Чтение 28–й страницы книги ~Реальная угроза~

- Ну что ж, хорошо. Я хочу дать вам совет, господин министр, - бросил
Хвостов. - Вы можете поступать с ним, как вам угодно, но я надеюсь, что все
же вы отнесетесь к нему с должным вниманием.

- Ну хорошо, хорошо. Так в чем дело?

- Наш зарубежный компаньон считает, что вы перестали обращать на него
внимание. Он говорит...

- Этот человек не является моим компаньоном. Он всего лишь передаточная
инстанция для товаров и, в свою очередь, передает то, что ему Поручают
другие.

- Меня это мало интересует. Он утверждает, что вы отказываетесь отвечать
на его звонки. Мне видится важным, чтобы вы поговорили с ним.

- Хвостов, разве ты не понимаешь, что я закладываю фундамент нашего
общего дела? Я не хочу повиноваться его капризам. Если он ухе сейчас
считает, что может говорить со мной когда ему заблагорассудится,
представляю, что он потребует потом. Он и его хозяева, что скрываются за его
спиной.

- Поговорите с ним, господин министр. Успокойте его. Я не хочу, чтобы он
стал моим врагом.

- А мне не нравится, что он пытается противопоставить нас друг другу. Ему
придется подождать, когда я буду готов поговорить с ним. Если ему это не
нравится, хрен с ним.

- Послушайте, вы должны понять, что в его силах повернуть все это против
нас самих.

- У нас достаточно дел, чтобы не забивать себе головы его проблемами. Я
получил секретную информацию относительно американской операции в
Калининграде.

Там происходят события, которые могут принести нам серьезные
неприятности, хотя я не знаю точно, какие именно. Мы должны быть готовы
принять срочные меры, если в этом возникнет необходимость. Мне кажется, что
в создавшейся обстановке ты сам должен взяться за это дело.

- Это меня не интересует. Я уже сделал все.

- От тебя потребуется нечто большее. Мне нужно снаряжение, могут
понадобиться и люди. Если ты считаешь, что можешь сейчас умыть руки, то
совершаешь серьезную ошибку.

- Видел я гребаные ваши игры! Я уже сказал, жалею, что ввязался в это
дело!

- Ничего не поделаешь, Хвостов. Жизнь - это политическая игра, с того
самого момента, как еще в детстве мы соперничали друг с другом, стараясь
завоевать внимание родителей, отхватить себе то, что лучше и интересней. Я
уверен, что именно тогда мы научились предательству. Семья является школой
предательства, где мы становимся иудами и любимый брат превращается во
врага, верно?

- Не знаю. Я перестал вас понимать, господин министр.

- Вот как? Только не забывай, что именно ты был на той шхуне в
Хабаровске.

- У вас все? - спросил Хвостов, не скрывая сарказма.

- Нет. Мне нужно, чтобы ты использовал свои многочисленные связи,
несмотря на то, что я отношусь к ним с презрением. Пришло время немного
помутить воду.

Там есть фракции, которые вполне могут разделять нашу общую точку зрения.
Мне представляется, что пора вытащить их на яркий свет общественного
внимания.

- Что вы хотите этим сказать? - недоуменно спросил Хвостов.

- У националистов, сепаратистов, коммунистов и реформаторов есть общая
цель - помешать поступлению иностранной помощи в Россию. Мне кажется, нужно,
чтобы кто-то обратил на это их внимание, не так ли? Кроме того, интерес к
этому должны проявить военные и ФСБ, несправедливо лишенные возможности
воспользоваться щедростью наших врагов и утратившие таким образом
способность забрать что-то для собственных нужд. Ты не считаешь, что кому-то
следовало поинтересоваться, как они относятся к этому и что собираются
предпринять? Даже церковь и организованная преступность кровно
заинтересованы в этом. Понимаешь, Хвостов, чем мощнее давление на Старинова
и его друзей на Западе, тем быстрее мы достигнем своих целей. У тебя
щупальца повсюду. Думаю, пора воспользоваться ими.

- То, о чем вы говорите, - Хвостов стал заикаться от волнения, - вряд ли
можно выполнить за несколько мгновений.

- Тогда принимайся за дело немедленно. Не забывай, Хвостов, что без
человека, который не может показать, на что он способен, легко обойтись.
Итак, о чем еще ты хотел поговорить?

- Вы не дали мне ответа на вопрос, по поводу которого я позвонил.

Относительно передаточной инстанции, как вы назвали его.

- Я сказал, чтобы он убирался ко всем чертям! С этого момента я буду
разговаривать только с его хозяевами и только в такое время, когда это меня
устраивает. А если ты не выполнишь того, что я тебе поручил, Хвостов, то же
самое будет относиться и к тебе. Если ты вообще останешься на прежнем месте.
А теперь будь здоров, Хвостов. И будь наготове, когда понадобишься.

