Чтение 28–й страницы книги ~Большая скука~

- Вы правы, - кивает женщина как бы сама себе. - Вы и в самом деле
ничего не понимаете...

Кафе-кондитерская небольшая, но в ней есть все, что мне в данный
момент нужно, - "эспрессо", богатый ассортимент шоколадных конфет и
добродушная хозяйка с пухленьким личиком. Поэтому, проинспектировав добрый
десяток подобных заведений, я захожу именно сюда.

В это раннее воскресное утро я тут единственный посетитель и,
вероятно, еще долго буду оставаться в единственном числе. Зато можно
выпить кофе и неторопливо изучить полки с красочными коробками конфет,
перевязанными ленточками.

- Я бы хотел послать в подарок коробку хороших конфет, - говорю,
подойдя к стойке.

- Понимаете, сегодня воскресенье... - нерешительно отвечает женщина
на английском, который ничуть не лучше моего.

- Верно. Но у человека, которому я хочу сделать подарок, именно
сегодня день рождения.

Хозяйка кладет тряпку, которой вытирала кофеварку, и кричит в
соседнее помещение:

- Эрик!

Потом добавляет:

- Я своего малого пошлю. Какие вам конфеты?

- Что-нибудь очень хорошее.

Оттого что конфеты потребовались очень хорошие, женщина становится
сговорчивее. Она снимает с полки три-четыре большие коробки и начинает
рассказывать о достоинствах каждого лакомства в отдельности. В этот момент
в кондитерскую врывается "малый". Это разбитной двенадцатилетний сорванец
со вздернутым носом. Выбрав коробку дорогих конфет, я сообщаю
курьеру-практиканту самые необходимые данные:

- Господину Тодорову, Нёрезёгаде, тридцать пять. Не знаю точно, на
каком этаже, потому что он там поселился недавно, но квартиру вы сами
найдете.

- Найду, не беспокойтесь, господин, - отвечает курьер-практикант с
уверенностью, которая меня радует.

Как гласит моя поговорка, "День без Сеймура - потерянный день". Но в
последнее время в моем календаре таких потерянных дней не бывает. Даже в
воскресенье, которое по христианскому обычаю считается днем отдыха, Уильям
пригласил меня после обеда к нему в гости.

Чтобы отомстить за эту любезность и пораньше ретироваться, я являюсь
к нему уже в два часа. Только моя надежда нарушить послеобеденный отдых
американца не оправдалась. Открыв мне, незнакомый слуга провожает меня в
столовую, обставленную редкой, старинной мебелью, о существовании которой
в этой большой и унылой квартире я даже не подозревал. Грейс и Сеймур еще
за столом, только что подан кофе.

- О, вы как раз вовремя! - радушно встречает меня хозяин. И
обращается к слуге: - Питер, принесите еще кофе и коньяку.

Сажусь за стол, за которым могла бы разместиться еще добрая дюжина
людей, и тут же включаюсь в общее молчание. Меня лично молчание никогда не
гнетет, особенно если у меня перед глазами такие шедевры, как висящие на
стенах столовой натюрморты голландских мастеров: дичь, виноград, персики,
апельсины.

- Кулинарная живопись... Гастрономическая лирика... - бормочет
Сеймур, заметив мой интерес к картинам.

- Мифы алчущего желудка, - добавляю я.

- Совершенно верно. Поскольку буржуа не может постоянно набивать свою
утробу, он это делает визуально. Убитый заяц и бифштекс превращаются в
эстетический феномен.

Бесшумно возникает Питер с серебряным подносом и ставит передо мной
кофейник и бутылку "Энеси". Его мрачный вид и бесстрастный, словно
лишенный жизни взгляд прекрасно гармонируют с окружающей обстановкой.

Обряд кофепития завершается в полном молчании: каждый занят своими
мыслями либо старается разгадать мысли других. Грейс и сейчас в своем
ослепительном летнем туалете, но держится очень официально.

- Этот стол такой широкий, что, сидя за ним, разговаривать можно
только по телефону, - бросает Сеймур. - Давайте-ка лучше перейдем вон
туда, а?

После короткой групповой экскурсии из комнаты в комнату мы попадаем в
библиотеку. Тут же снова возникает Питер с подносом, ставит на столик
бутылки, ведерко со льдом, содовую воду и удаляется. Грейс хочет
последовать за ним, но в этот момент Сеймур берет лежащий в кресле том в
кожаном переплете и спрашивает у нее:

- Откуда вы вытащили эту книгу?

- Это я ее вытащил, - говорю.

Грейс уходит, а Сеймур не спеша перелистывает книгу.

