даче профессора Красницкого появилось новое лицо.
смеющимися глазами и морщинистым лбом; его большие оттопыренные уши
светились на солнце, словно глаза огромного хищника в темном лесу. Он
казался бы смешным, если бы не его доброе, веселое, не знающее уныния
лицо. Одет он был в старые, мешком сидевшие на нем, брюки и просторную
клетчатую безрукавку.
представив незнакомца как старого товарища покойного профессора и его
коллегу по работе в университете. Мужчина назвался профессором
Колгановым, Олегом Александровичем. На дачу Красницких, по словам Анны
Петровны, он прибыл в ответ на ее настоятельную просьбу помочь ей
разобраться в бумагах покойного, касающихся его научной деятельности.
При первом же рукопожатии Максим почувствовал подсознательный интерес к
этому человеку. Но окончательно он был заинтригован лишь тогда, когда
Колганов случайно обмолвился о своем участии в экспедиции к берегам
Юго-Восточной Азии. Может быть, он что-нибудь знает или, по крайней
мере, прояснит ситуацию случайно оброненным словом?
показать ему свою цветочную плантацию, а заодно порасспросить его о
профессоре Красницком и их совместном плавании на "Академике Булкине".
Олег Александрович, весь день провозившийся с архивом своего коллеги и
порядком от этого уставший, охотно принял приглашение Чудакова. Но к
цветам он отнесся прохладно и без должного интереса, а пояснения
хозяина слушал рассеянно и невнимательно. Подобное отношение к предмету
своей страсти и увлечения немало огорчило Максима, поэтому он прервал
экскурсию по своей плантации чуть ли не на середине, чего, впрочем,
гость так и не заметил. То ли он был равнодушен к красоте цветов, то ли
трагедия, происшедшая с его другом, тяготила его -- неизвестно, но
только мысли его витали где-то далеко. И лишь внезапное изменение темы
разговора, наконец предпринятое Максимом, вернуло его на землю и зажгло
его взгляд осмысленностью и интересом.
приступая к самому главному.
Чудакова, пытаясь проникнуть в мозг собеседника и о чем-то напряженно
размышляя. Наконец он произнес:
приехал. Я приехал к вам.
ароматный чай, который Максим мастерски заваривал по ему одному
известному рецепту. Багровое солнце висело над самым горизонтом,
окутывая мир мягким предвечерним светом. Птицы умолкли, ветер стих, и
лишь назойливые комары нарушали покой и тишину летнего вечера.
Анны Петровны -- я просто не мог ей отказать. Это мой долг не только
как ученого-соратника Петра Николаевича, но и как близкого друга их
семьи. Я ведь гулял на их свадьбе -- да, да, не удивляйтесь! -- нам
тогда было чуть больше двадцати. Петр заканчивал институт, а Анюта...
Эх, как я ему тогда завидовал!.. Да-а, жаль человека. Ведь мог бы еще
жить да жить, а главное -- творить, но нет -- нашлись подонки, которым
он дорогу перешел. И ведь мало им его смерти -- еще и грязью облили
человека! И какого человека! Кристально чистого, наичестнейшего...
Впрочем, вы все это знаете не хуже меня. Извините, я отвлекся. Так вот,
по поводу моего приезда сюда. Меня, как близкого друга покойного и его
коллегу по работе, привлекли к делу в качестве свидетеля.
Следователь... забыл фамилию...
с того же вопроса, что и вы, Максим Леонидович: давно ли я знаю Петра?
Знаю я его давно, но к тому делу, которое ведет Щеглов, это отношения
не имеет. Как я понял, дело уже идет к концу -- не без вашей помощи,
дорогой Максим Леонидович, -- и опрос подобных мне свидетелей
осуществляется скорее из проформы, чем по необходимости. И тем не менее
все, что я сообщил, было аккуратно запротоколировано. Уже в конце
беседы, в неофициальной ее части, следователь вдруг упомянул ваше имя и
посоветовал повторить для вас весь мой рассказ о профессоре Красницком.
Меня этот совет весьма удивил, но, когда я узнал от Анны Петровны все
подробности вашего участия в этом деле, я удивился еще больше. -- Олег
Александрович на мгновение запнулся и вдруг спросил, в упор глядя в
глаза Чудакову: -- Вы что, действительно надеетесь найти истинную
причину смерти Петра Красницкого?
