Сложная задача? Сложная. Но прогресс (слово отозвалось в голове
свистом серпентария - прогрес---)! Наука умеет многое. И ей это
удалось. Нам удалось. Мне. Удалось банальный гноеродный микроб
стрептококк сделать неукротимым, свирепым, бешенным. Достаточно
грошовым пульверизатором разбрызгать десять граммов культуры в этом
славном древнем зале - и к завтрашнему вечеру присутствующие будут
представлять собой куски зловонной разлагающейся протоплазмы. А в
последующие сутки умрут контактировавшие с вами. Зато на третий день
микроб вернется в неактивное состояние, и войска - освободители войдут
в город, неся уцелевшим, если таковые найдутся, свободу, равенство и
братство.
понимает по-русски. Ничего, растолмачат.
Тонны культуры готовы к употреблению. В любое время - через год,
неделю, сейчас. О нет, не волнуйтесь, Таллину ничего не угрожает -
пока. Обработке подвергнутся страны побольше. Еще больше. От моря до
моря, от океана до океана.
микрофона погасла. Ничего, он уложился.
я не могу принять присужденную мне награду. Поздно. Лет десять
назад...
Кольнуло, ровно клопик укусил. Вот, значит, как это делается...
вырывался. Зачем? Он все сказал. Дикси. - Многоуважаемый лауреат
переутомился, - никакого желания возражать не было. Даже отрицательно
покачать головой. Даже перевести взгляд. - Последнее время господин и
госпожа Вабиловы работали на пределе человеческих сил. Работали
сутками с благородной целью - защитить человечество от ужасов
бактериологической войны. Да, кое-где вынашиваются такие планы. Я не
уполномочен заявлять конкретно. Но всем присутствующим ясно, откуда
исходит угроза. Чувство огромной ответственности, исключительной
важности результатов исследований были бы непосильны для большинства
людей, но господин Вабилов работал с феноменальным упорством, отдавая
всю мощь интеллекта на благо России, всего человечества. И, поверьте
мне, достиг многого. Но кошмары возможного применения противником
антигуманного оружия продолжали его мучить, и вот сегодня, в день
триумфа, когда господин Вабилов позволил себе, наконец, расслабиться,
они настигли его. Небольшой отдых, и...
приятно. Настоящее блаженство.
мокро. Фу, неудобно...
в воздухе, на ум пришла иллюстрация из "Нивы" - санитары выносят
раненого с поля боя, но он сам же удивился сравнению: какого боя? Ведь
так хорошо!...
успокоить жену.
и негодования.
трансляцию с нобелевской церемонии, погасла вместе с зеленым глазом
настройки.
то, как это отразится на его, Гагаринской карьере. Умница, хоть и
дура.
будет повторить этакое. Ты отдохни, - повторил он.
чаще и чаще он ложился заполночь, и она привыкла к этому. То есть не
привыкла, но притерпелась, правда, стала больше есть сладкого, набрала
вес, но такова, похоже, судьба всех жен людей власти.
Возмутительнейший случай. Беспрецедентная наглость зарвавшихся
индивидуалистов. Что-нибудь в этом духе. Предварительной цензуре в
России - быть. Завтра сенат утвердит временное положение. Сенату
многое, многое придется утвердить, - Гагарин постучал по дереву. Он не
был суеверным, но - на всякий случай.
Североморск, оттуда с минуты на минуту должен был отправиться отряд
дирижаблей.
дирижабли поднимаются в воздух. Перелет через Северный полюс.
Американцы и помыслить не могут о возможности атаки с севера, все их
силы стянуты к Атлантическому побережью. То-то удивятся.
солдат.
козырьку форменной фуражки. Нынче я барин.
аристократичность, служащие носили подобие ливрей, и Семен чувствовал
себя опереточным самозванцем, Мойше в гостях у графа, с переодеваниями
и фарсом в антракте.
чувствовал себя дома. А где чувствовал?
пытаясь понять, есть ли у него подобные дела. Сесть и написать
завещание: "Находясь в трезвом уме и здравой памяти, я, Семен Блюм..."
Завещать-то особенно нечего. И некому.
тебе, дружок, позаботятся. Соседка, которая в его отсутствии
присматривала за котом, не даст пропасть красавчику. Он открыл
холодильный шкаф, поискал на полках. Пакет молока был третьедневный,
но Барсик не побрезговал, начал лакать.
никаких архивов, теорем на полях книг, рукописей.
стопочка, от близких из России.
было мало, хорошего еще меньше, но хуже всего - что писем в последнее
время не было вообще.
документов, но единственное, что он мог сделать для тех, кто ему писал
- это порвать листы руками. Писались письма ему, и Семену не хотелось,
чтобы кто-то иной интересовался ими. Хотя вряд ли найдется такой.
Просто - выбросят.
письма, почесал урчащего кота за ухом и решил, что все дела улажены.
Пора ехать на пристань, где его ждет старушка "Маккаби".
быстрым движением вонзила иглу под кожу. Евтюхов поморщился. Устал он.
Ему бы тишины, покоя, отлежаться. Все эти уколы - зря. Докторам
почему-то кажется, что без уколов нельзя. Вовсе ему и не плохо, просто
какое-то ощущение грязного в животе и у поясницы. Словно крысиное
гнездо там.
эфиром. От запаха голова кружилась, казалось, он все еще едет - на
паровичке, мерно убаюкиваемый пружинными растяжками, на поезде, в
санитарном вагоне, другие раненые и стонали, и матерились, он среди
них стал чувствовать неловкость за то, что без боли живет, потом, на
вокзале, когда выносили его на носилках, кто-то в спину прокричал гада
и сволочь, за то, должно быть, что первым выбрали; а когда обступили
его газетчики, затрещала камера, для синемы снимали, он подрастерялся,
ну, как разоблачать начнут, притворой объявят, но вышло совсем
напротив, его называли героем, хвалили за воинский дух и желали