Чтение 28–й страницы книги ~Эра Милосердия~

Я помолчал, подумал, потом сказал медленно:

- Знаешь, Глеб, тебе пока от меня толку все равно на грош. Если ты не
возражаешь, я сам попробую найти Кирпича...

Жеглов разозлился:

- Слушай, Шарапов, вот чего я не люблю, просто терпеть не могу в
людях, так это упрямства. Упрямство - первый признак тупости! А человек
на нашей работе должен быть гибок, он должен уметь применяться к
обстоятельствам, событиям, людям! Ведь мы же не гайки на станке точим, а
с людьми работаем, а упрямство в работе с людьми - последнее дело...

- Это не упрямство,- сказал я, стараясь изо всех сил не показать, что
обиделся.Но ты вот сам говоришь, что мы с людьми работаем, и я считаю,
что нельзя человека лишать последнего шанса...

- Это какого же человека мы лишаем последнего шанса?

- Груздева. - А ты что, не веришь, что это он убил жену? - удивился
Жеглов.

- Не знаю я, как ответить. Вроде бы он, кроме него некому. Но этот
браслетик - его шанс на справедливость.

- Как прикажешь понимать тебя?

- А так: если он убил жену и унес из дома все ценности, то он не
побежит на другое утро продавать браслет. Лично мне этот Груздев -
неприятный человек, но он же не уголовник, не Копченый и не Кирпич,
чтобы назавтра пропить и прогулять награбленное. Тут что-то не клеится у
нас. Поэтому я и хочу разыскать этого карманника и узнать, как попал к
нему браслет.

- Я бы мог привести сто возражений на твои слова, но допустим, что ты
прав. И вот ты нашел Кирпича - дальше что?

- Допрошу его - откуда взял браслет?

- И если он тебе скажет, то прекрасно. А если он облокотится на тебя?
И пошлет подальше?

- Как это?! - возмутился я.- А показания Валентина Бисяева?

- А Валентину Бисяеву Кирпич просто плюнет в рожу и скажет, что
впервые видит его. Дальше что?

- Дальше? - задумался я. Дальше действительно ничего не получалось,
но, как говорится, печенкой я ощущал, что и после этого тупика должен
существовать какой-то следующий ход, приближающий меня к правде, но
догадаться сам я не мог, потому что знание этого хода зависело не от
моей сообразительности или находчивости, а определялось точными законами
игры, мне еще неведомыми и называющимися оперативным мастерством.

И еще я понимал, что Жеглов должен знать такой ход, я был просто
уверен в этом.

Но Жеглов не считал его целесообразным, делать не хотел, и мне
оставалось поблагодарить его за то, что он не запрещал мне самому
подумать над ним. Так мы и разъехались по своим делам, недовольные друг
другом, и на прощание я лишь спросил:

- Глеб, а кто занимается в МУРе карманниками?

Жеглов засмеялся:

- О, это могучая фигура - майор Мурашко! Зайди к нему, посоветуйся,-
может, что дельное тебе скажет...

Майор Кондрат Филимонович Мурашко выслушал меня с сочувствием и
пониманием. Но конкретной помощи не обещал.

- Мы с реальными делами не управляемся, где уж нам Кирпича искать по
хлипкому подозрению,- разводил он маленькими сухонькими руками. И весь
он был седенький, чистенький, невзрачный, в тщательно заштопанной
сатиновой рубашке с белесыми пятнами на локтях.- И работа у нас стала
сильно бестолковая...

- Это почему же?

- Да как вам объяснить, молодой человек, вы же у нас в МУРе личность
новая, старые дела вам неведомы...

- А вы расскажите - станут ведомы! - плотнее уселся я на стуле.

- Вот работаю я на этом месте двадцать два года - на моих глазах,
считайте, все этапы борьбы с преступностью проходили. Так что перед
войной мы с полным основанием говорили, что организованная преступность
у нас совершенно разгромлена. До тла вывели шнифферов, ликвидировали
сонников, клюквенников следа не осталось...

- Что такое клюквенники?

- А это воришки, которые церкви грабили. Ух, лютые ребята были!..
Значит, в основном покончили с прихватчиками. А вот с моей публикой, со
щипачами,- никак; тут штука тонкая, настоящий щипач - всегда воровской
аристократ, специалист высшей квалификации...

- Забавно,- покачал я головой.- Я раньше думал, что карманники - это
самые ничтожные воришки, низший сорт...

