ле. - Ты спрашиваешь, выходить ли тебе замуж за Рауля, с которым я друж-
на и которому доставлю большое огорчение, высказавшись против него. За-
тем ты задаешь вопрос, нужно ли слушаться короля; но ведь я подданная
короля и оскорбила бы его, дав тебе тот или иной совет. Ах, Луиза, Луи-
за, ты очень легко смотришь на очень трудное положение!
тоном Монтале. - Если я говорю о браке с господином де Бражелоном, то
лишь потому, что я не могу выйти за него замуж, не причинив ему огорче-
ния; но, по тем же причинам, следует ли мне позволить королю сделаться
похитителем малоценного, правда, блага, но которому любовь сообщает из-
вестное достоинство? Итак, я прошу тебя только научить меня почетно ос-
вободиться от обязательств по отношению к той или другой стороне, посо-
ветовать, каким образом я могу с честью выйти из этого положения.
числу семи греческих мудрецов, и я не знаю незыблемых правил поведения.
Зато у меня есть некоторый опыт, и я могу тебе сказать, что женщины про-
сят подобных советов, только когда бывают поставлены в очень затрудни-
тельное положение. Ты дала торжественное обещание, у тебя есть чувство
чести. Поэтому, если, приняв на себя такое обязательство, ты не знаешь,
как поступить, то чужой совет - а для любящего сердца все будет чужим -
не выведет тебя из затруднения. Нет, я не буду давать тебе советов, тем
более что на твоем месте я чувствовала бы себя еще более смущенной, по-
лучив совет, чем до его получения. Все, что я могу сделать, это спро-
сить, хочешь, чтобы я тебе помогала?
руги, - на чьей ты стороне?
носительно намерений принцессы, я не могла бы тебе помочь и, следова-
тельно, от знакомства со мной тебе бы не было никакого проку. Дружба
всегда питается такого рода взаимными одолжениями.
казалась оскорбительной.
на Монтале широко раскрытыми от удивления глазами.
лись.
ции?
на нее и прошептала:
на.
ся сначала очень часто. Затем они становятся все более редкими. Устано-
вив это как общую аксиому, будем продолжать наш рассказ.
вое свидание у де Сент-Эньяна, Лавальер, раздвинув ширмы, нашла на полу
записку, написанную рукой короля. Эта записка была просунута из нижнего
этажа в щелку паркета. Ничья нескромная рука, ничей любопытный взгляд не
мог проникнуть туда, куда проникла эта бумажка. Это была выдумка Мали-
корна. Не желая, чтобы король был всем обязан де Сент-Эньяну, он по
собственному почину решил взять на себя роль почтальона.
ние в два часа дня и давалось пояснение, как поднимать люк. "Оденьтесь
понаряднее", - стояло в приписке. Эти слова изучили девушку, но в то же
время успокоили ее.
альная, как жрица Геро, Луиза подняла люк, едва только пробило два чага,
и увидела внизу короля, почтительно подавшего ей руку. Это внимание глу-
боко ее тронуло.
ным поклоном поблагодарил за оказанную честь. Потом, обернувшись к коро-
лю, он прибавил:
мне честь и спуститься сюда. Я пригласил прекрасного художника, умеющего
в совершенстве передавать сходство, и желаю, чтобы вы разрешили ему на-
писать ваш портрет. Впрочем, если вы непременно этого потребуете, порт-
рет останется у вас.
вчетвером. Словом, если мы не наедине, здесь будет столько гостей,
сколько вы пожелаете.
предложил де Сент-Эньян.
спускались завитки белокурых волос. Лавальер была в светло-сером шелко-
вом платье; агатовое ожерелье оттеняло белизну ее кожи. В маленьких
изящных руках она держала букет из анютиных глазок и бенгальских роз,
над которыми, точно чаша с ароматами, возвышался гарлемский тюльпан с
серовато-фиолетовыми лепестками, стоивший садовнику пяти лет усердных
трудов, а королю пяти тысяч ливров.
в бархатном костюме, с красивыми черными глазами и густыми черными воло-
сами. Это был художник.
мадемуазель де Лавальер с любопытством артиста, изучающего свою модель,
и сдержанно поздоровался с королем, как с обыкновенным дворянином. По-
том, подведя мадемуазель де Лавальер к приготовленному для нее креслу,
он попросил ее сесть.
держала цветы, ноги вытянула на подушку, и художник, чтобы придать
взгляду девушки большую естественность, предложил ей чем-нибудь за-
няться. Людовик XIV с улыбкой опустился на подушки у ног своей возлюб-
ленной. Таким образом, Лавальер сидела, откинувшись на спинку кресла, с
цветами в руке, а король, подняв глаза, пожирал ее взглядом. Художник
несколько минут с удовольствием наблюдал эту группу, а де Сент-Эньян
смотрел на нее с завистью.
фоне стало выступать поэтичное лицо с кроткими глазами и розовыми щека-
ми, обрамленное золотистыми локонами.
их делались такими томными, что художнику приходилось прерывать работу,
чтобы не изобразить вместо Лавальер Эрицину. Тогда на выручку приходил
де Сент-Эньян: он декламировал стихи или рассказывал историйку в духе
Патрю или Талемаиа де Рео.
самыми лучшими плодами, какие можно было найти, херес, сверкавший топа-
зами в серебряных кубках, но художнику предстояло увековечить только ли-
цо, самое эфемерное явление из всего окружающего.
любием.
дала королю знак. Людовик поднялся, подошел к картине и сделал несколько
комплиментов художнику. Де Сент-Эньян похвалил сходство, очень заметное
уже после первого сеанса. Лавальер, в свою очередь, краснея, поблагода-
рила художника и удалилась в соседнюю комнату, куда за ней пошел король,
позвав де Сент-Эньяна.
ни с чем и не расставаться с вами? - воскликнул король.
меня.