Чтение 276–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

- пообещал Жильбер. Он поклонился и шагнул к двери. Андре протянула ему
руку.

- Ах! - воскликнула она. - В одно мгновение вы дали мне такое великое
счастье, что это не идет ни в какое сравнение с тем горем, которое вы
причинили мне в жизни!.. Благослови вас Бог, Жильбер!

Жильбер вышел.

За воротами он увидал фиакр, в котором его ждали Себастьен и Питу.

- Себастьен! - обратился он к сыну, снимая с шеи небольшой флакончик,
содержавший жидкость цвета опала и висевший на золотой цепочке. - Передай от
моего имени этот флакон графине де Шарни.

- Как долго я могу побыть у нее?

- Сколько захочешь.

- Где я смогу вас найти?

- Я жду тебя здесь. Юноша взял флакон и пошел в дом. Спустя четверть часа
он вышел.

Жильбер бросил на него торопливый взгляд: флакон остался нетронутым.

- Что она сказала? - спросил Жильбер.

- Она сказала: "О, только не из твоих рук, мальчик мой!"

- Что она сделала?

- Разрыдалась.

- В таком случае она спасена! - обрадовался Жильбер. - Поди ко мне, сын!

Он обнял Себастьена, пожалуй, с большей нежностью, чем обыкновенно.

Однако Жильбер упустил из виду Марата.

Спустя неделю он узнал, что графиня де Шарни арестована и препровождена в
тюрьму Аббатства.

Глава 5

ТАМПЛЬ

Но прежде чем последовать за Андре в тюрьму, куда ее должны были
поместить по подозрению в соучастии, давайте отправимся вслед за королевой,
которую только что препроводили в тюрьму как преступницу.

Мы уже упомянули о непримиримом противоречии Собрания и коммуны.

Собрание, как это случается со всеми учрежденными органами, не успевало
идти вместе с народом; оно толкнуло народ на путь 10 августа, а само
осталось позади.

Секции по собственному разумению, как могли, создали знаменитый совет
коммуны; вот этот совет коммуны в действительности и стал во главе народа 10
августа, осуществив то, что проповедовало Собрание.

А доказательством этому служит то обстоятельство, что от коммуны король и
пытался спрятаться в Собрании.

Собрание предоставило убежище королю, которого коммуна была бы не прочь
захватить в Тюильри; задушить между матрацами, задавить меж дверей вместе с
королевой и дофином, с волчицей и волчонком, как тогда говорили в народе.

Собрание сорвало этот замысел, успех которого - каким бы чудовищным он ни
казался - явился бы, возможно, большим счастьем.

Итак, Собрание, защищавшее короля; королеву, дофина, весь двор, было, по
существу, роялистским; Собрание, постановившее, что король будет жить в
Люксембурге, то есть во дворце, было роялистским.

Правда, внутри роялизма, как и всюду, существовало свое разделение; то,
что в глазах коммуны выглядело роялизмом, кому-нибудь другому казалось
вполне революционным.

Лафайет, высланный из Франции как роялист, был по приказу австрийского
императора арестован как революционер.

Итак коммуна стала обвинять Собрание в роялизме; кроме того, время от
времени Робеспьер высовывал из норы, в которой он прятался, свою
приплюснутую, вытянутую, ядовитую головку и с шипением выплевывал очередную
клевету.

В это время Робеспьер как раз говорил, что мощная партия жирондистов
предоставляет трон герцогу Брауншвейгскому. Вы только вдумайтесь: "Жиронда!
Иными словами, та самая партия, которая первой бросила клич: "К оружию!";
которая первой вызвалась защитить Францию! Итак, чтобы прийти к диктатуре,
революционная коммуна должна была противостоять роялистскому Собранию.

Собрание выделило королю в качестве резиденции Люксембургский дворец.

Коммуна объявила, что не сможет поручиться за безопасность короля, если
он будет жить в Люксембургском дворце: из погребов Люксембургского дворца,
как утверждала коммуна, подземные ходы вели в катакомбы.

Собрание не хотело ссориться с коммуной из-за такой безделицы: оно
предоставило ей самой выбрать для короля резиденцию.

Выбор коммуны пал на Тампль. Судите сами, насколько хорош этот выбор!
Тампль - далеко не Люксембург: это не дворец, связанный подземным ходом с
катакомбами, выходящий одной стеной на равнину, прилегающий под острым углом
к Тюильрийскому дворцу и ратуше; нет, это тюрьма, находившаяся под неусыпным
оком и на попечении коммуны; стоило коммуне протянуть руку, и ворота Тампля
распахивались или запирались по ее мановению; это была старинная башня,
которую окружили новым крепостным рвом; башня была приземистая, прочная,
темная, мрачная; Филипп Красивый, олицетворявший королевскую власть,
расправлялся в этой башне со средневековьем, восстававшим против него: ужели
королевской власти суждено было самой доживать свои дни в этой же башне под
давлением новой эпохи?

