следователь спросил бы Павла об этом в первую очередь.
полуофициальной беседе? Очевидно, понимал, потому что ответил не сразу:
наморщил лоб, затем пальцами разгладил набежавшие морщины. Если бы он
сказал: "Был" и продолжал настаивать на этом, ни один свидетель не сумел
бы опровергнуть его утверждение потому, что наверняка об этом знали только
двое: он - Павел Новицкий и уже мертвый Толик Зимовец, а еще потому, что
через несколько мгновений все увидели нож в руке Зимовца, как он взмахнул
им...
приговором. И он - Валентин - подвел его к этому. Называется, помог
товарищу! Но вместе с тем он был рад, что услышал такой ответ, что не
ошибся в Павле. Зато последующие откровения товарища неприятно удивили
Валентина:
обругал, плюнул в лицо... Да, он был пьян, но прости - я не испытываю
сострадания к пьяным. Я ударил его так, чтобы он знал, чем платят за
хамство. Какой-то мальчишка... Впрочем, о мертвых плохо не говорят. Мне
жаль, что так получилось, и я готов отвечать. Но признаюсь: совесть не
мучает меня. Я не хотел его увечить, но желание поколотить его возникало у
меня не раз. Я уже говорил, что мы жили по соседству. Одно время, когда
Иван Прокофьевич - его отец, болел, я захаживал к ним в дом, помогал Ивану
Прокофьевичу чем мог - в основном болтовней, которую мы - медики называем
психотерапией. Уже тогда Толик задирался со мной, дерзил... Причины? Я их
не видел. Возможно, его обижало, что я обрывал его попытки вмешиваться в
наши с Иваном Прокофьевичем разговоры. А возможно, ревновал меня к Тамаре,
с которой у меня тогда - и это самое смешное - ничего не было. У него
вообще была дурная манера совать свой нос в чужие дела. Помнишь Клару?
После того, как мы познакомились, она пару раз была у меня. Ее
экстравагантность тебе известна. Как-то ей взбрело в голову съехать вниз
по лестничным перилам. Увидела, как съехал Толик, и туда же. Едва не
свалилась. Я догнал ее, стащил с перил. Она укусила меня за руку. Я
разозлился и отшлепал ее. Она стала визжать. Подлетел Толик, заорал: "Как
смеешь бить женщину! Негодяй!" и все такое прочее. Удивляюсь, как я
сдержался тогда... Потом очередь дошла до Ларисы: он и ее мне приплел - у
парня было больное воображение... Ерунда какая! С Лялькой у меня ничего не
было и быть не могло, я не сумасшедший. Правда, года три назад она вбила
себе в голову, что влюблена в меня. Знаешь, когда семнадцатилетняя
девчонка вбивает себе в голову такое, ее не вразумишь, не обуздаешь. Я
решил на время перевестись в сельскую больницу. Откровенно говоря, это
была не единственная причина моего отъезда, но она сыграла свою роль. И
правильно сделал: Ляля сравнительно легко перенесла эту неизбежную в таком
возрасте болезнь. Со временем у нее появились новые, но уже не столь
безудержные увлечения: Донат, тот же Толик, а наши отношения пришли в
норму. Но знаешь, что сказал мне Толик, когда я вернулся? "Зачем ты
приехал?" По-твоему, я должен был объяснять? Вечером 28-го? Я заскочил
домой, чтобы переодеться. Перед этим у меня была тяжелейшая операция и
нервы были напряжены. Я загнал машину во двор, поднялся к себе, принял
душ, переоделся. Когда спускался вниз, столкнулся с Толиком. Он был пьян.
И пошло! Начал с Тамары, кончил Ларисой. Я не хотел связываться с пьяным,
оттолкнул его, сел в машину... Нет, не разговаривал с ним. Но что-то,
кажется, сказал. Вроде бы, что это не его собачье дело... А что другое
скажешь пьяному мальчишке?
