Чтение 28–й страницы книги ~Умножающий печаль~

а мы все в драку норовим.

- Вот придурок! Это наше счастье, а не беда! Я ухмыльнулся довольно -
может быть, он прав?

- Приехали, Карабас! Зарули во двор.

Машина притормозила у дальнего конца дома - против двери рядом с камерой
мусоросборника. Я открыл дверцу:

- Спасибо, старче...

- Перестань! Жду звонка. Как только - так сразу...

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ:

КАПИЩЕ

Я вошел в диллинговый зал, и все, что так тревожило меня, волновало и
заботило с самого утра, - ушло. Нет, не перестало существовать, конечно, не
обесценилось и не стало малозначительным. Просто в этом денежном космосе
начинали работать другие законы бытия, совсем иные понятия о времени,
пространстве и о тебе самом - вершителе мира и его ничтожной пылинке.

Здесь, на торцевой стене вокзального размера зала, размещены пять
огромных часовых циферблатов с надписями: "Токио", "Москва", "Лондон",
"Нью-Йорк", "Лос-Анджелес" - символом пугающего предупреждения о том, что
деньги не спят никогда. Десятки брокеров - аккуратных, шустрых молодых людей
с лунатически отрешенными лицами, - оседлав все мыслимые коммуникационные
системы, ведут по компьютерам и телефонам ни на миг не затихающую битву за
деньги.

Они продают, закладывают, покупают, меняются пакетами акций, торгуют,
скандалят и улещивают, снова продают, предлагают, пугают и уговаривают -
гонят мощный денежный кровоток, в котором перемешаны рубли, франки, доллары,
марки, - неутомимо и незримо пульсирует он в виртуальных артериях мира.

Громадное большинство людей на Земле считают, что 100 долларов - это
хорошие бабки. По-своему они правы, потому что и 1 доллар тоже очень хорошая
бабка!

Но если заговорить с ними о миллионах, они сразу утрачивают интерес,
поскольку разговор сместился в жанр какой-то скучной небывальщины, вроде
вечного блаженства или геенны огненной.

Цифры, выскакивающие на электронных табло, им ничего не говорят. Им и в
голову не приходит, что их кусок хлеба, кров над головой, учеба детей и сама
их жизнь зависят от деловых индексов нью-йоркского "доу-джонса", лондонского
"футси" или сингапурского "стретс". Они и слов-то этих никогда не слыхали.
Может быть, это и хорошо...

Поэтому здесь напряженно и неслышно молотит сердце моей империи, здесь -
центр возводимого мной мироздания. Здесь мой Родос, где я должен прыгать
каждый день. Рубикон, который я перехожу ежечасно. Здесь поле моей
ежеминутной битвы.

Вот оно - Бородинское поле, и небо Аустерлица, и окопы Сталинграда, и
взятие Берлина, и никогда не утихающая буря в пустыне.

Огромные деньги, непрерывно двигающиеся в компьютерных каналах, излучают
здесь гигантскую энергию и создают фантастическую атмосферу азарта, надежды,
алчного восторга, страха. В этом огромном неуютном зале никогда не исчезает
ощущение волнующего кровь флирта со смертельной опасностью.

Здесь - алтарь нашего презренного Храма Денег. Здесь - святая святых
нашего прекрасного волшебного капища...

- Святая святых? - удивился мой финансовый директор Палей. - Евреи могли
бы назвать это трефная трефных...

На стойке перед его столом - телевизор, всегда включенный, но звука нет,
и комментатор на экране немо и страстно гримасничает.

- Итак, я продолжаю - рынок перегрет до предела! - говорил со страстью
Палей. - Этот абсурд с краткосрочными облигациями доведет всех до большой
беды... Вы меня не слушаете, Александр Игнатьич? - Слушаю-слушаю, мудрый
Вениамин, - положил я ему руку на плечо. - Думаю...

- Поделитесь, - смирно предложил Палей.

- Обязательно, - пообещал я. - В надлежащее время. Что там западные
инвесторы?

- Мелко суетят. Тихо, вполне корректно выводят свои деньги... Малыми
дозами.

Нет, что ни говори, а это мое счастье - не пришли еще сюда большие,
настоящие игроки. Мелкие шкуродеры, барышники.

- Ага! Значит, так... - Я взял со стола телевизионный пульт, включил
звук, и оживший комментатор со страстью науськанного пса яростно заорал мне
в лицо:

- ...Приход в большую политику таких фигур, как Серебровский, не может не
настораживать. Скорее всего он привнесет в политическую жизнь те же методы,
которыми пользуется в бизнесе. А как сказал один остроумно-злой аналитик,
Серебровский способен систему бандитского капитализма превратить в механизм
капитального бандитизма...

