Чтение 28–й страницы книги ~Полет ворона~

- Жила я дочкой милою..,

Голос у него был несильный, но правильный и с приятной хрипотцой. В
начале второго куплета он подня голову и посмотрел на нее.

- Ну что ж ты? Для кого стараюсь? Подпевай давай Они начали репетировать.

- Так, - наконец сказал Никита и поглядел на часы. - Перерыв пятнадцать
минут. Повтори про себя, пройдись еще несколько раз...

- Поесть бы...

- Ладно. По бутербродику можно. Только кусай аккуратнее. Смажешь грим -
придушу.

На кухне он еще раз посмотрел на часы.

- Ждем кого-нибудь? - с удовольствием дожевав бутерброд, спросила Таня.

- Прекрасного принца. Ровно в девять пробьют часы и... Он хлопнул себя по
лбу и вскочил.

- Сиди здесь. Я сейчас.

Через минуту он вернулся с черными лаковыми туфлями на высоком каблуке.
Таню передернуло.

- Обувайся, - коротко сказал он.

- Опять? - Она чуть не заплакала.

- Ничего. Эти должны быть впору.

Таня вытащила свои многострадальные ноги из мягких тапочек, в которые она
радостно переобулась, как только вошла, и надела черные туфли. Они не жали.

Ровно в девять в дверь позвонили. Никита, крикнув:

"Я открою", сорвался с места. Вскоре из прихожей донесся знакомый голос:

- Кто-то, помнится, на "Вардзию" зазывал, а?!

- Будет, будет обязательно. И еще кое-что будет. На закуску.

Проводив гостя в комнату, Никита выскочил на кухню, достал из буфета
темную бутылку с золотой бляшкой на горлышке, три ажурные стопочки,
серебряный поднос. Все это он вложил в руки опешившей Тане.

- Неси в мою комнату. Гордо, не спеша, с достоинством. Притворись, что
гостя не узнала.

Они прошли по коридору. Никита распахнул перед нею дверь и провозгласил:

- Ее высочество графиня Беломорско-Балтийская.

П комнате, листая журнал, сидел Терпсихорян. Увидев Таню он вскочил,
отбросив журнал, и застыл, глазея на самым неприличным образом.

Таня вежливо поклонилась ему, поставила поднос с коньяком на стол и
низким грудным голосом произнесла:

- Милости просим.

Терпсихорян очнулся.

- Ах да, да, спасибо вам большое... Да... - Он обернулся к Никите. - Что
ж ты не предупредил, что у тебя тут такое общество... Это кто? Твоя сестра,
наверное. Ходят слухи, что она у тебя красавица, но такого не ожидал, нет. -
Он поцеловал кончики пальцев и помахал ими в сторону Тани.

- Ты давай, чтоб ноги от потрясения не подкашивались, сядь да выпей.
Извини, что грузинский. Не обидел твои патриотические чувства?

Терпсихорян гордо выпятил грудь.

- Я тбилисский армянин! Грузия - моя вторая родина. А "Вардзию" обожают
все, кто хоть раз ее попробовал, независимо от национальности.

Он поднял налитую Никитой стопочку, встал и провозгласил:

- Пью за процветание этого дома, за вашу семью, где водятся такие
красавицы, как твоя сестра! - Он повел стопочкой в сторону Тани и залпом
осушил.

- Спасибо, конечно, Эдик, за душевный тост, только эта красавица, к
счастью, не моя сестра.

Терпсихорян погладил ладонью усы и сквозь пальцы прошептал Никите:

- Тогда одолжи поиграть...

- В порядке очереди, - пробормотал Никита, сохраняя неподвижность губ.

- Вы случайно к кино отношения не имеете? - любезно осведомился
Терпсихорян.

- Случайно имею - сказала Таня нaдувшиcь от разбиравшего ее смеха.

Режиссер внимательно посмотрел на нее

- Точно видел. В каком фильме?..

- Эдик, дорогой разреши выпить за тебя и твой яркий талант! - произнес
Никита, поднимая стопку. - Только на сей раз пьют все.

Таня пригубила густую темно-золотую жидкость которая чуть-чуть, даже
приятно обожгла язык. Ей случалось пару раз пробовать коньяк, но это было
нечто особенное - без резкого запаха, мягкий, обволакивающие нежный, как
шерсть ангорского кота. Она заметила что Никита тоже смакует коньяк,
перекатывая по языку тогда как Терпсихорян опять выпил залпом и блаженно
вздохнул.

- Ах, какой коньячок! Даже закусывать не хочется вкус сбивать.

- А ты и не сбивай. Мы тебя сейчас по-другому порадуем... Сударыня, прошу
к роялю.

Он сам пошел впереди нее и сел за пианино. Таня встала рядом. Благодушный
Терпсихорян откинулся на диване, заложил руки за голову и лицом показал, что
настроился на восприятие высокого искусства.

