Чтение 28–й страницы книги ~Время Оно~

мог подняться с земли и жалобно просил живота. От такого сраму пришлось
самому Долболюбу покинуть Многоборье и пристроиться в убогое по тем
временам кривлянское воинство. Там-то он, конечно, был всех сильней:
кривляне народ мелкий.

Сейчас же Долболюб, судя по золоченым наплечникам, дослужился до
воеводского звания. От настоящего воеводы в нем только и водилось, что
черная борода, заплетенная в мелкие косички. Косички торчали во все
стороны, словно в подбородок Долболюбу вцепился редкостный зверь дикобраз.

Воевода качнул дикобразом, и один из пеших кривлян стеганул степного конька
хворостиной. Жихарь растерялся, не сообразив пока, что делать, но умный и
верный конек не тронулся с места. Другой доброхот потянул конька за
уздцы...

- Эй, вы! - рявкнул Жихарь, и голос его легко перекрыл одобрительный галдеж
палаческого отряда. - Кто велел чинить на Многоборье суд и расправу без
княжеского дозволения? Здесь покамест не кривлянская земля!

Воевода повелительно двинул рукой, его приспешники замолкли и расступились.

- Была многоборская земля, да вся вышла! - сипло сказал Долболюб. - А вот
кто это у нас такой горластый выискался? Покажись!

Жихарь степенно вышел на дорогу.

- Я - Джихар Многоборец, слабому защита, сильному беда! - объявил он и
подбоченился.

Кривляне захохотали. Жнхарь сообразил, что сейчас он, такой - в паутинной
кольчуге, с нелепой деревяшкой в руке, - никак не похож на грозного витязя.
Богатырь взмахнул мечом-разумником, надеясь, что Симулякр покажется в своем
настоящем обличье. Но деревяшка вырвалась у него из руки, полетела вперед,
сверкая багрецом на закатном солнце, перерезала веревку, свисавшую с
дубовой ветки, поворотила назад, снова вернулась в хозяйскую десницу и
только там из двойного метательного ножа стала прежней деревяшкой.

Сочиняй-багатур не растерялся, пал в седло, и конек, пришпоренный пятками,
прыгнул через головы палачей и понес всадника по лесной дороге.

Долболюб ринулся было в погоню, но конь воеводы, узрев стоящего поперек
дороги богатыря, захрапел и стал припадать на задние ноги. Воевода взмахнул
плетью, хотел ожечь чужака. Навстречу плети полетела другая плеть, ремни
переплелись, Жихарь несильно дернул свою на себя - и грозный Долболюб, как
встарь, полетел на землю.

- Колдун, колдун! - зашумели кривляне. - Воевода, у нас такого уговору не
было, чтобы с колдунами воевать! Сам воюй!

- У-у, хлебоясть! - погрозил своим воинам поднявшийся воевода. На Жихаря же
он смотрел теперь с каким-то сладким почтением.

- Чего ты сразу гневаешься, добрый человек? - спросил он. - Мы степного
грабителя поймали. Сам посуди - льзя ли его не повесить? Мы вам же пользу
делаем. Разве многоборцы его помилуют?

- Княжна решит, - высокомерно сказал Жихарь. - Убирайтесь с нашей земли.

Тут Долболюб кинул взгляд на деревянный Симулякр - и снова осмелел.

- Да кому нужна ваша земля? - спросил он. - Чего с нее взять? Разве что
сопли твои?

- Для такого, как ты, и соплей жалко, - не сморгнул глазом Жихарь. - К тому
же многоборцы кривлян всегда били, а наоборот никогда не было...

- Ха! - радостно вскричал Долболюб. - Ты, парнюга, видно, шатался где-то и
ничего не знаешь? Да третьего дня ваш хваленый Невзор от наших героев еле
ноги унес на Собачьей заставе! Первым коня заворотил! Да и на коне-то едва
усидел! А я-то на него в свое время столько сил потратил, воинской службе
обучаючи, да, видать, не в коня корм. Сглазили вашего Невзора, изурочили
добрые люди!

Богатырь похолодел. Славу его кабатчик, конечно, присвоил, а личной
доблести и силы он ему не закладывал. Теперь даже Долболюб - да что
Долболюб! - всякий кривлянский отрок может запросто его одолеть. Пока слава
держалась, враги не осмеливались переступать древние рубежи, а теперь край
без защиты...

- Подумаешь, - сказал он. - Невзор, поди, все еще болен, с самой осени ведь
пластом лежал...

Выходило, по Жихаревым словам, что сам он уже вполне согласился с наличием
самозванца - вон, гляди, защищает его...

- Да и помимо Невзора есть кому оборонить Многоборье, - добавил он и
вопросительно поглядел на Симулякр. Но Умный Меч в спорах участвовать не
пожелал и не перевоплотился ни во что грозное и неодолимое.

Потихоньку осмелели и прочие кривляне. Кто-то выкрикнул:

- Да что с ним толковать, со щербатым да бритоголовым! Он, поди, сам из
Степи! Вот и повесить его заместо утеклеца!

И стали кривляне мелкими шагами приближаться к своему предводителю. Мечи
прятали за спинами. Двигались дугой, норовя обойти странного чужака.

