Чтение 276–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

а главное - сына, и бежит прочь от этой бездны, куда, кажется, вместе со
мною готов низринуться весь мир. Она будет жить, она еще будет счастли-
ва, ибо вся ее любовь принадлежит сыну, а сын останется с ней. Я совершу
доброе дело; от этого душе станет легче.

И королевский прокурор вздохнул свободнее.

Карета остановилась во дворе его дома.

Вильфор спрыгнул с подножки на ступени крыльца; он видел, что слуги
удивлены его быстрым возвращением. Ничего другого он на их лицах не про-
чел; никто не заговорил с ним; перед ним, как всегда, расступились, и
только.

Он прошел мимо комнаты Нуартье и сквозь полуотворенную дверь заметил
две неясные тени, но не задумался над тем, кто посетитель его отца; тре-
вога подгоняла его.

"Здесь все как было", - подумал он, поднимаясь по маленькой лестнице,
которая вела к комнатам его жены и пустой комнате Валентины.

Он запер за собой дверь на площадку.

- Пусть никто не входит сюда, - сказал он, - я должен говорить с ней
без помехи, повиниться перед ней, сказать ей все...

Он подошел к двери, взялся за хрустальную ручку; дверь подалась.

- Не заперта! - прошептал он. - Это хороший знак!

И он вошел в маленькую гостиную, где по вечерам стелили постель для
Эдуарда; хотя мальчик и учился в пансионе, он каждый вечер возвращался
домой; мать ни за что не хотела разлучаться с ним.

Вильфор окинул взглядом комнату.

- Никого, - сказал он, - она у себя в спальне.

Он бросился к двери.

Но эта дверь была заперта.

Он остановился, весь дрожа.

- Элоиза! - крикнул он.

Ему послышалось, что кто-то двинул стулом.

- Элоиза! - повторил он.

- Кто там? - спросил голос его жены.

Ему показалось, что этот голос звучал слабее обычного.

- Откройте, откройте, - крикнул Вильфор, - это я!

Но, несмотря на повелительный и вместе тревожный тон этого приказа-
ния, никто не открыл.

Вильфор вышиб дверь ногой.

На пороге будуара стояла г-жа де Вильфор с бледным, искаженным лицом
и смотрела на мужа пугающе неподвижным взглядом.

- Элоиза! - воскликнул он. - Что с вами? Говорите!

Она протянула к нему бескровную, цепенеющую руку.

- Все исполнено, сударь, - сказала она с глухим хрипом, который слов-
но разрывал ей гортань. - Чего вы еще хотите?

И она, как подкошенная, упала на ковер.

Вильфор подбежал к ней, схватил ее за руку. Рука эта судорожно сжима-
ла хрустальный флакон с золотой пробкой.

Госпожа де Вильфор была мертва.

Вильфор, обезумев от ужаса, попятился к двери, не отрывая глаз от
трупа.

- Эдуард! - вскричал он вдруг. - Где мой сын? - И он бросился из ком-
наты с воплем:- Эдуард, Эдуард!

Этот крик был так страшен, что со всех сторон сбежались слуги.

- Мой сын! Где мой сын? - спросил Вильфор. - Уведите его, чтобы он не
видел...

- Господина Эдуарда нет внизу, сударь, - ответил камердинер.

- Он, должно быть, в саду, бегите за ним!

- Нет, сударь; госпожа де Вильфор полчаса тому назад позвала его к
себе; господин Эдуард пошел к ней и с тех пор не выходи я.

Ледяной пот выступил на лбу Вильфора, ноги его подкосились, мысли
закружились в мозгу, как расшатанные колесики испорченных часов.

- Прошел к ней! - прошептал он. - К ней!

И он медленно побрел обратно, вытирая одной рукой лоб, а другой дер-
жась за стену.

Он должен войти в эту комнату и снова увидеть тело несчастной.

Он должен позвать Эдуарда, разбудить эхо этой комнаты, превращенной в
гроб; заговорить здесь - значило осквернить безмолвие могилы.

Вильфор почувствовал, что язык не повинуется ему.

- Эдуард! Эдуард! - пролепетал он.

Никакого ответа; где же мальчик, который, как сказали слуги, прошел к
матери и не вышел от нее?

Вильфор сделал еще шаг вперед.

Труп г-жи де Вильфор лежал перед дверью в будуар, где только и мог
быть сын; труп словно сторожил порог, в открытых, остановившихся глазах,
на мертвых губах застыла загадочная усмешка.

За приподнятой портьерой виднелась ножка рояля и угол дивана, обитого
голубым атласом.

Вильфор сделал еще несколько шагов вперед и на диване увидел своего
сына.