- Ошибочка! - Кондрат Филимонович вздернул острый птичий носик.- Вот
подумайте сами, какая должна быть отточенная техника, ловкость пальцев,
точность движений и нервная выдержка,- какая! - глазом дабы не моргнуть
и у нормального человека, который не спит, не пьяный, не под наркозом,
вытащить все из карманов! А он при этом - ни сном, ни духом.

- А почему же вы говорите, что работа сейчас стала бестолковая?

- Потому что совесть меня ест. Война, голод, безотцовщина, сиротство
горькое - подались в карманники люди, которым подчас просто есть охота.
Вот они-то главным образом и попадают к нам, и так их много, что делами
руки завалены - настоящих щипачей ловить нет времени...

- Как же это так получается?

- Так и получается - людей у меня совсем мало, и тех-то уголовщина в
лицо наперечет знает...

- Так это же хорошо?! - удивился я.- Хорошо, что в лицо знают?

- Чего ж хорошего? Вот патрулирует свою зону сотрудник в троллейбусе,
заскочил туда щипач. Он первую остановку вообще ничего не делает, а
только осматривается.

Пригляделся, увидел нашего сотрудника, раскланивается с ним чинно -
здрасьте, Петр Иваныч - и на следующей остановке выскочил...

- И вы их отпускаете?

- А что прикажете делать? Иногда задерживаем на полдня, беседу
проводим - он несколько дней после такой встречи таится. А потом снова
вылазит на охоту.

- А у вас есть фотография Кирпича?

- Конечно. Это Константин Сапрыкин, двадцатого года рождения, трижды
судим, пять месяцев назад за паразитический образ жизни и отсутствие
определенных занятий выслан из Москвы за сто первый километр, но, по
имеющимся у меня данным, он регулярно обитает в городе...

- Кондрат Филимонович, а почему у него такое прозвище?

Майор Мурашко пожал щуплыми плечиками:

- Трудно сказать. Может быть, потому, что у него голова такая -
прямоугольная.

Длинная, бруском...- Он перелистал толстый альбом, потом на несколько
страниц вернулся назад.- Вот он, полюбуйтесь на красавца...

По фотографии было не видать, что у Сапрыкина голова бруском: просто
длинное лошадиное лицо с тяжелой челюстью, маленькими глазами, полностью
смазанными с лица тяжелыми скулами и нависающими бровями. Курносый нос с
широкими ноздрями...

Напоследок Мурашко пообещал:

- Я своим ребятам скажу. Коли попадется кому Кирпич, к вам
доставим...

Когда я вернулся в отдел, Жеглов встретил меня весело:

- Ну, как успехи, сыскной орел?

- Да успехов пока никаких. Я с Мурашко разговаривал...

- И что тебе рассказал наш Акакий Акакиевич? - засмеялся Жеглов, и,
видимо, ему самому понравилась эта шутка, потому что он повторил: -
Майор милиции Акакий Акакиевич...

А мне шутка не понравилась, и я сказал, глядя в сторону:

- Мне он не показался Акакием Акакиевичем. Он человек порядочный. И
за дело болеет. По-моему, он хороший человек...

И совершенно неожиданно вдруг подал голос Пасюк:

- Я с Акакием Акакиевичем не знався, но Мурашко свое дело добре
робыть. Я знаю, што его щипачи як биса боятся, хочь он и есть такой
чоловик малэнький. Это ты, Глеб Георгиевич, с него зря смеешься...

- Если он так замечательно робит, что же ты к нему не пойдешь в
бригаду? - спросил Жеглов, поглядев на Пасюка искоса.

- Бо у мене пальцы товстые! - протянул к нам свою огромную ладонь
Пасюк.- Мне шо самому в щипачи, шо ловить их - невможно, бо я ловкости
не маю.

Мы с Жегловым расхохотались.

- А у тебя какие пальцы? - спросил Жеглов.

- Щипать не смогу, а вот насчет поймать - есть идея,- сказал я,
улыбаясь.

- Давай обсудим,- кивнул Жеглов.

- Я Сапрыкина хорошо запомнил по фотоснимку. Мне надо поездить на его
маршрутах и постараться поймать за руку во время карманной кражи - тогда
нам легче будет заставить его разговориться по части браслета
Груздевой...

Жеглов задумчиво смотрел на меня, лицо его было спокойно и строго, и
ничего я не мог по нему определить: нравится ли ему мой план, или
считает он его полнейшей ерундой и глупистикой, или, может быть, планчик
ничего, его надо только додумать до конца? Ничего нельзя было прочитать
на лице Жеглова во время бесконечной паузы, к концу которой я уже начал