уходил в холод забвения. Вскоре взойдет луна, по небу рассыплются звезды, и
все вокруг озарится огнями вспыхнувших фонарей и окон.
Лежа на спине под большим кленом, который высоко поднимался над окружавшими
его кустами, он был похож на путника, беспечно уснувшего летней ночью под
деревом, на мечтателя, звездочета, юношу с соломинкой в зубах с картины ху-
дожникаклассика. С раскинутыми в стороны руками и закрытыми глазами, он,
казалось, спал в мире с собой и вселенной.
же увидел рану и тут же ощупал вздутие под волосами. Рана была неглубокой и
недлинной и почти не кровоточила. Находилась она надо лбом точно посередине
головы, а шишка вокруг ссадины была величиной с грецкий орех. Стив Карелла
шумно вздохнул. Он устал, очень устал. Ему не доставляло ни малейшего удо-
вольствия гоняться за призраками.
Пусть это и не очень-то чистый спорт, но в нем по крайней мере бой начина-
ется по сигналу, правила установлены заранее, ринг четко очерчен, а против-
ник -- вот он, перед тобой, и ты твердо знаешь, что противник именно он,
единственный человек, с которым нужно драться, единственный враг.
имеем дело с убийством, -- размышлял он, -- а убийство почти всегда подго-
тавливается в тайне, и наша работа обычно заключается не в том, чтобы пре-
дотвратить его, а в том, чтобы обнаружить убийцу после того, как оно уже
произошло. Мы разыскиваем преступников, тех, кто стремится к разрушению, но
от этого сами еще не становимся созидателями, потому что наша задача, по
сути, негативна, а творчество никогда не бывает только актом отрицания.
Тедди, которая сидит сейчас там с ребенком под сердцем, творит безо всяких
усилий, творит от природы, и то, что совершает она, больше всего, что со-
вершу я за пятьдесят лет службы в полиции. Как вообще возникает у кого-то
желание иметь дело с сукиным сыном, который подпиливает концы тяги в авто-
мобиле, или убивает твоего соседа Бирнбаума, или раскраивает череп Дарси?
Почему человек решается посвятить большую часть своей жизни делу, которое
непременно должно заставить его соприкасаться с преступниками?
тайны извращенного сознания убийцы, понять мотивы его действий и вообще ма-
рать себе руки, копаясь в психологии этих омерзительных образчиков челове-
ческой породы, которые день за днем, из года в год строем проходят через
дежурную комнату полицейского участка?
монолог. -- Я скажу тебе, во-первых, что не очень-то пристало философство-
вать тому, кто чуть не завалил на школьных экзаменах почти все гуманитарные
предметы.
в жизни свободой выбора. Ты стал полицейским, потому что ты им стал, а что-
бы яснее ответить себе на вопрос "почему", тебе пришлось бы провести не
один час в кабинете психоаналитика, и даже после этого еще не факт, что ты
бы все понял. И тем не менее ты остаешься полицейским -- почему?
ходимость кормить и одевать себя и жену, не беря во внимание те трудности,
с которыми мне пришлось бы столкнуться, оставь я сейчас полицейский участок
и начни искать в моем возрасте другую работу, -- а ведь я уже далеко не
мальчик, -- не беря все это во внимание, я бы все равно остался в полиции,
ибо я хочу быть полицейским. И не потому, что кто-то непременно должен раз-
гребать грязь. Может быть, ее и вообще не надо разгребать. Может быть, ци-
вилизация двигалась бы вперед ничуть не медленнее, если бы на свете не было
ни дворников, ни полицейских.
человека, как Бирнбаум, я прихожу в бешенство! И до тех пор, пока, сталки-
ваясь с преступлением, я буду испытывать это чувство, я буду оставаться по-
лицейским, я буду продолжать мотаться из пригорода в жалкую дежурную комна-
ту полицейского участка в самом, быть может, отвратительном квартале мира,
выслушивать незатейливые шуточки своих коллег, их избитые остроты и отве-
чать на телефонные звонки и жалобы от законопослушных граждан, которые хоть
далеко и не все являются созидателями, но по крайней мере не принадлежат к
разрушителям".
