Чтение 273–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

- Ну, конечно, я не ошибся, - сказал Бошан.

- А что?

- Это она.

- Кто, она?

- А говорили, что она уехала.

- Мадемуазель Эжени? - спросил Шато-Рено. - Разве она уже вернулась?

- Нет, не она, а ее мать.

- Госпожа Данглар?

- Не может быть, - сказал Шато-Рено, - на десятый день после побега
дочери, на третий день после банкротства мужа!

Дебрэ слегка покраснел и взглянул в ту сторону, куда смотрел Бошан.

- Да нет же, - сказал он, - эта дама под густой вуалью какая-нибудь
знатная иностранка, может быть, мать князя Кавальканти; но вы, кажется,
хотели рассказать что-то интересное, Бошан.

- Я?

- Да. Вы говорили о странной смерти Валентины.

- Ах, да; но почему не видно госпожи де Вильфор?

- Бедняжка! - сказал Дебрэ. - Она, вероятно, перегоняет мелиссу для
больниц или составляет помады для себя и своих приятельниц. Говорят, она
тратит на эту забаву тысячи три экю в год. В самом деле, почему же ее не
видно? Я бы с удовольствием повидал ее, она мне очень нравится.

- А я ее не терплю, - сказал Шато-Рено.

- Почему это?

- Не знаю. Почему мы любим? Почему ненавидим? Я ее не выношу потому,
что она мне антипатична.

- Или, может быть, инстинктивно.

- Может быть... Но вернемся к вашему рассказу, Бошан.

- Неужели, господа, - продолжал Бошан, - вы не задавались вопросом,
почему так обильно умирают у Вильфоров?

- Обильно? Это недурно сказано, - заметил ШатоРено.

- Это выражение встречается у Сен-Симона.

- А факт - у Вильфора; так поговорим о Вильфоре.

- Признаться, меня очень интересует этот дом, - сказал Дебрэ, - вот
уже три месяца они не выходят из траура; позавчера со мной об этом гово-
рила "сама", по случаю смерти Валентины.

- Кто такая "сама"? - спросил Шато-Рено.

- Жена министра, разумеется!

- Прошу прощения, - заметил Шато-Рено, - я к министру не езжу, пре-
доставляю это делать князьям.

- Раньше вы метали искры, барон, теперь вы мечете молнии; сжальтесь
над нами, не то вы испепелите нас, как новоявленный Юпитер.

- Умолкаю, - сказал Шато-Рено, - но сжальтесь и вы надо мной и не
дразните меня.

- Послушайте, Бошан, довольно отвлекаться; я уже сказал, что "сама"
позавчера просила у меня разъяснений на этот счет; скажите мне, что вы
знаете, я ей передам.

- Итак, господа, - сказал Бошан, - если в доме обильно умирают - мне
нравится это выражение, - то это значит, что в доме есть убийца.

Его собеседники встрепенулись; им самим уже не раз приходила в голову
эта мысль.

- Но кто же убийца? - спросили они.

- Маленький Эдуард.

Шато-Рено и Дебрэ расхохотались; Бошан, нисколько не смутившись, про-
должал:

- Да, господа, маленький Эдуард, феноменальный ребенок, - убивает не
хуже взрослого.

- Это шутка?

- Вовсе нет; я вчера нанял лакея, который только что ушел от Вильфо-
ров; обратите на это внимание.

- Обратили.

- Завтра я его уволю, потому что он непомерно много ест, чтобы воз-
наградить себя за пост, который он со страху там на себя наложил. Так
вот, этот прелестный ребенок будто бы раздобыл склянку с каким-то сна-
добьем, которым он время от времени потчует тех, кто ему не угодил. Сна-
чала ему не угодили дедушка и бабушка де Сен-Меран, и он налил им по три
капли своего эликсира, - трех капель вполне достаточно; затем славный
Барруа, старый слуга дедушки Нуартье, который иногда ворчал на милого
шалунишку; милый шалунишка налил и ему три капли своего эликсира; то же
самое случилось с несчастной Валентиной, которая, правда, на него не
ворчала, но которой он завидовал; он и ей налил три капли своего эликси-
ра, и ей, как и другим, пришел конец.

- Бросьте сказки рассказывать, - сказал Шато-Рено.

- А страшная сказка, правда? - сказал Бошан.

- Это нелепо, - сказал Дебрэ.