И драться было не с руки - не для того его Беломор готовил, - и не драться
нельзя: совсем обнаглеют и пойдут на Многоборье большой войной...

Тогда богатырь вытащил из-за пазухи платок, подаренньтй любимой княжной,
развязал один из четьуех узлов и...

...И чуть не полетел на землю - с такой силой хлынула из освобожденного
угла озерная вода. Жихарь устоял, посильнее перехватил угол рукой, чтобы
струя била дальше и сильнее.

Жихарь устоял, а воевода Долболюб как раз и грохнулся, подставив свой отряд
под убойный поток. Богатырь водил струёй туда-сюда, опрокидывая кривлян,
забивая им глотки водой. Где-то под ногами возился поверженный воевода - на
его панцире даже осталась заметная вмятина.

"Ты гляди, что творится! - восхищался Жихарь. - Какое я себе новое оружие
добыл! Таким оружием хорошо бунты с мятежами разгонять - и крови не
прольешь, и горячие головы охолонут!"

- Сейчас резать вас на мелкие части струёй буду! - пообещал он противникам
и сжал влажную ткань еще крепче.

Кривляне по собственным телам поняли, что враг не шутит, начали
разбегаться, теряя последнюю честь и оружие. Самые догадливые сдвинули щиты
на спину, чтобы не так больно было. Долболюб, словно каракатица морская,
отползал грудью вверх. Хрипел только знакомые слова:

- Живота! Живота!

Богатырь напоследок стеганул его струёй по причинному месту, потом отошел,
разжал кулак и стал завязывать узел. Сам при этом облился с головы до
подметок.

- Вот так-то! - сказал он. И, припомнив древнюю легенду, добавил: - В моем
возрасте на границе по Рио-Гранде неприлично числить за собой одних
мексиканцев!

Такие страшные слова окончательно добили кривлян с воеводой.

Грязь под ногами противно хлюпала и чавкала. Богатырь отошел в сторонку и
начал стягивать через голову паутинную кольчугу, чтобы выжать ее досуха,
поскольку мало радости будет ночью в мокрой одежде. Симулякр он положил на
землю.

Дикий гортанный вопль раздался сзади, и почти такой же вопль откликнулся
ему спереди. Богатырь поспешно натянул кольчугу назад, чтобы освободить
голову.

Воевода Долболюб лежал в нескольких шагах от него, сжимая в руке толстое
копье с широким зазубренным лезвием. Из правой глазницы воеводы торчала
стрела, а из леса выезжал на коне, издавая переливчатый боевой клич,
Сочиняй-багатур.

- Совсем плохой, совсем глупый, - сказал степной витязь, остановив коня. -
Спина повернулся, глаза тряпка закрыл - тебя нагайка учить надо, разве отец
не учил?

- На то умные люди и созданы - нас, дураков, учить, - ответил наконец
Жихарь.

- Твой куда идет? - спросил багатур. Большое и круглое лицо его было все в
синяках и шишках, узкие глаза совсем заплыли - как он только прицелиться
сумел?

- В город Вавилон, - честно ответил Жихарь.

- Сам давно туда собиралась, - сказал певец. - Оба-двое пойдем?

- Нельзя, - вздохнул ?Кихарь. - Не велено мне туда спутников брать.

Он хотел добавить, что дело-то уж больно опасное, но вовремя спохватился,
что такие слова могут только раззадорить настоящего воина - а Сочиняй
оказался именно таковым. Другой бы на его месте давно бы уже от радости до
Степи доскакал, а то и далее. Поэтому богатырь сказал:

- Направляюсь туда по обету, поклониться могучему царю Вавиле. Нельзя мне
ни спутника завести, ни рожи умывать, ни мясного вкушать, пока не дойду. А
идти-то мне полагается пешком! А через каждые сто шагов полагается мне
вставать на колени и хвалу возносить ихнему халдейскому идолу триста
тридцать три раза, ни единожды не сбившись. Надеюсь до седых волос
добраться...

- Какой строгий обет! Шибко строгий! Только рожу не мыть легко, а без мяса
совсем пропадай!

Степняк соскочил с коня, обшарил воеводу, вытащил кошель, кинжал, с
сомнением поглядел на тяжелые латы, взвесил на руке не достигшее цели
копье. Монеты из кошеля поделил на две равные кучки. Потом так же деловито
принялся развязывать брошенные кривлянами заспинные мешки.

- Еда много! Еда вкусно! - провозгласил он. - Иди сюда - пировать будем,
брататься будем...

- Будем, - согласился Жихарь. - Лишний побратим еще никому не помешал.

Он тоже осмотрел содержимое вражеских мешков, натянул чужую сухую рубаху.
Она оказалась длинная, до пят - тогда богатырь и штаны определил на
просушку.

Потом он грыз у костра вяленую рыбу и проклинал себя за опрометчивые слова
насчет мясного воздержания. Но не представать же перед новоявленным
побратимом как лжец и клятвопреступник!

- Мой, пожалуй, раньше твой Вавилон буду, - сказал, насытившись,
Сочиняй-багатур. - Мой такой глупый обет не давал.

Не стал уж ему говорить Жихарь, что находится Вавилон далеко-далеко - и не
столько по расстоянию, сколько по времени.