хотелось побыть с женой. Если б только не надо было спать! Тогда бы он
получил свой кусок пирожка... И сам усмехнулся при этой мысли - разве так
можно думать будущему президенту США? В сердце у тебя, малыш, голода нет,
зато в других местах... В конце концов, если великолепному Джону Кеннеди
было дозволено слыть бабником, то почему же он себе этого позволить не
может? Кеннеди, считал Готтшалк, был слабаком. Иначе бы он не навернулся в
Заливе Свиней и во Вьетнаме. Если б он действовал правильно, кто знает, где
мы были бы сейчас. И уж в куда большей безопасности. Да и мир выглядел бы
иначе!
противоположностью Кэтлин - полноватая, с длинными каштановыми волосами и
черными глазами.
постельках. Но не для того, чтобы спать. - Она шутливо пихнула его в бок
кулаком и хрипло рассмеялась. Потом положила руку ему на грудь и поцеловала
в губы. И он, вопреки самому себе, вздрогнул.
Готтшалка, тогда еще не сенатора, случился сердечный приступ. В свое время
от острой сердечной недостаточности умер его отец, дед скончался от удара.
Готтшалк слыхал, что такие вещи передаются по наследству, но поскольку он
побаивался обсуждать этот вопрос со своим врачом и потому не знал всех
подробностей, глубоко запрятанный страх был тем ужаснее.
замирать, и он полагал, что это тоже один из признаков сердечной болезни.
Это был неуправляемый страх, он не мог рассказать о нем никому, тем более,
жене.
свете вспышек и разрывов компьютерной игры.
этот момент зазвонил телефон.
вас?
просто хотим получить побольше данных. Но, неофициально, могу вам сообщить,
что вертолет в полном порядке.
трубку.
скользили голубые корабли пришельцев.
***
поглотила пыль времен. Да, время - вот чего она боялась.
кого-нибудь другого, то какой в этом будет смысл? Если на каждом углу
поджидала смерть, готовая похитить все то, что составляло радости и надежды
жизни.
дружелюбным. Она была для него чужой, как чужой она чувствовала себя для
всего мира. Ночь смыкалась вокруг нее, душила. Она ужасно хотела включить
все лампы, чтобы изгнать тьму из дома и из своей души, но у нее не было сил
встать.
дома завывал ветер - весь мир в унисон с ней пел песню отчаяния.
было темно, и когда она сошла с последней ступеньки, ей послышался громкий
стук - будто с петель сорвалась ставня. Она глянула на окна: ставни были
закрыты.
нее побежали мурашки.
прошла на кухню, взяла трубку.
хлопала на ветру.
мокрый пол. Струи дождя, врывавшиеся с улицы, хлестали ее по ногам.
талию и за шею схватили чьи-то крепкие руки.
почувствовала острый незнакомый запах. Она попыталась закричать, но, как это
бывает в ночных кошмарах, не могла издать ни звука. Что-то перекрыло,
перехватило ей горло, и она начала конвульсивно дергаться, как будто
пыталась вызвать рвоту, чтобы очистить горло.
собственная жажда смерти воплотились в силы, призванные ее уничтожить. И тут
словно вспышка света пронзила Мойру: она вдруг поняла, что совсем не хочет
умирать. Она начала бороться за жизнь всеми силами своего тела и души.
Открыв рот, вцепилась зубами в ту непонятную плоть, которая обхватила ее
горло. И почувствовала, что прокусила эту плоть, что в рот ей хлынула
горячая кровь, что она захлебывается ею.
череда дней и ночей, сладость дыхания, рассветы, улыбка друга, невинное лицо
ребенка, ужин на траве... Теплые ручонки еще не рожденных ею детей, смех
внуков, тот чудесный, волнующий опыт, который приходит со страстью, с
жизнью. С жизнью! Всего этого жаждала она теперь с такой невероятной силой.
странно, почувствовала, что ее отпускают. Она попробовала закричать, но из
ее уст раздался лишь ужасающий хрип - это выходил из легких стиснутый
воздух.
ней из тьмы, и инстинктивно закрыла руками лицо. И услышала сначала легкий
свист, похожий на тот, каким старики в парке подзывают голубей.
чистой энергии. Кости в запястье хрустнули, и ужасная боль пронизала всю
руку.
капли дождя, но она их не чувствовала. Ее лоб, глаза заливала кровь. Она
пыталась сморгнуть ее струйки, но снова раздался этот свист, почти нежный, и
в голове ее начало что-то взрываться в череде маленьких яростных вспышек.
нечто, похожее на скуление собаки. Удары по голове, по лбу следовали один за
другим, с размеренной частотой. Она лежала на спине, неспособная
шевельнуться. Она смотрела в потолок, который вдруг ожил, превратился в
зовущие ее тени. Одна из теней, огромная, как гора, склонилась над ней, и
единственным своим уцелевшим глазом Мойра увидела серебряную вспышку. Она
летела в нее словно перст Божий. Она уже не слышала мягкого свиста, и все
люди, все лица, которые мгновение назад явились ей, покинули ее. И
последний, смертный удар обрушился на нее, тьма сменилась светом, и она
подумала о Джоне и о предстоящей встрече с ним.
его горящей, пылающей страны, сестры, брыкающейся, кричащей, которую волок
завоеватель. Тишина была хозяином Киеу, потому что всюду, куда бы он ни
ступил, его окружала смерть. Он должен был таиться в тишине, потому что
иначе обрушится на него гнев черной птицы, красных кхмеров. Он чувствовал их
кожей, ощущал их острый запах. Это был запах истерии, смесь вони оружейного
масла и гадкой вони страха.
полу. Все было правильно, его задача выполнена - почти. Оставалось только
кое-что порушить, кое-что унести с собой. Он прошел в гостиную, увидел
камин. И над ним - деревянного Будду. И Киеу рухнул на колени на твердую,
блестящую плитку перед камином.
- молился он. - Я иду к Будде за спасением, - и, вспомнив детские молитвы,
продолжал:
свободные от ненависти среди тех, кто ненавидит. Счастье дано чистым. Те,
кто живет в счастье, есть светлые боги.
Вселенной. Он не видел крови на своих руках, он словно бы вернулся в
детство, когда его учили, что лишь преодолея все желания и страсти достигнет
он истинного счастья.
КНИГА ВТОРАЯ
ПРИЗЫВ
Июль, наши дни, Графство Бакс - Нью-Йорк - Вашингтон
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Жюль Верн
Браун Дэн
Лукьяненко Сергей
Прозоров Александр