ужто возле своего берега пропадать...
губитель. Слепых тебе водить. Ведь околеваем мы...
в клубок, как собаченка, лежал на бриллиантовом снегу, скулил. Николай с
Илюшиным не попадали зуб на зуб, корчились от стужи. Лука подпрыгивал,
ругался, клял судьбу. Илюшин вскочил, перевернулся, опять упал и запла-
кал, что-то бормоча. Николай Ребров поймал ухом, что похожий на мальчиш-
ку писарек прощается с белым светом, с матерью, и тоже заплакал, но ти-
хо, скрытно, горько:
бреду.
Пейпус-озера выжидающе белел.
тевшим голосом проговорил он. - Молись.
городица... Детушки, жана...
щеки.
бане веником, четверо путников зашагали на огни. И только тут, в этот
судный миг, каждый понял до конца, каждый оценил по-своему, что такое
жизнь, что такое гибель, и из гибели в радость, из смерти в жизнь устре-
мился каждый.
как едва различимые искорки все шире, все ярче зажигают душу путников, и
в их остуженной крови вспыхивает и трепещет великая радость бытия.
Только теперь Николай вспомнил вслух:
в гибель, в смерть, на тропе лежащий.
миновала облако и лицом к лицу столкнула беглецов и берег. И вдруг все
четверо в один страшный крик:
тела широкой рекою гладь воды. Потрясенные, в диком ошеломлении смотре-
лись путники в холодное отражение луны.
шапка полезла на затылок. - В жизнь не попасть... Давайте всем миром
гайкать... Авось лодку подадут.
воде, ощупывая жердью дно:
нало, а лед осел...
луна расплескалась на тысячи головастиков и змеек, пустившихся в сереб-
ряный скользящий пляс. Вода не глубока, едва хватала до колен, промерз-
шие в лед ноги удивились обнявшему их мокрому теплу.
луны трогал голубым взрыхленные сугробы на опушке. И так стремилась душа
в этот родимый лес, к русским медведям, к русским лешим, к убогим избам
с тараканами и вонью, к румяным молодицам, к девкам, к покрытым седым
мохом мудрокаменным древним старикам. Лететь бы, лететь с граем, с кри-
ком, как желторотая стая воронят!
закрестились, вздохнули полной грудью. Лука, на радостях, тотчас же пос-
ле молитвы матюгнулся, погрозив кулаком за озеро:
вылетела непонятная гугня:
доре, ноги то холодели, то вспыхивали, будто раскаленные иголки жалили
их, как пчелы. Люди зашевелились, заметались. Потрескивая сучьями, шари-
лись по лесу, искали деревню, деревня провалилась. Кто-то упал во тьме,
кто-то кричал:
вели костер, - не здесь, не там, неизвестно где, - должно быть, сушили
рубище, прогревали тело, палили огнем, жгли сердце, кости, кровь, оттаи-
вали замерзшую душу и глаза, но глаза смежались, душа смыкала крылья, а
лунные лучи, в обнимку с лучами лесного мрака, плели крепкий, трудный
сон.
лением. Они ли это, недавно бодрые, сильные, хорошо одетые, с поклажей
за плечами?
Лука Арефьич, борода его с правой стороны опалена, лицо, как и у прочих,
в саже, в тепле. - Как-никак, а половина наших людей загибла, - опять
сказал Лука и засопел.
галы - пошли искать деревню. А до деревни всего сажен пятьдесят. Леший
ее, что ли, накрыл вчера шапкой-невидимкой?
Илюшиным - в избу побогаче.
тый, в синих домотканных портках и рубахе. - По миру, что ли, собираете?
Бог подаст, нет у нас ничего!.. Ступайте со Христом.
ему этот седой с прозеленью дед. Он шагнул к нему и обнял:
бята, коли так... Эй, бабка!..
гун.
билась рукой и завсхлипывала. - Ой, не видали ли там моего Кузеньку,
Юденич-генерал забрал его?
хоре в таком... Всех перемело-перекрутило... Хвиль-метель...
служить. Удозорили, выволокли, да на березу... Ой, ой, - старуха закрес-
тилась.
нен здесь, на погосте...
поплачем...
Слышь, старуха!.. Ребята-то устали, поди есть хотят... Дай-ка молочка...
Хлеба-то нету...
молочка, да картошечки...
не: разморило, бросало в сон.
дут хлебца-то. Тут есть, которые справные хрестьяне... Ничего, тебе по-
дадут... И мы с старухой пожуем... Иди, милый... - Егоров ушел. Дед
скрипел: - А коровка у нас есть, это верно. Отелилась... Да, да. Бычишку
принесла, а надо бы телку. Это верно... Что ты будешь делать? А коня
Юденич слопал... Нету лошадушки, безлошадные мы... Это верно. В ками-
тетской бедноте... Плохая жизнь по Руси пошла, плохая. Наказал гос-
подь... Да. Все сулят лучше. И Ванька из Красной армии пишет: жди, отец,
улучшенья... А плохо же, плохо кругом. Не глядели бы глазыньки мои...
любопытно окидывает деда взглядом, шепчет:
святыми упокой... Как звать-то? С святыми упокой рабов божьих...