просто, -- если не устояла она против присяги и политбесед. Не изо всех
поколений и не всех народов можно вылепить таких мальчиков.
передоверив совесть свою -- другим? Можно ли не иметь своих представлений о
дурном и хорошем и черпать их из печатных инструкций и устных указаний
начальников? Присяга! Эти торжественные заклинания, произносимые с дрожью в
голосе и по смыслу направленные для защиты народа от злодеев -- ведь вот как
легко направить их на службу злодеям и против народа!
1937-м: ты один! -- [ты один] виноват, что убивают людей! На тебе [одном]
моя смерть, и с этим живи! Не было бы палачей -- не было бы казней!
Конечно, всем ясно, что их офицеры виноваты больше; их оперуполномоченные --
еще больше; писавшие инструкции и приказы -- еще больше; а дававшие указание
их писать -- больше всех. *(1)
-- мальчики! Но лежащих били сапогами по голове -- всё-таки мальчики!.. Еще
пишет Владилен:
стрелковой охраны 43 года совершенно секретный *(2), жестокий и грозный
устав. Да присяга. Да наблюдение оперов и замполитов. Наушничество, доносы.
На самих стрелков заводимые [дела]... Разделённые частоколом и колючей
проволокой, люди в бушлатах и люди в шинелях были равно заключёнными -- одни
на двадцать пять лет, другие на три года". Это -- выражено сильно, что
стрелки тоже как бы [посажены], только не военным трибуналом, а военным
комиссариатом. Но [ра'вно]-то, равно-то нет! -- потому что люди в шинелях
отлично секли автоматами по людям в бушлатах, и даже по толпам, как мы
увидим скоро.
Кстати, очень ревностными были новобранцы из национальных меньшинств --
башкиры, буряты, якуты. Потом были равнодушные -- этих больше всего. Несли
службу тихо и безропотно. Больше всего любили отрывной календарь и час,
когда привозят почту. И наконец, были хорошие хлопцы, сочувствующие зэ-ка,
как людям, попавшим в беду. И большинство нас понимало, что служба наша в
народе непопулярна. Когда ездили в отпуск -- формы не носили".
таких-то, как он, и вовсе были единицы.
отчим, старый профсоюзный работник Войнино, был арестован в 37-м году, мать
за это исключена из партии. Отец же, комбриг ВЧК, член партии с 17-го года,
поспешил отречься и от бывшей жены и заодно от сына (он сохранил так
партбилет, но ромб НКВД всё-таки потерял. *(3) Мать смывала свою
запятнанность донорской кровью во время войны. (Ничего, кровь её брали и
партийные, и беспартийные.) Мальчик "синие фуражки ненавидел с детства, а
тут самому надели на голову... Слишком ярко врезалась в младенческую память
страшная ночь, когда люди в отцовской форме бесцеремонно рылись в моей
детской кровати".
поручения. Оставлял винтовку у костра, ходил купить им в ларьке или бросить
письма. Думаю, что на ОЛПах Промежуточная, Мысакорт, Парма еще вспоминали
стрелка Володю. Бригадир зэ-ка как-то сказал мне: "Смотри на людей, слушай
их горе, тогда поймёшь..." А я и так в каждом из политических видел деда,
дядю, тётю... Командиров своих я просто ненавидел. Роптал, возмущался,
говорил стрелкам -"вот настоящие враги народа!" За это, за прямое
неподчинение ("саботаж"), за связь с зэ-ка меня отдали под следствие...
Долговязый Самутин... хлестал меня по щекам, бил пресс-папье по пальцам --
за то, что я не подписывал признания о письмах зэ-ка. Быть бы этой глисте в
жмуриках, у меня второй разряд по боксу, я крестился двухпудовой гирей -- но
два надзирателя повисли на руках... Однако следствию было не до меня: такое
шатание-топтание пошло в 53-м году по МВД. Срока мне не дали, дали волчий
билет -- статья 47-Г: "уволен из органов МВД за крайнюю
недисциплинированность и грубые нарушения устава МВД". И с гауптвахты
дивизиона -- избитого, измороженного, выбросили ехать домой...
Освободившийся бригадир Арсен ухаживал за мной в дороге".
[офицер] конвоя. Ведь он мог бы сделать это только при солдатах и через
солдат. А значит, при общей озлобленности, ему было бы и невозможно это, да
и "неловко". Да и кто-нибудь на него бы тотчас донёс.
пенсиями и дачами.
