с нашим "Уэст-Хэмом" играют.
тбилисское "Динамо". Таня, в московский свой период приохотившаяся к
футболу, сразу вовлеклась в зрелище и быстро вошла в раж. Англичане играли в
типичной своей манере: бесхитростные пасы, при первой же возможности - тупые
и однообразные навесы в штрафную в надежде, что мяч рано или поздно - найдет
голову нападающего и от нее авось да отскочит в ворота. А вот тбилисцы
играли лихо, изобретательно, разнообразно, атаковали хоть и нечасто, но
очень остро. Если бы не бельгийский судья, внаглую подсуживавший хозяевам и
зажиливший чистый пенальти, когда защитник, не особо мудрствуя, завалил в
штрафной площадке неожиданно прорвавшегося Мачаидзе, первую "банку"
англичане схлопотали бы еще в середине первого тайма. И после перерыва этот
гад старался вовсю - давал офсайд, как только мяч перелетал на половину
англичан, "горчичники" показывал только нашим... в смысле, не нашим, но...
короче, понятно. Один раз только зазевался, не свистнул вовремя - и
великолепный Додик Кипиани, увернувшись от хамски выставленной вперед ноги
защитника, перекинул мячик Шенгелия, а тот "щечкой" пустил его низом мимо
обалдевшего вратаря. Такой гол не мог засудить даже бельгиец!
схлопотал бы по морде. А так только вдосталь наслушалась английских матюков.
В долгу, впрочем, не осталась, и англичане, в глубине души джентльмены, даже
зааплодировали. Оставшееся время "Уэст-Хэм" нудно и примитивно атаковал, и
когда за пять минут до конца тот же Кипиани чуть не с центра поля стрельнул
по крутой траектории над далеко вышедшим из ворот голкипером и мяч,
ударившись в перекладину, ушел за линию, все стало ясно, и некоторые
болельщики даже потянулись к выходу.
в каком-нибудь ресторанчике поуютнее Дарлинг наотрез отказался и дотащил ее
в метро. По дороге молчал, хмуро и рассеянно. Таня тоже не донимала его
разговорами.
кефаль, запеченная в тесте, а на десерт медовая пахлава с орешками.
Руководствуясь не воспоминаниями даже
отказалась. Дарлинг недовольно посмотрел на нее, но настаивать не стал,
налил себе и молча выпил. Как и вчера, Таня разомлела от еды, и хотя было
еще не поздно, отправилась к себе и завалилась спать. Засыпая уже,
посмотрела на обои, освещенные светом уличного фонаря, и вдруг вспомнила:
снился Винни-Пух. Улыбнулась и провалилась в сон.
гнилью мертвыми глазами. Прямо перед собой он держал золотое блюдо, а на
блюде дымились разноцветные кишки из его же распоротого живота. Рядом
щерился синей харей Мурин Родион Кириллович. С другой стороны вывернутой на
сто восемьдесят градусов головой смотрел, не мигая, Ким. Ни его широкой
спине, обращенной к Тане, распускались три кроваво-алых гвоздики. Над ними
парили отделенные от тел руки, ноги, головы;!. Серега, Марина, Ларион...
здесь все не так. Я буду жить теперь по-новому...
себя. Снизу доносились звуки скрипки, гомон голосов, веселый визг. Туда,
туда! - одиночество и темнота стали вдруг невыносимы. Выпить залпомполный
стакан виски или коньяку, чтобы огнем вжарило по всем жилам, чтобы нервы
сплавились по краям, чтобы отпустило...
прическу у большого зеркала, подошла к двери, потянула за ручку.
что-то чужое, угрожающее. Шаги замерли у двери. Хриплое, подрыкивающее
дыхание, сопение, под тяжелой рукой дрогнул косяк.
позабавимся! Бу-бу-бу!
разберешь, но смысл ясен предельно. Металлический стук с той стороны -
должно быть, целится ключом в скважину, но спьяну попасть не может.
бабахнула настежь распахнутая дверь.
винты, на которых крепилась петелька. Запор-то на соплях, чисто
декоративный...