Но такую надежду не теряю. По крайней мере, буду искать, а уж найду ли
-- время решит.
Максим Леонидович, и смутную надежду в успехе вашего предприятия. А за
то, что вы вступили в единоборство с убийцей моего друга, вот вам моя
рука. -- И он крепко пожал руку смущенному Максиму.
Максим Чудаков ни на йоту не продвинулся вперед на пути к истине.
Загадка осталась неразгаданной. Не забыл Олег Александрович в своем
повествовании упомянуть и о недавней экспедиции, но особенно подробно
он остановился на незапланированном заходе судна в небольшой восточный
порт. Эту же историю, правда, в весьма урезанном варианте, Чудаков уже
слышал от самого Красницкого, но сейчас она ему представилась
совершенно в другом свете.
-- С восходом солнца наше судно зашло в порт -- не помню названия этого
городка, -- чтобы устранить незначительную поломку. Капитан сообщил
нам, что весь день в нашем распоряжении, но к вечеру чтобы все были на
борту, иначе судно уйдет, кого-то не досчитавшись. Но на берег
спустились немногие: тропический зной и страшная духота портового
городка, в котором совершенно негде было укрыться в поисках
спасительной прохлады, не очень прельщали ученых мужей. На берег сошла
только корабельная команда да несколько любопытных из числа участников
экспедиции. Среди них был и Петр Николаевич Красницкий. Я же счел более
разумным поплескаться в нашем бассейне. Надо заметить, что Петр в те
дни был очень рассеян и одержим одной идеей. В этой части света ему
удалось обнаружить некую бабочку, местом обитания которой до сих пор
было принято считать исключительно сельву Южной Америки. Так вот, он
выдвинул гипотезу... Впрочем, эта гипотеза не имеет к делу никакого
отношения. Достаточно сказать, что я, как ученый, очень хорошо понимал
и разделял его состояние. Его находка грозила переворотом в одном
весьма важном направлении энтомологической науки. Не знаю, поймете ли
вы меня... Одним словом, Петр -- то ли по рассеянности, то ли по
необходимости побыть одному -- спустился на берег и... исчез на целый
день. Появился он только около пяти -- я видел его поднимающимся по
трапу. Он прошел мимо, не заметив меня, и я понял, что его душа сейчас
не иначе как в долине Амазонки порхает вместе со своей уникальной
бабочкой. За ним подобное наблюдалось и раньше, поэтому я не очень-то и
беспокоился за него. Однако где он был весь день, он мне так и не
сказал. Правда, кто-то видел, как в то утро он брал напрокат в местном
муниципалитете легковой автомобиль -- Петр, кстати, великолепно водил
машину, -- но это, пожалуй, единственное свидетельство очевидца. Никто
больше ничего не видел и не знает, а сам он, к великому моему
сожалению, ничего сказать уже не может.
поблагодарил его и выразил надежду, что эта информация послужит делу
установления истинной причины смерти профессора Красницкого, но, к
сожалению, пока она не дает возможности высказать даже предположение на
этот счет. А про себя Максим отметил, что Олег Александрович не
упомянул о футболке, купленной Красницким в том порту; впрочем, он мог
этого и не знать или просто забыть. Но зато теперь Чудакову было ясно,
почему Красницкий сделал тогда эту покупку, на первый взгляд совершенно
ему не нужную. Да потому, видимо, что произошло это машинально, по
рассеянности; подвернись ему тогда слон, он бы, наверное, купил и
слона.
Колганову? И стрелу, и тот пергамент с таинственными письменами?.. Что,
если это наведет Олега Александровича на какую-нибудь мысль, догадку,
поможет вспомнить выпавшую из общего рассказа незначительную, но важную
деталь? Да, пожалуй, стоит рискнуть... Извинившись, Чудаков отлучился в
соседнюю комнату, где не только взял свою недавнюю находку, но и
переоделся в привезенную профессором Красницким футболку -- так, на
всякий случай. Маневр удался: Олег Александрович сразу заметил это и
быстро проговорил:
Максим Леонидович, я действительно забыл рассказать об этой футболке.
Он купил ее в том порту у какого-то торговца.
мыслях не было вас упрекать. А история этой футболки мне известна -- от
самого профессора Красницкого. Но это единственное, что он мне
рассказал. Правда, он еще говорил об Алфреде Мартинесе, который купил
такую же...
Колганов. -- Надеюсь, мерзавец получит по заслугам.