- Вы просто боитесь смотреть правде в глаза, - возразил Бошан. -
Спросите моего лакея, или, вернее, того, кто завтра уже не будет моим
лакеем; об этом говорил весь дом.

- Но что это за эликсир? Где он?

- Мальчишка его прячет.

- Где он его взял?

- В лаборатории у своей мамаши.

- Так его мамаша держит в лаборатории яды?

- Откуда мне знать? Вы допрашиваете меня, как королевский прокурор. Я
повторяю то, что мне сказали, и только; я вам называю свой источник;
большего я не могу сделать. Бедный малый от страха ничего не ел.

- Это невероятно!

- Да нет же, дорогой мой, тут нет ничего невероятного; помните, в
прошлом году этот ребенок с улицы Ришелье, который забавлялся тем, что
втыкал своим братьям и сестрам, пока они спали, булавку в ухо? Молодое
поколение развито не по летам.

- Бьюсь об заклад, что сами вы не верите ни одному своему слову, -
сказал Шато-Рено. - Но я не вижу графа Монте-Кристо; неужели его здесь
нет?

- Он человек пресыщенный, - заметил Дебрэ, - да ему и неприятно было
бы показаться здесь; ведь эти Кавальканти его надули; говорят, они яви-
лись к нему с фальшивыми аккредитивами, так что он потерял добрых сто
тысяч франков, которыми ссудил их под залог княжеского достоинства.

- Кстати, Шато-Рено, - спросил Бошан, - как поживает Моррель?

- Я заходил к нему три раза, - отвечал Шато-Рено, - но о нем ни слуху
ни духу. Однако сестра его, повидимому, о нем не тревожится; она сказа-
ла, что тоже дня три его не видела, но уверена, что с ним ничего не слу-
чилось.

- Ах, да, ведь граф Монте-Кристо и не может быть здесь, - сказал Бо-
шан.

- Почему это?

- Потому что он сам действующее лицо в этой драме.

- Разве он тоже кого-нибудь убил? - спросил Дебрэ.

- Нет, напротив, это его хотели убить. Известно, что этот почтенней-
ший Кадрусс был убит своим дружком Бенедетто как раз в ту минуту, когда
он выходил от графа Монте-Кристо. Известно, что в доме графа нашли прес-
ловутый жилет с письмом, из-за которого брачный договор остался неподпи-
санным. Вы видели этот жилет? Вот он там, на столе, весь в крови, - ве-
щественное доказательство.

- Вижу, вижу!

- Тише, господа, начинается. По местам!

Все в зале шумно задвигались; полицейский энергичным "гм!" подозвал
своих протеже, а появившийся в дверях судебный пристав тем визгливым го-
лосом, которым пристава отличались еще во времена Бомарше, провозгласил:

- Суд идет!

XIII. ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ

Судьи уселись среди глубокой тишины; присяжные заняли свои места;
Вильфор, предмет всеобщего внимания, мы бы даже сказали - восхищения,
опустился в свое кресло, окидывая залу спокойным взглядом.

Все с удивлением смотрели на его строгое, бесстрастное лицо, которое
ничем не выдавало отцовского горя; этот человек, которому чужды были все
человеческие чувства, почти внушал страх.

- Введите обвиняемого, - сказал председатель.

При этих словах все взоры устремились на дверь, через которую должен
был войти Бенедетто.

Вскоре дверь отворилась, и появился обвиняемый.

На всех он произвел одно и то же впечатление, и никто не обманулся в
выражении его лица.

Его черты не носили отпечатка того глубокого волнения, от которого
кровь приливает к сердцу и бледнеет лицо. Руки его - одну он положил на
шляпу, другую засунул за вырез белого пикейного жилета - не дрожали;
глаза были спокойны и даже блестели. Едва войдя в залу, он стал осматри-
вать судей и публику и дольше, чем на других, остановил взгляд на пред-
седателе и особенно на королевском прокуроре.

Рядом с Андреа поместился его адвокат, защитник по назначению (Андреа
не захотел заниматься подобного рода мелочами, которым он, казалось, не
придавал никакого значения), молодой блондин, с покрасневшим лицом, во
сто крат более взволнованный, чем сам подсудимый.

Председатель попросил огласить обвинительный акт, составленный, как
известно, искусным и неумолимым пером Вильфора.

Во время этого долгого чтения, которое для всякого другого было бы
мучительно, внимание публики сосредоточивалось на Андреа, переносившем
это испытание с душевной бодростью спартанца.