серое, громадное и, напоровшись на своевременно выставленную Танину ногу,
полетело башкой вперед точнехонько в твердую фарфоровую грань унитаза. Удар
явно пришелся ему не по душе. Туловище утробно зарычало, разворачиваясь, как
в замедленной съемке. Еще эхо злобного рыка не спустилось по стенам унитаза
в городскую канализационную сеть, а Таня точным прямым ударом чуть
подвернутой ступни въехала охальнику в точку, где задница соединяется с
проблемным местом. Мужик ухнул, скрючился, и, не давая ему опомниться, Таня
воткнула нежные пальчики в шейные позвонки и, крякнув от напряжения,
хрустнула ими. Низ ее живота сдавило, тошнотная муть вибрировала во всем
теле, пытаясь расслабиться, она так и упала на простертое тело. Несколько
секунд пролежала, приходя в себя. От того, на чем она лежала, не исходило ни
звука, ни шевеления.
осмотрелась. Крови не было. На полу ничком лежал громадный рыжий мужик в
добротном, но сильно помятом костюме и лакированных остроносых башмаках. Шея
неестественно выгнута, голова прижата к полу небритой щекой, на Таню злобно
смотрит маленькир, заплывший кровью голубой глаз. Рыло совершенно свиное, из
полураскрытой пасти торчит желтый клык.
предшествующий Большой Охоте, настиг Таню только сейчас, что называется,
постфактум. Чувства обострились до предела, сознание работало четко, с
большим запасом прочности.
выглянула в тускло освещенный коридор. Никого. Она вынула из скважины желтый
фигурный ключ и заперла дверь изнутри. Открыла шкаф, вытащила пустую
спортивную сумку, поставила на кровать, опустилась на колени, просунула под
кровать руку, провела по днищу. Черт! Гладко! Провела еще раз...
переложила свой паспорт и деньги в маленький полиэтиленовый пакет и
прикрепила к днищу кровати клейкой оранжевой лентой с надписью "British
Airways", прихваченной в аэропорту. Судя по тому, с каким трудом удалось
отодрать эту ленту от чемодана, продукт был надежный, качественный, сам по
себе пакет отвалиться не мог. Следовательно...
слегка нажала на заклепки на задней стенке. Они чуть заметно щелкнули. Таня
по очереди отвинтила их, приподняла плотный черный пластикат наружного слоя,
потянула второй слой вдоль почти незаметного паза, откинула. Открылось
второе дно. Таня вынула содержимое, переложила в сумку, привела чемодан в
изначальное положение и поставила на место. Открыла кошелек, проверила
наличность. Две бумажки по десять фунтов, пятерка, две толстые фунтовые
монетки, нелепый семиугольный полтинник. Не густо.
нащупала во внутреннем кармане пухлый бумажник. Первым делом выгребла
купюры, пересчитала. Восемьдесят пять фунтов. Таня отделила два самых
замызганных пятифунтовика, вложила обратно, усмехнулась - дескать, что вы,
никакого мародерства не имело места. Мельком пробежалась глазами по
пластмассовым карточкам, на одной задержалась. С аккуратного прямоугольничка
водительского удостоверения глядела выполненная в цвете кабанья харя.
Микроскопический лобик хмурился из-под жесткого ежика волос, глазки
неприязненно смотрели на мир. Эдвард ОБрайан. Good-bye, Mr. OBrian, its been
a pleasure*... На плечи - черный плащ, через плечо - сумку, прощальный
взгляд. Свет выключен, дверь заперта.
Вот и знакомый зеленый вестибюль. За конторкой под неяркой зеленой лампой
дремлет лысый человечек, похожий на лису - тот самый, которого видела за
завтраком. За двойной застекленной дверью свет, шум и музыка. Косясь на эту
дверь, Таня прокралась мимо конторки, спустилась к выходу, подергала за
ручку. Заперто. Значит, придется через зал...
ароматами, липкой музыкой. Таня на миг зажмурила глаза, привыкая, и
двинулась через зал. Народу было немного, но, похоже, все при деле, и ее
появление особого внимания не привлекло. Вот крашеная блондинка прижала
бюстом какого-то мужика и, хохоча, поит его вином из бокала. За другим
столиком китаяночка в красной ливрее теребит еще кого-то, сидя у него на
коленях. На возвышении пиликает черноусый горбун. Слева хлопочет незнакомый
бармен, мешает что-то в высоком стакане для уже крепко поддатого верзилы в
джинсах.
обернулась, увидела еще одно нетрезвое, мягко выражаясь, лицо.
Корнев Павел
Максимов Альберт
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Сертаков Виталий