на вешалках кричали яркими красками, но и сами посетительницы являлись
сюда одетыми как можно лучше. Рублев поднялся на верхний этаж, половину
которого занимал отдел мужской одежды. И вдруг, неожиданно для себя,
столкнулся лицом к лицу с Аллой.
губами и быстро изобразила рукой недвусмысленный знак: сделай вид, что
мы незнакомы. Могла бы и не стараться - Рублев знал о здешней привычке
смотреть на женщину, как на свою собственность, даже если она не жена, а
любовница.
заметил, как Алла обернулась. Словно хотела ему что-то сказать и ждала
первой возможности.
что спутник Аллы внимательно изучает мужские костюмы на вешалках.
Наконец, он выбрал один и направился за занавеску. Сейчас переоденется и
выйдет, чтобы женский глаз оценил все тонкости. Значит есть пара минут.
что продолжает осматривать вещи.
интересовались.
выглядели? Пробовали надавить?
открыть, - едва слышно шептала Космачева, периодически оглядываясь в
сторону примерочной. - Видела в ?глазок?. Шея странная, кажется,
нафаршировали так, что лопнет.
не хочу.
вылезет. Из дому одну не выпускает, даже телефон обрубил. Жену так не
держат на привязи, как он меня.
кругу. Если сможешь, подскочи, найдем возможность перекинуться хоть
словом.
полнозвучный, мелодичный голос:
заказу сшито.
не из тех, кто верит безоглядно. Гораздо больше Рублева тяготил круг
одних и тех же лиц, из которого он пока не находил выхода. Время от
времени круг расширялся, как недавно, во время поездки Шаина к
возможному посреднику. Но все равно Комбат чувствовал себя пловцом,
который далеко отошел от берега, но движется по мелководью, где вода не
поднимается выше колена.
магазина араб, что из того? Про самого араба все вилами на воде писано,
а бежать в каждое заведение, куда ему случилось наведаться, совсем уже
глупо.
помолились в храме. Но вера в Бога должна с молоком впитываться, иначе
она будет чем угодно, только не верой. А у него внутри все задубело:
прокалено огнем и подморожено стужей.
***
гибели друга. Наверное, впервые с момента прибытия он что-то
предпринимал без особой нужды, без расчета получить информацию. Даже
общаясь с Вороной, Рублев никогда не забывал, что этот парень прожил в
городе всю жизнь, каждое его слово помогает быстрее освоиться в чужом
мире.
привычной настороженной внимательности. Шел, не торопясь, в тишине,
припоминая разные случаи, в которых Коля принимал участие.
рассматривали в бинокль Белый дом и собравшуюся рядом толпу. Ощущение
позора от зрелища танков, лязга гусениц на улицам Москвы. Свои будут
стрелять по своим?
первый уже раз спросил Красильников. - У тебя в голове укладывается?
начальник, начальник поменьше, наш с тобой командир. У кого-то хватит
сил сказать себе: все. Маневры и передислокации еще можно устраивать, но
кровопускание - никогда. Опозорим всю армию. От Калининграда до Курил.
крайним?
трехцветным флагом?
такое выносит из боя на груди?
Видишь мужичка? Ведь он не побежит, если мы сейчас двинем. Наш мужичок,
да еще в запале.
прав, хрен его знает. Но те, кто затеял игрушки с танками - уж точно
перемудрили.
Белого дома, серьезное Колино лицо. Неисправимый шутник, Красильников
даже под пулями умудрялся выдать короткий анекдот или весело поддеть
кого-то из ребят. В тот августовский день, когда риск погибнуть или
получить ранение был минимальным, улыбка ни разу не появилась на Колином
лице...
даже не успев объяснить, кто там кого режет и под каким предлогом.
Вырывая жертвы у обкуренных юнцов, Коля первое время действовал
прикладом - было строго-настрого приказано не открывать огонь. Но под
действием анаши этот сброд боли не чувствовал. Собьешь его наземь, а
через пару минут видишь - бегает, как заведенный, на другом конце улицы.
у одного из местных ментов, которые частью попрятались, частью открыто
перешли на сторону толпы. Дубинкой он молотил четко. И с арматурным
прутом на него кидались, и с ножом. Удар почти без замаха, как
мухобойкой и привет семье - никакая доза тут уже не поможет, товарищ
очухается не скоро.
она была совсем другой - спасти как можно больше. Двуногие существа,
раззадоренные беспомощностью жертв, когда-то учились в советской школе,
ходили на субботники и поступали в комсомол. А теперь пятеро из них
гонялись за голой, истерзанной женщиной - та бежала стремительно,
подгоняемая смертным страхом. Еще несколько радостно пинали ногами
лежачего, пытающегося прикрыть ладонями голову.
холодок в глазах. Человек, даже прошедший Афган, мог бы сломаться от
зрелища садистской жестокости. Если б не ожесточился сам, не стиснул
зубы в гневе, когда лупишь в полную силу, удовлетворенно ощущая, что
ломаешь ключицы, ребра, челюсти.
себе двух детей с раскосыми глазами - мальчика и девочку, на глазах у
которых мать изнасиловали, а потом забили палками. Внутри самолета, не
предназначенного для перевозки пассажиров, было холодно, дети дрожали.
Коля сидел на ящике, совсем не в героической позе, но чем-то напомнил
Комбату статую советского солдата с ребенком на руках в Берлине.
твердо, пока своими глазами не увидел трупа или не получил экспертных
данных. Но пустоты внутри прибавилось, и это плохой признак. Ощущение,
которое никогда не обманывало.
пропитанных шпал и нагретых рельсов - запах цивилизации, который не даст
сбиться с пути, выведет к месту. Вон и очертания вагона без колес.
Теперь уже недалеко.
пустыми, никчемными. Но что делать, если противник все реже вступает в
открытую схватку, если его не так просто разглядеть, вычислить. А тем
более, когда ты давно уже не на службе и не можешь воспользоваться
запасом оперативной информации.
попадаются ближе к ночи, даже в двух шагах от гостиницы, на бульваре.
увидел тогда едва различимое, потерявшее цвет пятно крови. Сейчас, в
темноте, его не найдешь.
как прикрывали друг друга много раз? За сумбурные теперешние дни в Баку?
Николаев Андрей
Каргалов Вадим
Орлов Алекс
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк
Белов Вольф