должен закончить. Он собрал инструменты, отмыл мастерок и приготовился
уходить. И только теперь, в этот поздний час, стоя в сумеречном свете
уличного фонаря, он сообразил, что забыл зажечь обогреватель. Руки его
просто вопили от холода.
пламя до тусклого свечения. Оставить его тут - безопасно: он может гореть
всю ночь, и свежий раствор не перемерзнет.
Рокко, Мария; не с женщиной, а с Рокко Сакконе, мужчиной. И спал он
хорошо; не падал ни в какие черные бездонные пропасти, никакие
зеленоглазые змеи не ползали через его сны.
его дело.
работу. Он выписал его на бланке Отеля "Скалистая Гора". С грамотностью у
него было не очень хорошо, и он знал это. Он написал просто: Работа -
40.00 долларов. И подпись. Половина этой суммы уйдет за материал. Он
заработал двадцать долларов.
попросила чувствовать себя как дома. Он поблагодарил ее за обогреватель.
Он был рад поработать у нее в доме. Суставы его не так замерзли, как
раньше. Ноги овладели блестящим полом. Он уже предчувствовал мягкий диван,
еще не сев на него. Вдова с улыбкой отмахнулась от благодарностей.
смеяться, но восторг от того, что ее рот выговаривает его имя, все-таки
вырвался. Огонь в камине горел жарко. Его мокрые башмаки стояли так близко
к нему. Горько пахнувший пар поднимался от них. Вдова что-то делала у него
за спиной; он не смел оглянуться. Он снова потерял голос. Вот эта сосулька
во рту - это его язык: двигаться не хочет ни в какую. Это биение у него в
висках, такое горячее, что кажется, будто все волосы в огне, - это
колотится его мозг: слов ему он не дает. Симпатичная Вдова с двумя сотнями
тысяч долларов в банке назвала его по имени. Сосновые поленья в очаге,
шипя, плевались смолой. Он сидел, уставившись в пламя, а лицо расплывалось
в улыбке; он потирал большие руки, и кости его потрескивали от радости. Он
не пошевельнулся, зачарованный беспокойством и восторгом, мучимый утратой
дара речи. Наконец, опять сумел заговорить.
вестибюля доносились шаги, и он повернулся и снова устремил свои блестящие
взволнованные глаза в огонь. Она вошла с подносом, на котором стояли два
бокала и бутылка.
сверкнули бриллианты. Увидел ее основательные бедра, плавные обводы
фигуры, изгиб ее женственной спины, пухлую грацию руки, когда она наливала
ликер из побулькивавшей бутылки.
очень хорошо понимая, что это, что это за напиток цвета его глаз, что за
напиток, которым богатые женщины смягчают себе горло. Потом сообразил, что
она говорила с ним о его имени. Кровь у него дико вскипела, набухая на
горячей, разрумянившейся границе лица.
что-то смешное по-американски, хотя и не собирался. Ликер оказался малагой
- сладким, жарким, крепким испанским вином. Сначала он отхлебывал из
бокала осторожно, а потом хватанул все залпом с решительным крестьянским
апломбом. В желудке стало сладко и горячо. Он причмокнул и провел большим
мускулом руки себе по губам.
выскакивали от восторга, когда вино, смеясь, лилось в его протянутый бокал.
бумагу.
усыпанными драгоценностями, а он наблюдал за ней, задыхаясь от
наслаждения. Наконец, шнурок подался, и бумага внутри встопорщилась, будто
в ней зашевелились маленькие зверьки. Подарком была пара ботинок. Она
протянула их ему, по башмаку в каждой руке, и увидела, как огонь заиграл в
его бурливших глазах. Перенести он этого не мог. Рот его искривился от
недоверчивой пытки: откуда она знает, что ему нужны башмаки? Он замычал,
отказываясь, он раскачивался на диване, он запускал свои корявые пальцы в
волосы, он пыхтел, натужно улыбаясь, а затем глаза его исчезли в лужицах
слез. Снова рука его потянулась наверх, провела по лицу и выдавила влагу
из глаз. Он нашарил карман, извлек хрустящий красный платок в горошек и
прочистил ноздри быстрой хрюкающей очередью.
думала, вы обрадуетесь.
покупаю.
предложил ему отвлечься. Он осушил его, встал, наполнил и осушил снова.
Она подошла и положила руку ему на плечо. Он заглянул ей в лицо, в ее
сочувственную улыбку, и опять слезы потоком поднялись из него и прихлынули
к щекам. Его терзала жалость к самому себе. Такое смущение! Он снова сел,
уперев подбородок в сжатые кулаки, закрыв глаза. И надо ж такому случиться
со Свево Бандини!
Правый слез с чавкающим звуком, обнажив серый носок с дырками на пальцах
- большой высовывался, красный и голый. Зачем-то он им пошевелил. Вдова
рассмеялась. Ее веселость пролилась ему бальзамом на рану. Унижение его
испарилось. Рьяно взялся он за снятие второго башмака. Вдова потягивала из
бокала вино и наблюдала за ним.
их, ощутил их холодную мягкость. Отче наш на небеси, что за ботинки! Он их
зашнуровал и встал на ноги. Он мог бы и босиком наступить в мохнатый
ковер, такими мягкими они были, такими дружелюбными у него на ногах. Он
прошелся по комнате, пробуя.
вычеркну из счета. - Это было неуместно. На лице ее читалось ожидание и
разочарование, которого он и представить себе не мог.
перед собой ноги. Она рухнула на противоположный конец дивана. Устало
попросила его налить ей. Он поднес ей бокал, и она приняла его без
благодарности, ничего не говоря, а только отхлебывая вино и вздыхая со
слабым раздражением. Он чуял ее напряженность. Вероятно, он сидит здесь
уже слишком долго. Он встал, собираясь уходить. Смутно он ощущал ее
тлеющее молчание. Челюсти ее были крепко сжаты, губы превратились в
тоненькую ниточку. Может, она заболела, может, ей хочется побыть одной. Он
подобрал с пола свои старые башмаки и засунул под мышку.
работа...
превосходный работник, Свево. Я очень удовлетворена.
заметила, как он уходит. Он взялся за ручку и повернул ее.
куча камней на заднем дворе, слева от дома. Не взглянет ли он на нее перед
уходом?
округлыми бедрами по вестибюлю на заднее крыльцо, посмотрел на кучу камней
из окна - две тонны плитняка под снегом. Немного подумал и предположил: с
этим камнем можно много чего сделать - выложить тротуар; обнести сад
низкой стенкой; построить солнечные часы и садовые скамейки, фонтан, печь
для мусора. Ее лицо было мелово-бледным и испуганным, когда он отвернулся
от окна и задел плечом ее подбородок. Она выглядывала в окно из-за его
плеча, почти не дотрагиваясь. Он извинился. Она улыбнулась.
улыбнулась:
не вспомнит? Что-то... что-то... что-то... - она прищелкивала от
напряжения пальцами и задумчиво покусывала губу. Они вернулись в комнаты
по узкому вестибюлю. У первой двери она остановилась. Нащупала ручку. В
вестибюле стоял полумрак. Она толкнула дверь.