к смерти иначе, чем мы: смерть угрожает ему всегда и повсюду, на скользком
тротуаре, в ванне - если поскользнуться на упавшем на дно обмылке. Ему,
наверное, кажется: то, о чем он просит, совершенно нормально; глубокая
старость - состояние ненормальное, надо здесь делать скидку на возраст. Но,
провожая взглядом сэра Маркуса, которого под руки вели по дорожке и
осторожно усаживали в автомобиль, на мягкие подушки, он не мог не повторять
в уме: "полковник Колкин", "полковник Колкин". Через минуту прибавил:
"кавалер ордена Бани"1.
был очень чистопородный и нервный, и, если кто-то незнакомый заговаривал с
ним слишком неожиданно или слишком резко, он начинал носиться кругами, с
пеной у рта, издавая истерические вопли, странно похожие на человеческие, а
длинная шерсть щеткой мела ковер. Можно было бы ускользнуть потихоньку,
посидеть с ребятами в Управлении. Но эта мысль не рассеяла мрачных сомнений.
Неужели сэр Маркус способен лишить его даже этого удовольствия? Но ведь он
уже лишил его этого. Колкин не мог встретиться ни со старшим инспектором, ни
с другими, когда такое отягощало его совесть. Он прошел в кабинет и сел к
телефону. Минут через пять сэр Маркус будет дома. Если его уже лишили всего
этого, что он теряет? Можно и уступить. Но он так и сидел у телефона, ничего
не предпринимая, низенький, толстенький, хвастливый, не очень чистый на руку
торговец. Его жена заглянула в дверь кабинета.
поговори с миссис Пайкер.
прекрасно вышколенной медицинской сестрой) на самом верху огромного здания в
Дубильнях. Это был его единственный дом. В Лондоне он жил в отеле
"Клариджес"1, в Каннах - в отеле "Риц". Камердинер встретил его у входа в
здание с креслом на колесах и покатил сэра Маркуса сначала в лифт, затем
вдоль коридора и, наконец, в кабинет. Обогреватель в кабинете был установлен
на определенную температуру, телеграфный аппарат тихонько постукивал рядом с
рабочим столом. Занавеси не были задернуты, и сквозь широкие двойные рамы
видно было ночное небо, простершееся над городом, исполосованное лучами
прожекторов с аэродрома Хэнлоу.
пробел в теперь уже кратковременном пребывании сэра Маркуса в этой жизни.
Впрочем, он и не нуждался в сне. Отсутствие физических усилий освобождало
его от необходимости спать. Расположившись за столом, рядом с телефоном, он
сначала прочел памятную записку, лежавшую перед ним, затем принялся
просматривать телеграфную ленту. Прочел о приготовлениях к учебной газовой
атаке, намеченной на следующее утро. Все клерки на первом этаже, которым
могло понадобиться выйти из здания по служебным делам, уже снабжены
противогазами. Сирены должны были прозвучать сразу, как только прекратится
поток людей, идущих на работу, и начнется рабочий день в учреждениях и
конторах. Работники транспортных контор, водители грузовиков, курьеры будут
обязаны надеть противогазы, как только приступят к работе. Это была
единственная мера, обеспечивавшая неукоснительное ношение противогазов.
Иначе кто-нибудь где-нибудь мог забыть маску, попасть во время учений в
больницу и бесполезно потратить часы, принадлежащие "Мидлендской Стали".
показатели ноября 1918 г. Акции оружейных компаний продолжали расти в цене,
а с ними и сталь. Совершенно не имело значения то, что правительство
Великобритании прекратило все экспортные поставки; теперь сама страна
поглощала больше оружия, чем когда бы то ни было после пика в 1918 году,
когда Хэйг штурмовал "линию Гинденбурга". У сэра Маркуса было множество
друзей во множестве стран; он регулярно проводил вместе с ними зимние месяцы
в Каннах или на яхте близ Родоса, как гость Соппелсы; он был близким другом
миссис Крэнбейм. Теперь невозможно экспортировать оружие, но экспорт никеля
и других металлов, столь необходимых для вооружения воюющих государств, пока
не ограничен. Даже когда война была объявлена, миссис Крэнбейм вполне
определенно заявила - в тот вечер, когда яхту немного качало и Розена так
неудачно вырвало на черное атласное платье миссис Зиффо, - что правительство
Великобритании не станет ограничивать экспорт никеля в Швейцарию и другие
нейтральные страны, если британские интересы будут полностью соблюдены. Так
что будущее представало в весьма розовом свете, потому что на слово миссис
Крэнбейм вполне можно было положиться. Она черпала сведения из надежного
источника, если можно сравнить с источником очень старого и очень
высокопоставленного государственного деятеля, чьим доверием широко
пользовалась миссис Крэнбейм.
телеграфная лента в руках сэра Маркуса, что правительства двух стран,
главным образом задетых конфликтом, не пожелают ни принять условия
ультиматума, ни предложить компромиссное решение. Возможно, дней через пять
по меньшей мере четыре страны вступят в войну, и спрос на оружие возрастет
до миллиона фунтов в день.
сэр Маркус сказал ему, что нельзя допустить, чтобы убийца извлек выгоду из
страшного преступления, совершенного им, он никак не предполагал, что Дэвис
пойдет на этот идиотский трюк с крадеными банкнотами. Теперь ему придется
всю ночь сидеть и ждать телефонного звонка. Сэр Маркус постарался устроить
свое дряхлое, тощее тело как можно удобнее на надутых воздухом подушках: он
постоянно с болезненным страхом чувствовал, как изнашивается каждая его
косточка; так мог бы чувствовать себя высохший скелет, чьи кости истираются
о свинцовое покрытие гроба. Часы пробили полночь: сэр Маркус прожил еще один
полновесный день.
сложил их один на другой, встряхивая и взбивая, словно подушки. Прошептал с
тревогой:
крохотный огонек неуверенно двинулся прочь сквозь плотную холодную тьму.
Ворон принес мешки и укрыл ее, бросив спичку.
Вам меня не видно. Не видно этого. - Он коснулся губы, зная, что она не
увидит. Отошел к двери и прислушался; услышал неуверенные шаги - хрустел под
ногами шлак; через некоторое время - чей-то голос. Сказал ей:
вас им нечего повесить. Если они придут, начнется стрельба.
будет. Они станут ждать до рассвета: вы же должны будете выйти отсюда.
недоверием; подозрительность ко всему мало-мальски дружескому вернулась и не
желала уходить.
впереди, хватит времени подумать.
далеко от них от всех. От всего ихнего паршивого мира. И темно.
коленях. Спросил подозрительно:
вырос.
подставить другую щеку?1 - Он постучал стволом пистолета по усыпанному
шлаком полу. - Ничего подобного. - Он слышал, как она дышит там, в углу,
невидимая, недостижимая, и снова ощутил необъяснимое чувство утраты. Сказал
ей:
любовника, да? Герой девичьих грез, верно? Прекрасен, как ясный день!
Не на такого напали. Слава богу, обхожусь без этого. Чтоб я размяк из-за
бабы... Никогда. - И спросил с отчаянием:
- почему их не позовете?
по-честному, я с ними тоже по-честному. Давайте. Зовите. Я ничего вам не
сделаю.