Как случилось, что эта старинная башня сохранилась в густонаселенном
квартале, темная и тоскливая, словно сова, которая таращит подслеповатые
глаза на солнце?

Вот здесь-то и будет жить королевская семья - так решила коммуна.

Был ли в этом особый расчет коммуны, когда она выбрала в качестве
резиденции для короля этот приют, где в былые времена должникам надевали на
голову зеленый колпак, и они должны были отсидеть голым задом на холодных
камнях, как предписывалось средневековым законом, после чего им прощался
долг? Нет, выбор был сделан по воле случая, рока. Провидения, да не
покажется это слово чересчур жестоким.

13-го вечером король, королева, принцесса Елизавета, принцесса де
Ламбаль, принцесса де Турзель, камердинер короля г-н Шамильи, а также
камердинер дофина г-н Гю были переведены в Тампль.

Коммуна так торопилась препроводить короля в его новую резиденцию, что
башню даже не успели подготовить для встречи короля.

Вот почему королевскую семью сначала провели в ту часть башни, где жил
когда-то граф д'Артуа, когда бывал в Париже, и которую называли дворцом.

Весь Париж обуяла радость: правда, три с половиной тысячи граждан
погибли; зато король, друг чужеземцев, злейший враг революции, союзник знати
и священников, находился под стражей!

На всех домах, возвышавшихся над Тамплем, горели огни.

Лампионы висели даже на зубчатых стенах башни.

Когда Людовик XVI вышел из кареты, в десяти футах от дверцы он увидел
Сантера верхом на коне.

Два офицера муниципалитета уже ожидали короля; при виде его они даже не
подумали обнажить головы.

- Входите, сударь! - приказали они.

Король вошел и, ошибочно полагая, что будет жить во дворце, попросил
показать ему дворцовые апартаменты.

Офицеры переглянулись, ухмыльнулись и, не сказав королю ни слова о том,
что прогулка эта не нужна, так как ему суждено жить в главной башне, повели
его через все комнаты.

Король распределял дворцовые комнаты, а офицеры забавлялись его
заблуждением, которому суждено было обратиться горечью.

В десять часов подали ужин. Во время ужина Маню-эль стоял за королем, но
не как послушный слуга, а как тюремщик, надсмотрщик, хозяин!

Представьте себе, что слугам отданы два противоречивых приказа: один -
королем, другой - Манюэлем; разумеется, слуги подчинились бы Манюэлю.

Это и была настоящая неволя.

Вечером 13-го король, побежденный на самой вершине власти, покатился с
горы, у подножия которой его ждал эшафот.

Ему понадобилось восемнадцать лет, чтобы взобраться на вершину и
удержаться там; но всего за пять месяцев и восемь дней он потеряет все, чего
ему удалось достичь!

Судите сами, с какой поспешностью и настойчивостью его толкают в бездну!

Итак, в десять часов все ужинают в дворцовой столовой; в одиннадцать они
переходят в гостиную.

В гостиную входит один из комиссаров и приказывает камердинерам, г-ну Гю
и г-ну Шамильи, взять то немногое из постельного белья, что они имеют, и
следовать за ним.

- Куда это, за вами? - полюбопытствовали камердинеры.

- В вечернюю резиденцию ваших господ, - отвечал комиссар, - во дворце они
могут находиться только днем.

Итак, король, королева и дофин остались теперь господами лишь для своих
камердинеров.

В дверях дворца их ожидал офицер муниципалитета, который пошел вперед с
фонарем. Все двинулись за ним.

При слабом свете этого фонаря, а также в отблесках угасавшей иллюминации
г-н Гю пытался разглядеть будущее жилище короля; однако перед ним была
только мрачная башня, нависшая над головой, словно гранитный великан с
огненной короной на голове.

- Боже мой! - вскричал, остановившись, камердинер. - Неужто вы
собираетесь отвести нас в эту башню?

- Совершенно верно, - подтвердил офицер. - Да, времена дворцов ушли в
прошлое! Сейчас ты увидишь, как живут убийцы народа!

С этими словами человек с фонарем стал нащупывать ногой первые ступеньки
винтовой лестницы.

Камердинеры остановились было во втором этаже, однако человек с фонарем
продолжал подниматься.