Ах ты, дерьмо этакое! Тварь! Я со злобой выключил телевизор, а Палей
заметил снисходительно:

- Не обращайте внимания, обычные штучки наемников... Мелкие корыстные
насекомые из отряда кровососущих.

Да, к сожалению, ситуация не располагает к моцартовскому изяществу и
легкости финансовых операций.

Я обернулся к Палею:

- Что нам известно о запасах ГКОшек у "Бетимпекса"? Сколько может быть их
сейчас на руках у Гвоздева?

- Тьма! - уверенно сказал Палей. - Сначала они от кулацкой жадности их
сами гребли без счета. А потом им правительство силком набило за пазуху
бумажек на миллиард. Я это по своим источникам знаю точно...

Я глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду:

- Значит, так, Вениамин Яковлевич... Завтра, за десять минут до закрытия
торгов, сбросьте все наши ГКОшки.

- Все-е? - с испугом переспросил Палей.

- Все краткосрочные облигации. Мы к этому отношения не имеем, они
переданы в трастовое управление "Вест-Дойче акционер банк". Передайте Фогелю
и Кирхгофу по закрытой линии мое распоряжение. Устно, конечно...

- Вы не боитесь убить рынок?

- Как говорил один мой старый приятель - не преувеличивайте! Мы его не
убьем. Немного уроним. А потом - поднимем... Сбросят немцы бумаги
-докладывайте мне состояние биржи каждый час.

КОТ БОЙКО:

КЛАДЕНЕЦ

Я стоял посреди комнаты, весь из себя гулкий и облачно-пустой от хмеля,
прижимая к груди свой шикарный чемодан. Лора, оторвавшись от работы на
компьютере, смотрела на меня опасливо-подозрительно.

- Ну, ненаглядный мой гусар, какие совершил подвиги? - спросила она
вполне незлобиво.

- Лора, подруга дней моих суровых, я сделал страшное открытие...

- Напугай и меня - за компанию.

- Я узнал, что выбитый из седла гусар - это кривоногий солдат в пешем
строю. Представляешь, ужас? - возгласил я патетически.

- Страшно подумать, - кивнула Лора и показала на чемодан: - У кого-то в
пешем строю отбил?

Я прижал чемодан к груди еще теснее:

- Нет, подруга, это мое... Законное! Исконное! Мой меч-кладенец... Я с
ним и в пешем строю гусар!

- Одним глазком!.. Умоляю! - заверещала Лора. Я положил чемодан на стол,
нагнулся, всматриваясь в цифирь наборного замка.

- Номер забыл? - напугалась Лора.

Я схватился за голову:

- Забыл! Е-к-л-м-н! Забыл! Что теперь делать?

- Я знаю мастерскую, это тут, недалеко...

Я обрадовался:

- Ага! Давай лучше прямо в ментовку заглянем, попросим пособить наших
защитников-лимитчиков!

- А что там? - тыкала Лора пальцем в чемодан.

- Я ж тебе сказал - меч волшебный, называется кладенец - в смысле
ма-а-аленький такой клад, как бы игрушечный... Можно сказать, кладюнечка...

- Кот, противный живой трус, перестань мучить! Вспоминай лучше номер,
балда ты этакая!

- Подожди, давай подумаем... Может, ты мне поможешь... Что-то я
запамятовал - когда у меня день рождения?

- Экий ты садист, Котяра! Код - 25-04-62! 25 апреля 1962 года!

- Отпираем! - Я быстро закрутил колесиками-шестеренками замкового кода, и
это было сказочное удовольствие - будто пальцами влез в волшебные часы,
махонькую машинку времени. Щелчок!

Поднял крышку и увидел, что у Лоры вытянулось лицо. Ах, какой же
роскошный чемоданчик мне впарили когда-то за несусветную цену в магазине
"Хэрродс"! Откинувшаяся крышка отделена дополнительной перегородкой на
молнии. В днище чемодана, в глубоких покойных нишах, обитых светлой замшей,
лежит бельгийский автоматический карабин "зауэр". Отдельно ствол, отдельно
приклад, затвор, оптический прицел, четыре переливающиеся ярой медью гильз
обоймы с патронами. Красавец ты мой! Неописанный! Таможней!

- Кот, ты что, сдурел? Зачем это?

- Привет из прошлого, - доброжелательно улыбнулся я. - Забыла, что ли?
Это ж мой рабочий инструмент...

- Кот, у тебя же пистолет есть уже... Зачем тебе? - Лицо ее дурнело от
натекающего тона тревоги.

Ласково оглаживая полированную ореховую поверхность приклада, я
поделился:

- По сравнению с этой машинкой пистолет - просто уличная рогатка!

- Кот, что ты придумал? Я тебя спрашиваю - зачем?

- Сезон скоро открывается - на охоту пойду, - невозмутимо сообщил я. - В
этом году разрешена охота на бронтозавров...

- Кот, хочешь - на колени встану?