по-настоящему увидел ее, ее, Бэмби, как она стоит на платформе вокзала,
которая стала уплывать назад, в своем голубом пальто, растрепанная, мо-
жет быть, даже страшненькая, с пакетом конфет в одной руке и двумя тыся-
чами франков в другой, которые она протягивает ему, и он не нашел ничего
лучшего, как сказать:
хать ими, точно платком.
буквально сходит с ума, бежала по платформе, ожидая, что он скажет ей
еще что-нибудь, что угодно, но что-то такое, что она без конца смогла бы
повторять про себя, и это помогло бы ей жить, а он не нашел ничего дру-
гого, кроме:
и она уже не поспевала за ним, а он высунулся из двери и при своей не-
ловкости мог, чего доброго, и упасть, и вообще все это было ужасно несп-
раведливо:
две тысячефранковые купюры, издали все более напоминавшие платок, поток
пассажиров, подталкивающих ее к выходу, и дождь вдруг прекратился. Она
оказалась на привокзальной площади у выхода на перрон к поездам дальнего
следования, с клубничной карамелькой во рту, вкусом поцелуя на губах и
пустым спичечным коробком в руке, который она тут же бросила на мосто-
вую.
подождали его, болтая о конторе, об Авиньоне, о Нанте. Сандрина тоже бы-
ла блондинкой, но более худой, чем Бэмби. Она утверждала, что Бэмби та-
кая же пухленькая, как Дани Робен. Она похожа на Дани Робен, но гораздо
моложе. Сандрина находила Бэмби прехорошенькой.
И отправились вместе к Сандрине.
тоящая кухонька. Сандрина заранее накрыла стол, поставила три прибора,
думая, что Даниель тоже придет. Она приготовила картофельный салат с сы-
ром и ростбиф с зеленым горошком.
ше, чем вы.
у него был совершенно отсутствующий. Войдя в комнату, он поцеловал их
обеих в щеку, как это делают хорошо воспитанные дети, когда приходят в
гости.
рины, он признался Бэмби, что съел бифштекс в ресторане неподалеку от
Восточного вокзала.
дома он проговорил очень быстро, глядя себе под ноги, что не следует на
него сердиться, он не знает, как поступить. Он повторял: все это ужасно.
ния? Ты слишком безответствен, вот и все.
чувствовала себя старой, взрослой дамой, опекающей юнца. Она сама была
удивлена тем, что стала такой взрослой и старой.
ло неисправное отопление. Бэмби сняла с постели тюфяк, достала две прос-
тыни, сложила их вдвое, постелила одну на тюфяк, другую на постель. Она
не смотрела на него. И он не смотрел на нее. А поскольку он был
единственным ребенком в семье и был целомудреннее маленького семинарис-
та, то переодеваться пошел за душевую занавеску.
ты буквы "Д. К" (Даниель Краверо), остановился перед ней, опустив руки,
глядя на Бэмби покорным и недоверчивым взглядом. Она же стояла босиком в
белой комбинации и вдруг заметила, что без каблуков она меньше его рос-
том.
лову и глубоко вздохнул. Она погасила свет, чтобы надеть ночную рубашку.
Ей было не по себе, но скорее от раздражения, чем от чувства неловкости.
произошло с ним, а то, что произошло в поезде. Если бы она не сердилась
на него за ту тысячу франков, которую он в любом случае ей вернет, он бы
показал ей газету.
во.
цейский еще в купе арестовал убийцу, а теперь он видит, что все это не
так.
Я просто был в этом уверен - может, оттого, что выпил вина. Как и в том,
что уже после, не знаю откуда и почему, появился полицейский и арестовал
того прямо в купе. А теперь я уже ничего не понимаю.
раз тут замешан этот дуралей, что все это правда.
це Бак, он рассказал, что съел бифштекс, ожидая этого Кабура, поскольку
еще утром стащил у меня тысячу франков, он вспомнил про фирму "Прожин" и
решил позвонить туда и проследить за Кабуром, у которого состоялся неп-
риятный разговор с этой брюнеткой. Даниель был и находчив, и бестолков.
Он заснул на полуслове. На своем тюфяке, на полу. На следующее утро мы
вместе застелили постель. Все это было вчера, в воскресенье.
постель. Она надела облегающее черное платье, черный цвет ей очень к ли-
цу.
своим родителям.
но, позабыв об этой истории в поезде, о которой они никогда больше ниче-
го не услышат, он напишет письмо, она подошьет занавески, купленные на-
кануне, а затем они трогательно попрощаются, и он будет присылать ей на
Новый год поздравительные открытки, и так до тех самых пор, пока это
приключение не отойдет окончательно в прошлое, будет позабыто.
он не стал писать родителям. Следуя своему плану, этот маленький детек-
тив в мятом твидовом костюме потащил ее за собой, и они целый день про-
ездили на такси от набережной Орфевр до Трокадеро, из Клиши на ипподром
в Венсеннском лесу.
вернулись домой и оно висело, уже высохшее, на веревке, протянутой через
комнату, - две рубашки вниз рукавами и майка рядом с ее трусиками, -
сердце у нее больно сжалось: я не смогу больше жить в этой комнате.
локурый инспектор, и на вид Даниель казался ненамного, моложе их) они
оказались на лестнице в доме на улице Дюперре, тесно прижавшись друг к
другу, боясь пошевелиться, даже глубоко вздохнуть, чтобы не выдать свое-
го присутствия. Губы Даниеля были так близко, что в конце концов она ни
о чем другом больше и думать не могла. В своей жизни она целовалась
только с двумя мальчишками, с кузеном, когда ей было тринадцать лет, из
любопытства, чтобы узнать, как это делается, и с товарищем по лицею во
время танцев на вечеринке у подруги, потому что была немного пьяна, а он
- очень настойчив. Мысли же Даннеля, который стоял, прижавшись к ней,
так что его рука лежала у нее за спиной, были заняты совсем другим... И
вот тогда он порвал ей вторую пару чулок.
конца, они поужинали, сидя рядом, в каком-то шумном ресторане на набе-
режной. Бэмби говорила об Авиньоне. Она не желала больше слышать об этой
истории. И когда они шли домой, она взяла Даниеля за руку и не выпускала
ее, пока они не добрались до улицы Бак.
нялись наверх.
понять, что испытывает: усталость или неясное желание вновь ощутить его
губы возле своего лица. Они довольно долго молча смотрели друг на друга:
она - стоя босиком в своем черном платье, с чулками в руках, он - так и
не сняв плаща. Наконец она сказала какую-то глупость, о чем тут же пожа-
лела, что-то вроде: почему ты так на меня смотришь?
хотела сказать: а почему "тем не менее"? Но не смогла.
вступила в сделку сама с собой, сказала себе: если я завтра окажусь в
тюрьме, если завтра он окажется в тюрьме, у мамы будет еще больше причин
упасть в обморок. Сейчас я его поцелую, и будь что будет.
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Корнев Павел
Елманов Валерий
Сертаков Виталий