прогулок марсельцам; он весь зарос диким виноградом, оплетающим своими
черными корявыми стеблями его каменные стены, пожелтевшие под пламенными
лучами южного солнца. Две стертых каменных ступеньки вели к входной две-
ри, сколоченной из трех досок, которые ежегодно расходились, но не знали
ни глины, ни краски, и терпеливо ждали осеннюю сырости, чтобы снова сой-
тись.
свой невзрачный вид, был тот самый, в котором некогда жил старик Дантес.
Но старик занимал мансарду, а в распоряжение Мерседес граф предоставил
весь дом.
пристани; в ту минуту, когда он показался из-за угла, она закрывала за
собой дверь, так что едва он ее настиг, как она снова исчезла.
как открыть эту старую дверь: щеколда поднималась при помощи гвоздя с
широкой головкой.
вошел, как друг, как хозяин.
тот самый, где в указанном месте Мерседес нашла деньги, которые граф по-
ложил туда якобы двадцать четыре года тому назад; с порога входной двери
были видны первые деревья этого садика.
ние; он взглянул в ту сторону, откуда донесся вздох, и среди кустов вир-
гинского жасмина с густой листвой и длинными пурпурными цветами увидал
Мерседес; она сидела на скамье и плакала.
ла волю рыданиям и вздохам, которые она так долго сдерживала в при-
сутствии сына.
хотел бы принести вам утешение; примете ли вы его от меня, как от друга?
меня оставался только сын, и он меня покинул.
сердце. Он понял, что каждый человек должен принести дань отечеству; од-
ни отдают ему свой талант, другие свой труд; одни отдают свои бессонные
ночи, другие - свою кровь. Оставаясь с вами, он растратил бы около вас
свою ставшую бесполезной жизнь, и он не мог бы примириться с вашими
страданиями. Бессилие озлобило бы его: борясь со своими невзгодами, ко-
торые он сумеет обратить в удачу, он станет сильным и могущественным.
Дайте ему воссоздать свое и ваше будущее, сударыня; смею вас уверить,
что оно в верных руках.
бога ему даровать, мне уж не придется насладиться, - сказала бедная жен-
щина, грустно качая головой. - Столько разбито во мне и вокруг меня, что
я чувствую себя на краю могилы. Вы хорошо сделали, граф, что помогли мне
возвратиться туда, где я была так счастлива; умирать надо там, где знал
счастье.
сердце, жгут тем сильнее, что вы справедливо ненавидите меня; я виновник
всех ваших страданий; почему вы, вместо того чтобы обвинять, не жалеете
меня? Вы причинили бы мне еще горшую боль...
ка, который пощадил жизнь моего сына, - ведь правда, у вас было жестокое
намерение отнять у господина де Морсер сына, которым он так гордился?
Взгляните на меня, и вы увидите, есть ли в моем лице хоть тень укора.
ему обе руки.
та моя померкла, и в моих глазах уже нет блеска, прошло то время, когда
я приходила с улыбкой к Эдмону Дантесу, который ждал меня там, у окна
мансарды, где жил его старый отец... С тех пор протекло много тягостных
дней, они вырыли пропасть между мной и прошлым. Обвинять вас, Эдмон, вас
ненавидеть, мой друг? Нет! Я себя ненавижу и себя обвиняю! Я во всем ви-
новата, - воскликнула она, сжимая руки. - Как жестоко я наказана!.. У
меня была вера, невинность, любовь - эти три дара, которыми небо наделя-
ет ангелов, а я, несчастная, я усомнилась в бою!
гивайтесь до меня. Вы меня пощадили, а между тем из всех, кого вы пока-
рали, я одна не заслуживала пощады. Все остальные действовали из нена-
висти, алчности, себялюбия; я же - из малодушия. У них была цель, а я -
я испугалась. Нет, не пожимайте мою руку, Эдмон; я чувствую, вы хотите
сказать мне доброе слово, - не нужно, поберегите его для другой, я его
недостойна. Взгляните... (она совсем откинула вуаль) мои волосы поседели
от горя; мои глаза пролили столько слез, что они окружены лиловыми теня-
ми; лоб мой избороздили морщины. А вы, Эдмон, все такой же молодой, кра-
сивый, гордый. Это оттого, что в вас была вера, в вас было мужество, вы
уповали на бога, и бог поддержал вас. А я была малодушна, я отреклась;
господь меня покинул, - и вот что стало со мной.