нашей жизни -- то в одном сокращении, то в другом, начиная с КПэсэс и,
значит, КПэсэсовцев? Вот, оказывается, еще и устав был "эс-эс" (как и всё
слишком секретное тоже "эс-эс") -- понимали, значит, его подлость
составители -- понимали и составляли -- да в какое время: едва отбили немцев
от Сталинграда! Еще один плод народной победы.
второй муж покинутой жены -- и поэтому надо отречься от четырёхлетнего сына?
И это -- для комбрига ВЧК?
лагерях, а тому, что они всё-таки [были].
истинно-происходившего, и мятежи эти так аккуратно вырезаны, швом обшиты и
зализаны, участники их уничтожены, дальние свидетели перепуганы, донесения
подавителей сожжены или скрыты за двадцатью стенками сейфов, -- что
восстания эти уже сейчас обратились в миф, когда прошло от одних пятнадцать
лет, от других только десять. (Удивляться ли, что говорят: ни Христа не
было, ни Будды, ни Магомета. Там -- тысячелетия...)
будут к остаткам бумаг, археологи копнут где-то лопатой, что-то сожгут в
лаборатории -- и прояснятся даты, места, контуры этих восстаний и фамилии
главарей.
на командировке Ош-Курье близ Усть-Усы. Говорят, Ретюнин был вольнонаёмный,
чуть ли не начальник этой командировки. Он кликнул клич Пятьдесят Восьмой и
социально-вредным (7-35), собрал пару сотен добровольцев, они разоружили
конвой из бытовиков-самоохранников и с лошадьми ушли в леса, партизанить. Их
перебили постепенно. Еще весной 1945-го сажали по "ретюнинскому делу" совсем
и непричастных.
восстании 1948 года на 501-й стройке -- на строительстве железной дороги
Сивая Маска -- Салехард. Легендарно оно потому, что все в лагерях о нём
шепчут и никто толком не знает. Легендарно потому, что вспыхнуло не в Особых
лагерях, где к этому сложилось настроение и почва, -- а в ИТЛовских, где
люди разъединены стукачами, раздавлены блатными, где оплёвано даже право их
быть [политическими], и где далее в голову не могло поместиться, что
возможен мятеж заключённых.
могло. Без них Пятьдесят Восьмая была обескровленное обезверенное стадо. Но
эти ребята (почти никому не старше тридцати), офицеры и солдаты нашей боевой
армии; и они же, но в виде бывших военнопленных; и еще из тех военнопленных
-- побывавшие у Власова, или Краснова, или в национальных отрядах; там
воевавшие друг против друга, а здесь соединённые общим гнётом; эта молодёжь,
прошедшая все фронты мировой войны, отлично владеющая современным стрелковым
боем, маскировкой и снятием дозоров, -- эта молодёжь, где не была разбросана
по одному, сохранила еще к 1948 году всю инерцию войны и веру в себя, в её
груди не вмещалось, почему такие ребята, целые батальоны, должны покорно
умирать? Даже побег был для них жалкой полумерой, почти дезертирством
одиночек, вместо того, чтобы совместно принять бой.
был бывший полковник Воронин (или Воронов), одноглазый. Еще называют
старшего лейтенанта бронетанковых войск Сакуренко. Бригада убила своих
конвоиров (конвоиры в то время, как раз наоборот, не были настоящими
солдатами, а -- запасники, резервисты). Затем пошли освободили другую
бригаду, третью. Напали на посёлок охраны и на свой лагерь извне -- сняли
часовых с вышек и раскрыли зону. (Тут сразу произошёл обязательный раскол:
ворота были раскрыты, но большею частью зэки не шли в них. Тут были
краткосрочники, которым не было расчёта бунтовать. Здесь были и
десятилетники, и даже пятнадцатилетники по указам "семь восьмых" и "четыре
шестых", но им не было расчёта получать 58-ю статью. Тут была и Пятьдесят
Восьмая, но такая, что предпочитала верноподданно умереть на коленях, только
бы не стоя. А те, кто вываливали через ворота, совсем не обязательно шли
помогать восставшим: охотно бежали за зону и блатные, чтобы грабить вольные
посёлки.)
Кочмасе), повстанцы пошли и взяли соседний лагпункт. Соединёнными силами
решили идти на город Воркуту! -- до него оставалось 60 километров. Но не
тут-то было! Парашютисты высадились десантом и отгородили от них Воркуту. А
расстреливали и разгоняли восставших штурмовики на бреющем полёте.
Акунин Борис
Конюшевский Владислав
Лукьяненко Сергей
Лондон Джек
Конюшевский Владислав
Плотников Александр