третьего - традициям не верен, а как им быть верным в искусстве?! Были б
верны - Пушкина б не имели, он первым стал писать тем языком, которого и
поныне нет краше и современней...
переступить границу служебной этики, которой был верен всю жизнь, тогда
надо прыгать в такси и мотать отсюда, чтобы запутать г о л у б е й,
которые воркуют в ста метрах от меня, переговариваясь о чем-то и
придерживая при этом книжечки на крутых коленях. Нельзя прыгать в такси,
возразил себе Костенко, словно бы продолжая дискуссию со своим вторым "я",
поймут, что я их обнаружил; уходить надо лениво, путать рассеянно, чтобы
их не оставляла уверенность в том, что я ничего не заметил. Главное -
ответь себе: имеешь ли ты право на тот поступок, который может дать ключ
ко всему делу? Или следует идти так, как велит традиция? И, таким образом,
остаться в тупике, темном и безнадежно-глухом? И опасном для людей на
улицах, ибо Сорокин и Вареное (а сколько еще с ними? только ли эти два
боевика?) будут спокойно жить в городе и продолжать свое дело, которое
ежедневно, ежечасно и ежеминутно разлагает не только тех, кто близок им,
но и грозит смертью тем, на ком они остановят свой страшный цинковоглазый
взор.
урну, не нашел, конечно; втер окурок каблуком, совестясь и за самого себя,
а пуще за несчастный Моссовет, и неторопливо двинулся к блочным домам;
Артист жил в километре отсюда, возле церкви; там и н ы р н у...
типическим:
призван в июле сорок первого, когда старшему сыну, Николаю, исполнилось
семнадцать, среднему, Василию, четырнадцать, а младшему, Дмитрию,
одиннадцать. Жена его, Галина Никифоровна, продолжала работать на Дорхиме
уборщицей, на пятьсот сорок рублей в месяц; Николашка, закончив
десятилетку, стал учеником слесаря, приносил шестьсот; хватало выкупить
карточки - и хлеб, и сахар, и соль, и макароны, и четыреста граммов масла,
и кило мяса в месяц; в сорок втором призвали и его; отец и старший сын
погибли в одночасье, под Сталинградом; осталась Никифоровна с двумя
мальцами, в комнате с земляным полом на Извозной улице, без воды и света,
всего в ста метрах от Можайского шоссе, по которому летали, как и раньше,
улюлюкающие "паккарды" вождей: из Кремля - на дачу, с дачи - в Кремль, к
семужке, фазанчикам, буженинке, икорочке и копченостям...
мальцам еду по карточкам, тяжко кашляла, а в соседских домах на Можаечке
жили начальники, приезжали на "ЗИСах" и "Эмочках" поздней ночью, раньше
двух-трех часов редко; как великий вождь советского народа уедет к себе,
так и они по домам в одночасье - кто одну сумку с продуктами волокет, кто
две, а детишки у них румяненькие, ухоженные, голосенки звонкие, веселые,
особенно когда во дворе после уроков играют (с сорок третьего налетов не
было уже), вокруг пересохших фонтанчиков вольготно детворе, только
"извозных" к себе не подпускали, "хулиганье", мол, замарашки рваные...
заволынили в бухгалтерии с б ю л л е т н е м, как принялись гонять мальцов
от стола к столу, так Василек замкнулся в себе, лицом повзрослел,
особенно, когда врач сказала, что матери нужно молоко с медом и маслом, а
его только на базаре можно взять - в обмен на шмотье или за большие сотни,
откуда?!
кулачки прижимала к груди, жженье там у нее было и мокрота заваривалась, -
раньше-то б на паперть вышли, люди добрые б подали, а сейчас и церквей
нету, бедненькие вы мои сироты...
американского яичного порошку и буханку хлеба, а что с порошком делать,
если подсолнечного масла ни капли нет, на чем омлет жарить?! Да и дровишки
кончились, буржуйка третий день не топлена, от земляного пола могилой
тянет, холодом...
