехали в центр, на улицу Бахметьевскую, подрулили к двухэтажному
дому, отставник убежал.

И вернулся бодрый:

- Все нормально! Мама, правда, приболела, но она будет за ширмочкой
лежать, не встанет. Ну, может, чего-нибудь скажет, она любит на жизнь
пожаловаться, маразм! Не обращайте внимания!

Девушка хмыкнула, а Парфенов, в уме своем представлявший уже сцены с
нежными девичьими криками и стонами и мужским пламенным рычанием, не хотел,
чтобы старушка это слышала.

- Не пойдет, - сказал он.

- Тогда так, - не унывая, сказал ему отставник. - Стольник в зубы этой
шалаве - и на фиг ее, а я везу тебя туда, куда надо!

- Чего?! - возмутилась брюнеточка.

- Вали, вали! - посоветовал ей отставник, вынул из руки Парфенова
сотенную бумажку, которую тот по его слову достал, сунул девице и открыл
дверь.

Она, ругаясь сквозь зубы, вылезла из машины.

И отставник погнал с лицом вдохновенным и бодрым. Видимо, он был из тех
упертых служак, которые, взявшись за дело, доводят его до конца.

Мигом пролетели они несколько кварталов и остановились возле
обычнейшего девятиэтажного дома.

Мигом отставник залетел в подъезд и мигом вылетел:

- Все нормально, тебя ждут, и выбор есть! Квартира семнадцать,
назовешься Владиком. Я ж забыл спросить, как тебя зовут. Тебя ждать?

- Нет.

- Как хочешь.

И, взяв за труды достаточную сумму, довольный отставник укатил.

Парфенов поднялся на третий этаж, позвонил в дверь семнадцатой
квартиры, назвался Владиком, его впустили.

Впустил мужчина в джинсах и майке, живот нависал на джинсы, от мужчины
пахло чем-то кислым, но потом Парфенов понял, что это запах всей квартиры.

- На сколько? - спросил мужчина.

- Часа на два.

- Обоих?

- Кого?

- Девушек обоих?

- Обоих, - усмехнулся Парфенов.

- Семьсот пятьдесят, - явно наобум сказал мужчина, с трусливой
наглостью глянув на Парфенова.

Но тому неохота было изображать из себя знатока. Он вынул пачку денег,
отлистнул семь сотенных и пятидесятку.

- Туда, - указал мужчина.

(Квартира представляла собой двухкомнатную "распашонку": посредине
кухня и санузел, а по бокам комнаты. Сутенер находился в одной из комнат, а
"обои" - в другой.)

"Обои" эти хоть и были малочисленны, но зато - на любой вкус! Одна,
естественно, блондинка (неестественная), вторая - брюнетка (кажется,
природная). Одна повыше, ближе к топ-модельному стандарту, но, само собой,
статнее, вторая - гибче и мельче, но зато красивенькая, с орехово-зелеными,
подлость такая, глазками.

В комнате был широчайший диван, ничем не покрытый, зеленого цвета, во
многих местах залоснившийся, - и больше почти ничего не было. Ну и
телевизор, конечно, с видеомагнитофоном, оттуда ритмические стоны звучали.
Девушки лежали на диване в мятом полупрозрачном белье, которое должно было
казаться эротичным, в опостылевший телевизор не смотрели, а смотрели так
как-то... в никуда. Вот мужчина вошел - стали смотреть на него. Не старый
еще, хорошо. Не сильно пьяный, тоже хорошо. Одет не сильно круто, тоже
хорошо. Интеллигент, в общем, как они таких называли. Не самый худший
вариант (хотя некоторые из них так распоясываются - почище загулявшего
братана какого-нибудь).

В дверь постучали.

- Не желаете напитков? - спросил мужчина голосом официанта.

- Желаем! - тут же откликнулась блондинка.

Слово ее произвело неожиданное действие. Мужчина влетел, поставил
наскоро на пол поднос с бутылками и какой-то дрянью закуской, подскочил к
блондинке, схватил ее за ухо и стал крутить с криком:

- Я тебе сколько говорил, подлюка! Ты к концу дня опять лыка вязать не
будешь? Работать я буду за тебя?

- Я пошутила! - верещала блондинка.

- То-то, - сказал мужчина, вытирая пальцы о штаны. А потом нагнулся и
что-то пошептал ей в наказанное покрасневшее ухо. Она кивнула.

Все это выглядело как дело семейное, обычное, при котором посторонних
не стесняются, поскольку они, войдя сюда, тут же как бы становятся членами
семьи. И именно поэтому мужчина сказал Парфенову совершенно по-свойски:

- Ей не давать, заметано?

- Ладно, - кивнул Парфенов.

Мужчина вышел.

Повисла пауза.

Всем было скучно. Ни Парфенову, ни девушкам не хотелось начинать того,
ради чего они были здесь.

Вдруг блондинка вздохнула, разделась (такими бытовыми движениями, как в
бане раздеваются), легла на спину, резко подняла вверх ноги и брякнула их,
раскидывая, о постель так, что та вся заколыхалась. Ее подруге это
показалось почему-то очень смешно, она аж повалилась от смеха.

Полежав так некоторое время, блондинка поднялась, села и сказала:

- Мущин, а мущин! Налей полстакашка, а? У меня день рожденья сегодня, а
он даже в день рожденья меня оскорбляет!

- И мне немножко! - просюсюкала черненькая.

Что ж, налил им Парфенов винца, а себе - водки. Чокнулись.

- Юля.

- Галя.

- Пал Палыч.

Девушки, выпив, закусили дольками соленых огурцов, а Парфенов выбрал
апельсин.

Ему тепло стало и хорошо.

Намеревался он совсем другое делать: раздеть этих шлюх, излапать их,
изнасиловать, унизить словами и движеньями, довести до того, чтобы пощады
запросили.

И - расхотел.

И - сидят выпивают (он вдогонку тут же еще выпил), разговор завязался.

- На улице такая прелесть! Золотая осень! - сказала Юля. - А этот сучец
нас даже погулять не выпускает. Собак и тех выгуливают.

- Хочу собаку, - печально сказала Галя. - Чтоб меня любила, а других
грызла.

- А поедем на природу! - сказал Парфенов. - Недалеко, в пригород.
Постоим, воздухом подышим, осенним лесом полюбуемся. А?

Девушки переглянулись.

- Я оплачу!

- Нет, - сказала Юля. - Он не разрешит.

- Жаль. На природе, знаете, думается хорошо. О себе. О жизни.

И Парфенов взял да и рассказал этим девушкам о себе и о жизни, о том,