заметили, отец Пол, -- подумал он, -- но сегодня в вашу ризницу приходил
один очень религиозный человек".
бинтами.
перь громоздились подносы с dolci [Сладости (итал.)], огромный свадебный
пирог, а в дальнем конце возвышались две бутылки вина, карточки на которых
извещали, что одна из них предназначена жениху, а другая невесте, Томми со
смешанным чувством слушал обступивших его мужчин. Их шутки приводили его в
смущение, но в то же время в глубине души они ему нравились. Он втайне чув-
ствовал, что как бы достиг наконец зрелости. Что его уже окончательно при-
нимают в мировое братство мужчин в качестве младшего члена. И может быть,
на следующей же свадьбе, на которую его пригласят, он будет иметь полное
право давать другому такие же советы, какие сейчас слышит сам. Сознавать
это ему было приятно, и он искренне смеялся над каждой шуткой, несмотря на
то что большую часть из них уже слышал раньше. Подшучивание началось с того
старого проверенного анекдота о мужчине, который забывает свой зонтик в
гостинице. Он возвращается в номер и хочет взять зонт, но в этот момент в
комнате появляются молодожены, которые вселились туда после него. Боясь,
что его примут за вора, мужчина прячется в шкаф и невольно вынужден слушать
их любовное воркование. Жених спрашивает у невесты: "А чьи это глазки?" Та
отвечает: "Твои, дорогой!" -- "А чьи это прелестные губки?" -- "Твои, моя
радость" -- и так далее и тому подобное. И все это продолжается, не минуя
ни одной части тела. Наконец мужчина, сидящий в шкафу, не выдерживает и
кричит им: "Когда дойдете до зонтика, то знайте, что это мой!"
слегка покраснел. Краем глаза он увидел, что брат его жены вынырнул из кус-
тов, огораживавших участок, и промчался в дом, по тут начался анекдот о
карлике, который женился на толстой циркачке; за этим анекдотом последовал
еще один и еще. Вспомнили даже древнюю историю о белом коне, который женил-
ся на зебре и весь медовый месяц пытался снять с нее полосатую пижаму. Пос-
тепенно шутки вышли за пределы литературного жанра и приобрели некоторый
налет импровизации, когда каждый из шутников старался перещеголять других
знанием того, как надо вести себя с молодой женой по приезде в гостиницу.
Кто-то посоветовал Томми захватить с собой побольше журналов, потому что
Анджела наверняка запрется на три часа в ванной, готовясь к самому большому
событию в своей жизни, а кто-то еще сказал: "Он только на то и надеется,
что это будет самое большое событие". И хотя Томми не совсем понял, в чем
тут соль, он все равно рассмеялся.
мы ввалимся к тебе в твою первую брачную ночь.
не хочешь, чтобы мы навестили тебя?
шутниками, стараясь поймать выражение лица Томми всякий раз, как рассказы-
вался новый анекдот; затвор его фотоаппарата все щелкал и щелкал, запечат-
левая для вечности и альбома "День нашей свадьбы" то нечаянный румянец, то
улыбку, а то мимолетную тень заботы уже семейного человека, отразившиеся на
лице.
весты и одна для жениха.
твоя женушка будет очень разочарована!
фотоаппаратом. Ночь опускалась с пугающей стремительностью.
ее платья задрался, обнажив великолепные сильные ноги, верх платья был ра-
зодран до талии. Темнота почти полностью окутала маленькое чердачное поме-
щение в доме Бирнбаума. В слабом свете исчезающего дня, падавшем из окна,
виднелись только ее светлые волосы и абрис обнаженного бедра. Она накрепко
стянула веревками тело Хоуза и начала обшаривать его карманы.
наблюдал за ней. Чем-то она его настораживала. Это была самая красивая де-
вушка в его жизни, но в ней бушевала энергия баллистической ракеты, и порой
это пугало его. И одновременно возбуждало. С волнением он наблюдал, как она
раскрыла бумажник и быстро просмотрела его содержимое.