повесил трубку с облегчением. Конструктивных решений в таком состоянии все
равно не примешь. Вместо того чтобы ломать голову и терзаться угрызениями,
лучше отдохнуть до утра. Оно мудренее. По крайней мере, так кажется
вечерами.
осведомителем, удовлетворенно подмигнул своему отражению в зеркале. Он был
прав, когда решил вывести Хмарова из игры. Неизвестно, что этот стукачок
успел разведать. Вряд ли много, но теперь уж точно ничего не сумеет:
месяцок больничного ему обеспечен, а после выписки он, надо полагать,
станет больше думать о себе, нежели о поручениях своего куратора. А если
постараться - совсем чуть-чуть постараться, не напрягаясь, - то можно его и
перевербовать.
оказалась на удивление крепкой.
Надо с ним что-то делать. Совсем опер заигрался. Даже несмотря на то, что
отстранен от работы. "Что ж, если рабочих проблем тебе не хватает -
подумаем, как создать личные, - решил Актер. - Такие создадим, что тебе,
дорогой, быстро расхочется в ковбоев играть. Когда на своей жопе штаны
загорятся - только и будешь думать, как их потушить, про все остальное
забудешь... Главное, про меня забудешь".
что, он получил от Локтионова деньги и скоро получит еще, один враг выведен
из строя, второй близок к этому.
кирпич и черепица, солнечная терраса, на которой они по вечерам будут
ужинать. И непременно бассейн. Один край бассейна будет пологим и покрытым
чистейшим песком - для Карины с Виктором, на другом он поставит вышку для
прыжков.
тепло и светло от южного солнца.
плохим и хорошим, что они вместили, ни тягостного развода, ни дурацкой
последней встречи.
моды, она, конечно же, не посмотрит, но были еще всякие дорогие ей
безделушки - в том числе и те, которые дарил ей когда-то он. Как давно это
было... Зачем они ей теперь?
замолчал, чтобы дать им поговорить.
для отказа, путал мысли, освобождал нечто, заныканное в самый дальний угол
души.
меня не слишком товарный вид.
этом есть вина каждого. Будьте здоровы!
времени. Когда вчера ложился, небо было таким же. Башка гудела, перед
глазами плавали какие-то пятна. Он поковырял в носу, но пятна не исчезли.
Нашарил под подушкой бутылку, глотнул от души, крякнул для порядка.
Зажмурился. Огненный шарик прокатился по пищеводу, бухнулся в желудок,
расплескав остатки вчерашней закуски. Стенли подавил рвоту. Открыв глаза,
сразу увидел Нинку. Уже пристроилась в дальнем углу, целит иголкой в вену.
Сколько не бил он ее за ширево - все без толку.. Крепко подсела девка. Так
крепко, что уже не стащить, никаких бабок не хватит - да и жалко бабки на
нее, дуру, тратить. Последнее время она, стесняясь "дорожек" на руках,
всегда носила кофту с длинными рукавами. Колоться в другие места - в
промежность, под язык - Стенли ей запрещал. Может, и кололась, пока его
дома не было. Брут не скажет, он с ней заодно. Сам за дозу мать родную
удавит. Может, и удавил. Никто не знает, куда она делась три года назад.
задницу. Еще ничего... Машинально оттянул резинку своих трусов, почесал
хозяйство. Встал с обоссанной - не вспомнить уже, когда и кем, - кровати,
пяткой раздавал двух тараканов, шарахнувшихся от блюда с объедками,
прошлепал к Нинке. В тот момент, когда она вытащила иглу, поднял за узкие
плечи, ногой оттолкнул из-под ее ног пуфик, наклонил лицом к подоконнику.
ловко накинула колпачок на иголку шприца. Еще пригодится вечером.
Нинка мычала, Стенли думал про то, что надо бы сходить к Парамону, стрясти
должок. С учетом процентов там набежало прилично. Сложить с тем, что
спрятано в заначке, - и можно рвать из города.
обколотый. Улыбка - от уха до уха.
можно - присоединяйся, Брутелло. В первый раз, что ли?
молчала, зато Брут ухал так, что сыпалась штукатурка, и в животе у него
бурчало, входя в резонанс с трясущимися трубами в ванной. Сколько Стенли
помнил - они всегда тряслись... А морда у Брута была глупой, под стать
кликухе, зенки, того и гляди, вывалятся, из пасти торчат обломки черных
зубов, и таким перегаром несет... Стенли хотел сунуть ему в морду, чтоб не
скалился и замолчал, но тут стало не до него.
трусы; выходя, он увидел, как Брут пристраивается к сестренке на его место.
вилка, давно потерялась, и он рвал застывшую глазунью руками, предплечьем
вытирая текший по подбородку желток. Хорошо!
Пели про урку, который, сидя в лагере, получил от мамы письмо и "пошел на
рывок", про волка, с которым беглец разошелся по понятиям, чисто конкретно
ему все объяснив, и про солдата, который этого урку в конце концов шлепнул.
Душевно пели. С чувством. Умел бы Стенли плакать - заплакал бы.
правду. Родаки у него обеспеченные, знакомых всяких до фига. Непонятно,
чего Парамоша к ним прибился. Все вроде есть, всего хватает. Но - прибился
и прибился, был бы толк. А толк был. И соображал Парамоша получше других, и
руками-ногами махать умел, как положено, без всяких скидок. Вот только на
бабу свою много тратит. Она тоже из приличных. Теплое пойло на рваном
матрасе, один "баян" на толпу и порево без душа ее не устраивают. Ночные
клубы, дискотеки, простыни шелковые, крабов в постель... Какого хера на эту
муру бабки тратить? Но это - Парамошино дело. Лишь бы отдавал вовремя и с
процентами. Пока не подводил. Знает, что может быть за заминку. Папа с
мамой не помогут.
Не пробухали бы все за три дня - уже сейчас он мог бы уехать. Но тогда еще
не было так жарко, тогда его не искали, он еще не пропустил судебное
заседание за трехлетней давности грабеж, и судья еще не хлопнул свою
поганую колотуху на постановление об аресте.
ветровки, привычно стрельнул взглядом вправо-влево. Чисто, ментов нет.
Можно идти. До Парамоши - пять минут медленным шагом. Как раз хватит пивка
пропустить.
могло, уверенный голос:
спичка. Намокшая кепка, прищуренные глаза и усы, которые сразу показались
фальшивыми. У Стенли была отменная память на лица. Не раз это его спасало.
Если не жизнь, то свободу спасло точно. Последний раз - когда едва не
нарвался на ментовскую засаду. Вовремя признал двух оперов, с которыми уже
имел дело. Опознал и сейчас - как же, недавний "терпила", пролетариат с
блатными сигаретами. Спину стянуло холодом: если он не один...