исповедь Павла не вызывала: каждый из его поступков можно было понять и
даже оправдать, но взятые вместе они настораживали, внушали тревогу. Что
это? Непонимание элементарных истин или нежелание понимать их?
разгладил пальцем набежавшие на лоб морщины, и лишь затем сказал:
Яворского взял я. Взял и продал какому-то перекупщику. Мне были нужны
деньги.
оперативный "рафик" и там дожидаться - возможно, она понадобится, а сам с
Кандыбой поднялся на третий этаж.
какую-то брошюру, стоял сержант Бессараб, на площадке двумя пролетами выше
покуривал курсант-стажер - Мандзюк предусмотрел все. Сам же находился в
соседней с Яворскими квартире, где лейтенант Дымочкин с помощью капитана
Чопея уже наладил свою аппаратуру. Женя Глушицкий и Кленов по карнизу
перебрались на кухонный балкон квартиры Яворских, справились с дверью и
сейчас только ждали сигнала. Это последнее обстоятельство вызвало
недовольство Кандыбы, который сомневался в правильности действий
оперативников. Мандзюк, которому он высказал эти сомнения, неопределенно
хмыкнул. За него ответил Дымочкин, не отрываясь от аппаратуры.
кажется, тоже досталось. Это мы уже из разговоров поняли.
подключились, когда они уже к переговорам перешли. Боков только для
острастки пригрозил. А сейчас уговаривает их.
добавил Дымочкин.
ищет. Рубашкин помогает ей. Он уже дважды показывал Бокову какие-то книги,
но, очевидно, его букинистическая эрудиция ограничена, потому что Боков
начал сердиться, - сказал Мандзюк.
величал, а сейчас Сорочкиным... Ищут. Поэтому молчат.
вперед, торопливо повернул варьер настройки, замахал руками: дескать, тихо
- слушайте!
затем хрипловатый голос сердито произнес:
упадете со стремянки. На соседнем стеллаже посмотрите.
стопках и папках лежат.
продукции... Надежда Семеновна, как же так? Вы вводите нас в заблуждение,
а это нехорошо.
запропастились, - послышался озабоченный женский голос. - Может, Ляля
взяла?
ставить не следует. В ином случае мне придется доказывать, а это я сделаю
очень легко, что вор не я. Но вообще-то согласен с тобой - воровать
грешно.
вообще давайте не заострять этот весьма и весьма скользкий вопрос. Мне
представляется, что так будет лучше для всех присутствующих, да и,
пожалуй, для отсутствующих членов вашей уважаемой семьи. В конце концов
завещание могло и не быть.
неприлично. И, пожалуйста, объясните ей, что будет с вами и вашим
дражайшим Пашенькой, если этот самый завещательный список - вот он,
Лялечка, взгляни еще раз - станет достоянием общественности, прокуратуры,
суда. Списочек-то Пашиной рукой составлен, а в нем эти самые утаенные
кем-то из вас инкунабулы значатся.
не я припрятывал. Больше скажу, перепрятывал их тоже не я. За что же ты
оскорбляешь?
эфемерного соблазна. Надежда Семеновна, простите, но та астрономическая
сумма, которую некогда с перепоя назвал полупомешанный библиофил из Штатов
и которая с тех пор дурманит ваше воображение, не более как фантазия. Вам
не продать лечебники и за сотую долю этой суммы. Я же предлагаю хорошие
деньги. Могу рассчитаться дубленками. Две импортных дубленки с меховыми
воротничками и такой же оторочкой в фабричной упаковке. Согласитесь, что
это не хуже, чем два изъеденных червями фолианта. К тому же, я готов
аннулировать свои счета с Пашкой и этот неудобный для вас и для него
список предать забвению. Надежда Семеновна, мне думается, что такие
условия нельзя назвать грабительскими.
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Посняков Андрей
Елманов Валерий
Орловский Гай Юлий
Каменистый Артем