отправился в подъезд, где жили начальники; время было позднее, сел он на
третьем этаже, дождался, когда приехала машина и здоровенный дядька в
черном пальто, меховой шапке и бело-желтых бурках з а с о п е л по
лестнице; вытащив нож из-за пазухи, стал у него на пути (рослый был, хоть
и жердь жердью, а шея, как веточка ромашки и, колотясь мелкой дрожью от
ужаса, прохрипел:
темную жуть лестничного пролета, слыша вдогон вопль:
связку сосисок на бидон молока, масло и мед; вернулся домой - там
участковый сидит; молоко с медом не взял, а Ваську увел; через два дня в
каморку Налетовых пришел пахан - руки в наколках, русалки какие-то да
якоря, ни одного родного зуба - сплошь фиксы, бросил к буржуйке охапку
поленцев, достал из кармана трубочку денег, перевязанную ниткой, пояснив
Димке:
валяй в партию, слезу пусти, иди на крик и, пока сюда кого из них не
приведешь, - не слезай...
- не взяли, молодой еще, иди учись...
оперы райотдела, но, поскольку Налетов был в розыске, вызвали дежурного по
МУРу:
действительно, давал отменный: и черкасовская чечетка, когда тот в молодые
годы патипаташонил, и подражание песенкам Марка Бернеса (оперативники ему
гитару принесли), и Мирова с Новицким шпарил, закрой глаза, ну, точно эти
самые конферансье изгиляются, один к одному!
задницами задержанных, закрыл глаза и прямо-таки подивился таланту
арестованного (три побега из колоний, семь судимостей, вор большого
авторитета), позвонил Левону Кочаряну, тот, по счастью, был дома, попросил
приехать; взял Артиста под расписку и, вместо того чтобы везти его в
тюрьму, пригласил в ресторан "Будапешт", который раньше был "Авророй" и
славился как центр всех московских п р о ц е с с о в, особенно когда там
держал джаз Лаци Олах, лучший ударник Москвы.
пустил, прочитав в глазах вора такую благодарность, что в клятвах
надобности не было; выступил; проводили аплодисментами, звали на бис...
Левончик, тогда еще не постановщиком был, а ассистентом; однако назавтра
Костенко закатали строгача, Артиста отправили в Бутырки, но Левон смог
перебросить ему весточку:
помочь, ты этого заслуживаешь, место твое - в искусстве, а если и нет, то
- рядом с ним".
конечно, не прописывали; позвонил на Петровку, спросил телефон Костенко;
увиделись.
дуборылы... Я позвоню в Зарайск, у меня там приятель начальник розыска,
постараюсь устроить в городской клуб... Образование получил?
только мечтать можно, - я бы не позволил, тебя на сцену за уши надо
тащить...
газом расслабляюсь, а трезвый от зрительских взглядов леденею, двух слов
сказать не могу...
приезжай, в концерты ходи, театры... Денег не предлагаю, у самого нет,
наймись на какую еще работу, там можно подкалымить... А будешь по театрам
ходить - наверняка хорошую бабу снимешь, женишься... Вот тогда иди ко мне,
прописку пробьем...
закатали Артисту. В клубе, где он начал работать, был детский танцевальный
ансамбль, детишки занимались всласть, он им и "полечку" ставил, и
"краковяк", заканчивали поздно, не хотели расходиться от дяди Димы... И
возьмись откуда нелюди - маленькую Ниночку, девять лет всего,
крохотулечка, тростиночка с косичками, опоганили и прирезали в осеннем
безлюдном парке...
л и н у, купил водки, пришел туда гулять; ф е н я его была уникальной,
провел т о л к о в и щ у с местными урками, получил след и прихватил двух
нелюдей - одному шестнадцать лет, другому семнадцать.
чести, заставил написать, что пили перед преступлением, где время провели,
отчего на такое решились; связав намертво двух с у к, неторопливо сходил
домой, взял магнитофон и записал их показания на пленку; слушаешь -
леденит... После этого спокойно сунул нож в горло, даже лицо не