- "Опасные связи"... Вы для меня ее приготовили или для Грейс? -
усмехается он и бросает книгу на диван.

- Думаю, что она в какой-то мере касается всех нас, но больше всего
меня.

- Значит, вы считаете, что наши связи опасные?

При этих словах Сеймур делает выразительный жест, указывая на меня и
на себя.

- А вы как считаете?

- В таком случае вы что, ждете удобного момента, чтобы их прервать?

- Вы прекрасно знаете, чего я жду, Уильям: когда наступит опасная
фаза.

- Ясно. Значит, вы исследуете развитие опасных связей до момента,
когда они действительно становятся опасными. Только это ведь неполное
исследование, Майкл.

Сеймур кладет в свой бокал лед, наливает немного виски, добавляет
содовой, затем усаживается в кресло и закуривает. Я тоже сажусь в кресло и
закуриваю с таким беспечным видом, словно только что сказанное всего лишь
пустые слова.

- Видите ли, Майкл, - снова подает голос мой собеседник после того,
как сунул сигарету в угол рта. - Если в этом мире есть человек, которого
вам не надо бояться, то это я.

Он переносит на меня взгляд своих прищуренных глаз и даже чуть
открывает их, чтобы я мог оценить его искренность.

- С чего вы взяли, что я боюсь вас, Уильям?

- Боитесь. Может быть, не меня лично, а чего-то такого, что, вам
кажется, связано со мной. И раз уж мы вплотную подошли к теме "опасные
связи", оставим в стороне эротическую литературу и перейдем к разведке.

Не возражаю. Да и что бы я мог возразить, кроме того, что тема
вносится в повестку дня несколько преждевременно, по крайней мере с точки
зрения моих собственных интересов. Сеймур жмет на все педали, учитывая
только свои интересы, но не мои.

- Мне известно, кто вы такой, Майкл, - позвольте мне по-прежнему так
вас называть, а не вашим настоящим именем. Вы тоже, вероятно, уже
догадываетесь, кто я. Не знаю только, догадались ли вы, что заботы о вас
вначале были возложены на других лиц, на рутинеров, которые могли все
провалить и лишь скомпрометировать вас безо всякой пользы перед вашими
органами. Я вмешался уже...

- А что вас заставило взять на себя этот труд?

- Две причины. Первая, как вы сами можете догадаться, чисто
служебного порядка: я исходил из того, что вы не просто человеческий
материал, который может послужить лишь жалким объектом грязной провокации,
а нечто большее. Поэтому я твердо решил не допустить, чтобы эти дураки
Хиггинс и Берри втянули вас в грязную историю...

Сеймур вынимает изо рта сигарету и пьет виски.

- Что касается второй причины... то я позволю себе признаться, не
боясь ваших насмешек, что вы с самого начала мне очень понравились. И
надеюсь, я не ошибся в вас: мы с вами очень подходим друг другу и отлично
друг друга понимаем, Майкл.

- Вы уверены? Я что-то не припомню ни одного случая, чтобы по
какому-нибудь вопросу мы пришли к взаимопониманию.

- Единство достигается при наличии двух противоположностей. Это же
ваш принцип, если не ошибаюсь?

- Да. Только мы его формулируем несколько иначе.

- Тогда считайте, что это мой принцип. Терпеть не могу людей, которые
во всем со мной соглашаются. Мои мысли и без того мне достаточно приелись,
чтобы их еще слышать от других. И потом, зачем мне другая такая же голова,
если своя на плечах? Наоборот, я испытываю потребность в человеке с вашими
мыслями и вашими познаниями.

Собеседник особенно подчеркнул последнее слово, ноя я делаю вид, что
не заметил этого.

- Вы уже знаете, как я смотрю на всякие там иллюзии, как-то:
"патриотизм", "верность", "мораль". Но поскольку для вас они пока что не
иллюзии, то нелишне напомнить вам, что если в человеческой деятельности
есть какой-то хотя бы ничтожный смысл, то состоит он в том, чтобы спасти
человечество от катастрофы.

- Благородная задача, - соглашаюсь я.

- Именно этой задаче я и служу, хотя и не прибегаю к громким словам.
К сожалению, в настоящий момент вы знаете о нашем мире гораздо больше, чем
мы о вашем. А это ведет к нарушению равновесия и, следовательно, чревато
многими опасностями. Только взаимный обмен информацией способен
предотвратить неожиданность, сиречь катастрофу.

- А я думал, что разведывательное управление все знает, что для него
нет нераскрытых секретов.

- Вы-то едва ли так думаете, но беда в другом - в том, что некоторые
люди в самом управлении уверены в этом. Опасная иллюзия. Не хочу сказать,