преступление было обрисовано самыми яркими красками; все прошлое обвиня-
емого, постепенное изменение его внутреннего облика, последовательность
его поступков, начиная с весьма раннего возраста, были представлены со
всей той силой, какую мог почерпнуть из знания жизни и человеческой души
возвышенный ум королевского прокурора.
глазах общественного мнения еще до того, как его покарал закон.
торые одно за другим обрушивались на него. Вильфор часто смотрел в его
сторону и, должно быть, продолжал психологические наблюдения, которые он
уже столько лет вел над преступниками, но ни разу не мог заставить Анд-
реа опустить глаза, как ни пристален и ни упорен был его взгляд.
сом, - по я вижу, что вы намерены предлагать мне вопросы в таком поряд-
ке, в каком я затруднился бы на них отвечать. Я полагаю, и обязуюсь это
доказать немного позже, что я могу считаться исключением среди обычных
подсудимых. Прошу вас, разрешите мне отвечать, придерживаясь другого по-
рядка; при этом я отвечу на все вопросы.
левского прокурора.
тите?
дет их черед.
год через несколько дней, так как я родился в ночь с двадцать седьмого
на двадцать восьмое сентября тысяча восемьсот семнадцатого года.
голову Медузы.
тонкого батистового платка.
том воровством, а недавно стал убийцей.
судьи изумленно переглянулись, а присяжные явно были возмущены цинизмом,
которого трудно было ожидать от светского человека.
цем; вдруг он встал, растерянно озираясь; он задыхался.
детто с самой учтивой улыбкой.
ло.
датель. - То вызывающее бесстыдство, с которым вы перечислили свои прес-
тупления, именуя их своей профессией и даже как бы гордясь ими, само по
себе достойно того, чтобы во имя нравственности и уважения к человечест-
ву суд вынес вам строгое осуждение; но, вероятно, вы преднамеренно, не
сразу назвали себя: вам хочется оттенить свое имя всеми своими титулами.
сказал Бенедетто, - как верно вы угадали мою мысль; вы совершенно правы,
именно с этой целью я просил вас изменить порядок вопросов.
хвастовства, ни цинизма; взволнованная аудитория почувствовала, что из
глубины этой черной тучи сейчас грянет гром.
имя моего отца, и это имя я могу назвать.
рожно перебирали бумаги.
исказившегося лица Вильфора.
Вильфор!
ся, как буря, изо всех уст; даже судьи не сразу подумали о том, чтобы
призвать к порядку возмущенную публику. Возгласы, брань, обращенная к
невозмутимому Бенедетто, угрожающие жесты, окрики жандармов, гоготанье
той низкопробной части публики, которая во всяком сборище оказывается на
поверхности в минуты замешательства и скандала, - все это продолжалось
добрых пять минут, пока судьям и приставам не удалось водворить тишину.
ете напоказ перед вашими согражданами такую безмерную испорченность, ко-
торая даже в наш развращенный век не имеет себе равной!
своем кресле, утешая его, ободряя, уверяя в преданности и сочувствии.
шушукались.
соль, и она пришла в себя.
изящно опершись рукой на дубовые перила скамьи, заговорил:
этом уважаемом собрании ненужный скандал. Меня спрашивают, сколько мне
лет, - я говорю; меня спрашивают, где я родился, - я отвечаю; меня спра-
шивают, как мое имя, - на эго я не могу ответить: у меня его нет, потому
что мои родители меня бросили. Но зато я могу назвать имя своего отца; и
я повторяю, моего отца зовут де Вильфор, и я готов это доказать.
убеждения, что всеобщий шум сменился тишиной. Все взгляды обратились на
королевского прокурора. Вильфор сидел немой и неподвижный, словно жизнь
покинула его.
подтвердить их доказательствами.
воскликнул председатель, - вы заявили, что вы сирота и что ваша родина -
Корсика.
чтобы мне помешали, - а это неминуемо бы случилось, - торжественно
объявить мою тайну во всеуслышание.
двадцать восьмое сентября тысяча восемьсот семнадцатого года, я - сын
королевского прокурора господина де Вильфор. Угодно вам знать подробнос-
ти? Я их сообщу.
в комнате, обтянутой красным штофом. Мой отец взял меня на руки, сказал
моей матери, что я умер, завернул меня в полотенце, помеченное буквами
Э. и Н. и отнес в сад, где зарыл в землю живым.
ностью подсудимого возрастало смятение Вильфора.
отец, в эту самую ночь проник один корсиканец, который его смертельно
ненавидел и уже давно подстерегал его, чтобы учинить вендетту. Этот че-
ловек, спрятавшись в кустах, видел, как мой отец зарывал в землю ящик, и
тут же ударил его ножом; затем, думая, что в этом ящике спрятано ка-
кое-нибудь сокровище, он разрыл могилу и нашел меня еще живым. Он отнес
меня в Воспитательный дом, где меня записали под номером пятьдесят
седьмым. Три месяца спустя его сестра приехала за мной из Рольяно в Па-
риж, заявила, что я ее сын, и увезла меня с собой. Вот почему, родившись
в Отейле, я вырос на Корсике.
ние тысячи людей, можно было бы подумать, будто зала пуста.
добрых людей, любивших меня, как сына, но мои порочные наклонности взяли
верх над добродетелями, которые мне старалась привить моя приемная мать.
Я вырос во зле и дошел до преступления. Однажды, когда я проклинал бога
за то, что он сотворил меня таким злым и обрек на такую ужасную судьбу,
мой приемный отец сказал мне:
преступлении виноват твой отец, а не ты; твой отец обрек тебя на вечные
муки, если бы ты умер, и на нищету, если бы ты чудом вернулся к жизни".
чему я произнес здесь те слова, которые вызвали ваш гнев, господин пред-
седатель, и которые так взволновали это почтенное собрание. Если это еще
Корнев Павел
Акунин Борис
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Посняков Андрей
Шилова Юлия