Чтение 28–й страницы книги ~В тупике~

- А что сказала Элен? - внезапно спросил Блини.

- Про что?

- Про то, что ты убил ее мать...

Владимир отвернулся. Напрасно он столько выпил. Только что он был
счастлив как никогда. Жизнь начиналась сызнова, непременно должна была
начаться сызнова. И все будет, как бывало когда-то: Константинополь - или
любой другой город, какая-то работа - на заводе, в ресторане, а может быть,
в цирке? Да, в цирке, это лучше всего! Комнатушка, граммофон, хождение
вдвоем за покупками, пересчитывая мелочь в кармане.

Блини стал уже совсем другим без бороды...

- Заткнетесь вы когда-нибудь, черт вас дери? - закричал сосед, подойдя к
двери вплотную.

- Шш!

Владимир залпом осушил бутылку, и лицо Блини расплылось у него перед
глазами, раздвоилось - два огромных рта, четыре большущих глаза, как у лани,
как у жертвы...

Он швырнул на пол бутылку, и когда она разлетелась вдребезги, крикнул в
сторону соседа:

- Все! Кончили! Молчим!

И сунул тысячефранковые бумажки в руку Блини.

- Вот! Это все твое! Да-да! Твое! Клянусь! Элен мне дала их...

- Для меня?

- Ну конечно! Не понимаешь? "Не понимаешь" - он повторял это с той
минуты, как встретил приятеля.

- Ты не понимаешь, что я все еще тебя обкрадываю? Я хотел... Нет! Тебе не
понять... Я хотел, чтобы мы начали снова... Слушай! Лучше все это сказать
сейчас, пока я пьян, завтра у меня, может быть, не хватит духу. Когда я
напиваюсь, я чувствую, какая я гадина. Вот, может быть, ради этого я и пью.
Слушай, слушай. На эти деньги ты должен вернуться к Элен. Да, именно так!
Главное, делай все, как я говорю, хоть я и пьян. У нее будет ребенок. Твой
ребенок. Я тебе дам ее адрес. Вернее, я знаю только, что живет она в
деревне, возле Мелэна...

- Зачем ты все это говоришь? - разрыдался вдруг Блини.

Нервы его были издерганы. Его ведь совсем сбили с толку. Даже
свежевыбритые щеки он ощущал как что-то непонятное.

- Я же поклялся тебе, что все это правда! Даже если завтра я стану
удерживать тебя, не соглашайся, не верь, что бы я тебе ни говорил. Я ведь
боюсь остаться один, понимаешь?

На этот раз в дверь постучал сам хозяин гостиницы. Владимир открыл.

- Как это случилось, что вас теперь двое?

- Я вам завтра объясню... Заплачу за двоих...

- Если только я до тех пор не вызову полицию, а я ее вызову, если будете
мешать спать постояльцам!

Владимир наконец заснул, подложив ладонь под затылок Блини. Когда он
проснулся, его товарищ еще спал. Трещала с похмелья голова.

Снег, как всегда в начале зимы, сменился дождем. За окном все было черным
и белым.

Блини спал с открытым ртом, голый, чуть прикрытый простыней, как ребенок.

Может быть, через час будет уже поздно? Владимир опять станет совсем
другим? Он глядел на торцы домов, на блестящие от дождя крыши и чувствовал,
как его уже охватывает отчаяние.

Он сел к столу, взял листок бумаги, карандаш и написал по-русски:
"Оставляю себе тысячу франков, чтобы не так было трудно. Деревня возле
Мелэна. Она там с сиделкой по имени мадмуазель Бланш. Ты найдешь. Это я
сунул кольцо в твою шкатулку. Если покажешь ей эту записку, она поверит".

Владимир не хотел разыгрывать из себя героя. Он забрал тысячу франков.
Собирался к Саше, швейцару отеля "Европейский", - он ведь тоже владел
четырьмя языками.

Блини вздохнул во сне, и Владимир чуть было не разорвал записку.

"Если глаз твой введет тебя во искушение."

Его успокаивало одно: при Элен есть сиделка. Он ее, может быть,
ненавидит, но все-таки уважает. Она презирает его, а он ею восхищается. И
знает, что ребенок родится благодаря ей.

Может быть, не надо было брать эту тысячу франков? Конечно, красивее было
бы... Да нет! Он еще вдобавок заберет граммофон и пластинки. Они принадлежат
обоим, по, в конце концов, он пожертвовал большим.

Он может пережить еще один час, насыщенный высокими чувствами, если
разбудит Блини, поговорит с ним, все ему расскажет.

Но у него хватило мужества отказать себе в этом. Он вышел из номера на
цыпочках. Управляющий ждал внизу, подозрения его еще усилились, когда он
увидел, что Владимир уходит с чемоданом и граммофоном.

- А платить кто будет?

Он, конечно, мог бы заплатить. Но уже сейчас начать разбазаривать эту
тысячу! А у Блини-то их целых три!

- Деньги у моего приятеля.

- Вы точно уверены?

- Клянусь вам!

Ведь теперь ему предстояло считать каждый грош.

***

- Ну как, нашел Жоржа Каленина?

- Да... По-моему, он намерен вернуться во Францию. Слушай-ка. У тебя не
найдется для меня местечка в гостинице?

- Трудновато. Заходи на будущей неделе.

Наверно, он точь-в-точь так же ответил Блини. И Блини стал торговать на
улице семечками, а потом оказался в ночлежке.

Снег совсем растаял.

У Владимира была тысяча франков. Он нарочно разменял бумажку в маленьком
кафе, где эта сумма показалась баснословной. Он пил водку, рюмку за рюмкой.
Но все это обошлось ему только в двенадцать франков, и под конец он
рассчитал, что денег хватит еще на целый месяц до того, как он станет таким,
как Блини...

Потому что по мере опьянения в нем зародилась мысль: чтобы искупить свою
вину, он должен пережить все, что пережил Блини, и под конец оказаться в
ночлежке, с грязной бородой, без рубашки, в одном пиджаке...

- Видишь ли, - сказал ему на следующий день швейцар, - место еще
как-нибудь нашлось бы, а вот разрешение на работу...

Владимир крепко выпил перед приходом к нему и теперь улыбался, радуясь,
что вступает потихоньку на путь, ведущий в ночлежку, - на путь Блини.

Все хорошо! Да! Если хорошенько подумать - все хорошо... Воскресенье,
послеполуденный час, вице-мэр, должно быть, завтракает, приткнувшись боком
на диванчике в кафе Полита, Лили моет посуду.

А ведь стоило ему захотеть. Но именно поэтому все так хорошо!