Ребенок, вероятно, заснул.

Несчастного охватила невыразимая радость; луч света озарил ад, где он
корчился в нестерпимой муке.

Он перешагнет через труп, войдет в комнату, возьмет ребенка на руки и
бежит с ним, далеко, далеко.

Это был уже не прежний Вильфор, который в своем утонченном лицемерии
являл образец цивилизованного человека; это был смертельно раненный
тигр, который ломает зубы, в последний раз сжимая страшную пасть.

Он боялся уже не предрассудков, а призраков. Он отступил на шаг и пе-
репрыгнул через труп, словно это был пылающий костер.

Он схватил сына на руки, прижал к груди, тряс его, звал по имени;
мальчик не отвечал. Вильфор прильнул жадными губами к его лицу, лицо бы-
ло холодное и мертвенно-бледное; он ощупал окоченевшее тело ребенка,
приложил руку к его сердцу: сердце не билось.

Ребенок был мертв.

Вчетверо сложенная бумажка упала на ковер.

Вильфор, как громом пораженный, опустился на колени; ребенок выс-
кользнул из его безжизненных рук и покатился к матери.

Вильфор поднял листок, узнал руку своей жены и жадно пробежал его.

Вот что он прочел:

"Вы знаете, что я была хорошей матерью: ради своего сына я стала
преступницей.

Хорошая мать не расстается со своим сыном!"

Вильфор не верил своим глазам, Вильфор не верил своему рассудку. Он
подполз к телу Эдуарда и еще раз осмотрел его с тем вниманием, с каким
львица разглядывает своего мертвого львенка.

Из его груди вырвался душераздирающий крик.

- Бог! - простонал он. - Опять бог!

Вид обеих жертв ужасал его, он чувствовал, что задыхается в одино-
честве, в этой пустоте, заполненной двумя трупами.

Еще недавно его поддерживала ярость, этот великий дар сильных людей,
его поддерживало отчаяние, последняя доблесть погибающих, побуждавшая
Титанов брать приступом небо, Аякса - грозить кулаками богам.

Голова Вильфора склонилась под непосильным бременем; он поднялся с
колен, провел дрожащей рукой по слипшимся от пота волосам; он, никогда
не знавший жалости, в изнеможении побрел к своему престарелому отцу,
чтобы хоть кому-то поведать свое горе, перед кем-то излить свою муку.

Он спустился по знакомой нам лестнице и вошел к Нуартье.

Когда Вильфор вошел, Нуартье со всем вниманием и дружелюбием, какое
только мог выразить его взгляд, слушал аббата Бузони, спокойного и хлад-
нокровного, как всегда.

Вильфор, увидав аббата, поднес руку ко лбу. Прошлое нахлынуло на не-
го, словно грозная волна, которая вздымает больше пены, чем другие.

Он вспомнил, как он был у аббата через два дня после обеда в Отейле и
как аббат явился к нему в день смерти Валентины.

- Вы здесь, сударь! - сказал он. - Вы всегда приходите вместе со
смертью?

Бузони выпрямился, увидав искаженное лицо Вильфора, его исступленный
взгляд, он понял, что скандал в зале суда уже разразился; о дальнейшем
он не знал.

- Я приходил молиться у тела вашей дочери, - отвечал Бузони.

- А сегодня зачем вы пришли?

- Я пришел сказать вам, что вы заплатили мне свой долг сполна. Отныне
я буду молить бога, чтобы он удовольствовался этим, как и я.

- Боже мой, - воскликнул Вильфор, отступая на шаг, - этот голос... вы
не аббат Бузони!

- Нет.

Аббат сорвал с себя парик с тонзурой, тряхнул головой, и длинные чер-
ные волосы рассыпались по плечам, обрамляя его мужественное лицо.

- Граф Монте-Кристо! - воскликнул ошеломленный Вильфор.

- И даже не он, господин королевский прокурор, вспомните, поройтесь в
своей памяти.

- Этот голос! Где я его слышал?

- Вы его слышали в Марселе, двадцать три года тому назад, в день ва-
шего обручения с Рене де Сен-Меран. Поищите в своих папках с делами.

- Вы не Бузони? Вы не Монте-Кристо? Боже мой, так это вы мой враг -
тайный, неумолимый, смертельный! Я причинил вам какое-то зло в Марселе,
горе мне!

- Да, ты угадал, - сказал граф, скрестив руки на груди. - Вспомни,
вспомни!

- Но что же я тебе сделал? - воскликнул Вильфор, чьи мысли заметались
на том пороге, где разум и безумие сливаются в тумане, который уже не