Никита первыми аккордами обозначил тональность, и Таня запела. В это
мгновение для нее как бы перестала существовать и комната с сидящим на
диване режиссером, и даже Никита за пианино. Осталась только мелодия,
которая зажила самостоятельной жизнью, и эта жизнь сливалась в одно целое с
жизнью самой Тани.

Романс закончился. Таня и Никита, не сговариваясь, посмотрели на
Терпсихоряна. Тот молча глядел на них, вытаращив и без того достаточно
выпуклые глаза.

- Вах! - наконец сказал он.

- И что бы это значило? - поинтересовался Никита.

- Считайте, что это я упал со стула... Надо же, какую классную динаму
прокрутили мне, а? Чья идея - твоя или ее? Конечно, твоя?

- Естественно, - с видом ложной скромности сказал Никита.

- И вас, Ларина, поздравляю! Утром, когда вы мне чуть съемку не сорвали,
вы казались мне куда менее талантливой актрисой. Признаю, признаю, что был
не прав... Слушай, а ведь это действительно мысль!

Таня недоуменно посмотрела на режиссера, на Никиту. Тот, кажется,
понимал, о чем идет речь.

- Конечно, съемки только начались, с Лариной у тебя отснят только один
эпизод, Шпет мы еще не снимали...

- И не будем, ты хочешь сказать? Неприятностей не оберешься...

- Почему не будем? Просто махнем роли, сделаем рокировочку.

- Ох-х! - Терпсихорян схватился за голову и стал раскачиваться. - Ну змей
ты, Никитка, ну змей! Мамой клянусь! Теперь весь график к черту, четыре
эпизода переснимать. Анечку уламывать, Багрова уламывать... А вы, -
обратился он к Тане, - завтра можете не приходить. Учите роль, репетируйте.
Но послезавтра чтобы как штык!

- Понятно, - сказала Таня, хотя не поняла ничего.

Режиссер откланялся.

Никита проводил его, пошептавшись о чем-то в прихожей, потом налил себе и
Тане по стопочке коньяку и, не садясь, сказал:

- За успех предприятия! Стоя и до дна! Таня послушно выпила, вновь млея
от мягкого тепла, растекающегося по телу.

- Но все-таки объясни. За успех какого предприятия мы пили? Что вообще
происходит?

- А происходит, глупышка моя, то, что отныне ты можешь забыть роль
краснознаменной товарищихи... товарища Лидии и ускоренно репетировать роль
мадемуазель Сокольской, белогвардейской контры.

- Ох! - помолчав, сказала Таня. - Боязно... А что такое доломан?

- А чтоб я знал... Что-то вроде гусарской шинели, кажется.

IV

К величайшему своему изумлению Таня, пропустившая три четверти занятий
из-за съемок, сдала зимнюю сессию без проблем и даже сохранила стипендию. То
ли экзаменаторы были снисходительны, то ли помогла подготовка, полученная в
техникуме. А может быть, случилось так потому, что с середины ноября,
закончив съемки, поднажала, привела в порядок институтские дела и дом,
успевший изрядно зарасти грязью. Кто знает?

Наступили каникулы. Поначалу Таня наслаждалась бездельем, вставала
поздно, целыми днями смотрела телевизор, перечитала "Войну и мир", запивая
чтение сладки кофе с печеньями или вафельным тортом, внушая себе что
счастлива. Но ее хватило дня на три. На четвертый она вспомнила, что у нее
есть муж, которого она не видела с самого Нового года - Золотарев в темпе
заканчивал "По лезвию штыка", и Иван, загруженный работой по уши, не вылезал
из квартиры патрона. И еще она вспомнила каторжные, но, в сущности, такие
счастливые дни съемок... Надо же, прошло всего два месяца, а она почти
забыла, что все это было в ее жизни - гримерная, костюмы, камеры,
прожектора, окрики Терпсихоряна, озвучивание в темном тон-ателье, воротник
малиновый... Таня вынула из сумочки картонный ленфильмовский прямоугольник и
с тоской вгляделась в свою фотографию. "Татьяна Ларина. Актриса". Была, да
вся вышла. И Никита пропал куда-то. Обои, что ли, переклеить, потолок
побелить, пока время есть? Нет, зимой долго сохнуть будет, квартира
выстудится... А сейчас она возьмет пемоксоль и отдраит кафель, ванну,
унитаз. Давно пора.

Таня включила проигрыватель, поставила заграничную пластинку с песнями
Челентано - подарок Никиты - и, надев передник, принялась за дело.

Бум-бум-бум.

Кто-то ломился в дверь, стучал сильно и, по всей вероятности, ногами. А
звонок на что, спрашивается? Ванька, наверное, приперся, сейчас жрать
требовать начнет. А в доме только банка кофе да три печенины. Или две?
Отвыкла уже мужа кормить - за постоянным отсутствием такового.

"Не открою! - решила Таня. - Пусть в столовку идет".

Бум-бум-бум.

"Господи, какая же я дура! У меня тут музыка орет во всю ивановскую, а я