- Подождите, не отключайтесь. Вы слышите меня? Черт побери, вы меня
слышите? Алло, алло, алло... - Из телефона в его потной руке отчетливо
доносился низкий гудок. Он выругался и швырнул трубку в угол. - Проклятье!

Какой-то звук снова привлек его внимание к женщинам, которые, прижавшись
друг к другу, боязливо смотрели на него.

- А вы чего уставились? Идите сюда и покажите на что вы способны! - Это
были слова его собеседника. На что он способен! Хвостов сел на скамью и
устроился поудобней. Когда женщины вернулись на прежнее место и принялись за
работу он закрыл глаза. Политические игры. Грязное дело. Есть множество
других занятий, которыми он занимается с большим удовольствием.

Глава 23

Вашингтон, округ Колумбия, 6 января 2000 года

В сером тренировочном костюме и с бейсбольной шапочкой "Балтиморские
иволги" на голове, обутый в кроссовки "Найк", Алекс Нордстрем бежал трусцой
по центральному бульвару Молл американской столицы. На лице его застыло
выражение спокойной сосредоточенности, и он полностью отдался привычному
ритму, с которым длинные ноги несли его по аллее. Алекс приближался к второй
половине своей утренней дистанции, он чувствовал, как его кровь насыщается
кислородом, а мышцы бедер и икр уже испытывают приятную расслабленность.

Согнутые в локтях руки двигались в привычном ритме с ногами, он видел
перед собой Конститьюшн-гарденс и уходящую ввысь мраморную иглу памятника
Вашингтону. Здесь Алекс обычно поворачивал назад, на восток, завершая
двухмильную утреннюю пробежку. Не исключено, что сегодня ему придется
немного подождать, в зависимости от того, появится ли Блейк в условленное
время.

Нордстрем сомневался, что ему повезет, принимая во внимание, что
заместитель государственного секретаря и глава Бюро иностранных дел в
Госдепе был человеком, механизм внутренних часов которого, казалось,
безнадежно испортился еще в бытность его лучшим студентом Алекса,
преподававшего политологию в Джорджтаунском университете.

Нордстрем продолжал неторопливо бежать по аллее, не видя причины спешить.

К северу от бульвара возвышались массивные громады зданий
Федерал-трайэнгл, уходившие дальше к Пятнадцатой улице. Их крыши краснели
сквозь оголенные ветви деревьев. На юге Нордстрем видел белые колоннады и
галереи здания Министерства сельского хозяйства. Он размеренно дышал, и
выдохнутый им воздух на утреннем морозце тут же превращался в белый пар,
однако привычный ритм ускорил обмен веществ в его организме, и Алекс не
обращал внимания на то, что холодные порывы ветра со стороны Потомака
срывают градинки пота с его щек и лба. На спине, между лопатками,
тренировочный костюм промок и стал темным от пота, но это был здоровый
приятный пот, вместе с которым через поры его тела уходили напряжение и
усталость.

Справа от него по улице проносились дорогие автомобили с сидящими в них
элегантно одетыми мужчинами и женщинами. В большинстве своем автомобили
поворачивали на север или на юг по Семнадцатой улице, направляясь к музеям в
центральной части города или к правительственным зданиям. Некоторые машины
продолжали ехать вперед мимо Рефлектинг-пул к тому месту, где
Конститьюшн-авеню превращалась в шоссе ј 66, уходившее на мост и дальше в
сторону Арлингтона.

Примерно в миле позади Нордстрема золотой купол Капитолия отражал лучи
утреннего солнца, уже освещающего красные кирпичные башенки Смитсоновского
замка. На широком пространстве Молла фигуры пешеходов и бегунов растянулись
по дорожкам на различных этапах своего утреннего ритуала. Белки и голуби
ссорились из-за скудных крошек зимнего рациона, а юные студенты колледжей, в
теплых пуховых куртках и вязаных шапочках, которые приехали в столицу на
время каникул, направлялись к маленькому круглому катку, расположенному
рядом с Музеем естественной истории, с коньками, которые несли перекинутыми
через плечо на связанных шнурках. События недельной давности на Таймс-сквер,
похоже, оказали на парней и девушек не большее влияние, чем на белок и
голубей.

Это что, способность быстро восстанавливать физические и моральные силы,
присущая молодежи!? - подумал Нордстрем. Или, может быть, уже укрепившаяся
стойкость поколения, родившегося в эпоху, когда терроризм стал постоянно
присутствующим фактором, чем-то вроде природных катаклизмов, таких как
землетрясения и ураганы? Алекс не был уверен, что ему хочется знать это, и
надеялся, что причина скорее в первом. По крайней мере на него величие
столицы производило достаточное впечатление, чтобы в голове начинал звучать
припев гимна "Звезды и полосы", вызывая ощущение глубокой преданности
усыновившей его стране.

У Четырнадцатой улицы он замедлил темп и перешел на бег на месте, ожидая
перерыва в потоке транспорта, затем покинул Молл и оказался у газона вокруг