чувствовала, что в этом поцелуе не было огня, словно он был запечатлен
на мраморной руке святой.
разбивает все их будущее. Я вас считала умершим, и я должна была тоже
умереть; что пользы, что я в сердце своем неустанно оплакивала вас? В
тридцать девять лет я стала старухой - и только. Что пользы, что,
единственная из всех узнав вас, я спасла жизнь моему сыну? Разве не
должна я была спасти также человека, которого я выбрала себе в мужья,
как бы ни велика была его вина? А я дала ему умереть. Больше того! Я са-
ма приблизила его смерть своим бездушием, своим презрением, не думая, не
желая думать о том, что он из-за меня стал клятвопреступником и предате-
лем! Что пользы, наконец, что я приехала с моим сыном сюда, раз я его
покинула, отпустила его одного, отдала его смертоносной Африке? Да, я
была малодушна! Я отреклась от своей любви, и, как все отступники, я
приношу несчастье тем, кто окружает меня.
так строго. Вы благородная, святая женщина, вы обезоружили меня силой
своего горя; но за мной, незримый, неведомый, гневный, стоял господь,
чьим посланным я был, и он не захотел остановить брошенную мною молнию.
Клянусь богом, пред которым я уже десять лет каждый день повергаюсь ниц,
призываю его в свидетели, что я пожертвовал вам своей жизнью и, вместе с
жизнью, всеми своими замыслами! Но, Мерседес, и я говорю это с гор-
достью, я был нужен богу, и он вернул меня к жизни. Вдумайтесь в прош-
лое, вдумайтесь в настоящее, постарайтесь предугадать будущее и скажите:
разве я не орудие всевышнего? В самых ужасных несчастьях, в самых жесто-
ких страданиях, забытый всеми, кто меня любил, гонимый теми, кто меня не
знал, я прожил половину жизни; и вдруг, после заточения, одиночества,
лишений - воздух, свобода, богатство; богатство столь ослепительное,
волшебное, столь неимоверное, что я должен был поверить, что бог посыла-
ет мне его для великих деяний. С тех пор я нес это богатство как служе-
ние; с тех пор меня уже ничто не прельщало в этой жизни, в которой вы,
Мерседес, порой находили сладость; я не знал ни часа отдыха; какая-то
сила влекла меня вперед; словно я был огненным облаком, проносящимся по
небу, чтобы испепелить проклятые богом города. Подобно тем отважным ка-
питанам, которые снаряжают свой корабль в тяжелый путь, в опасный поход,
я собирал припасы, готовил оружие, приучал свое тело к самым тяжким ис-
пытаниям, приучал душу к самым сильным потрясениям, чтобы моя рука умела
убивать, мои глаза - созерцать страдания, мои губы - улыбаться пря самых
ужасных зрелищах; из доброго, доверчивого, не помнящего зла я сделался
мстительным, скрытным, злым или, вернее, бесстрастным, как глухой и сле-
пой рок. Тогда я вступил на уготованный мне путь, я пересек прост-
ранства, я достиг цели; горе тем, кого я встретил на своем пути.
я, единственная из всех, вас узнала, то я одна могла и понять вас. И ес-
ли бы вы встретили меня на своем пути и разбили, как стеклянный сосуд, я
и тогда не могла бы не восхищаться вами, Эдмон! Как между мной и прошлым
лежит пропасть, так лежит пропасть между вами и остальными людьми; и
всего мучительнее для меня сравнивать вас с другими; ибо нет никого на
свете равного вам, никого, кто был бы подобен вам. Теперь проститесь со
мной, Эдмон, и расстанемся.
Мерседес? - спросил МонтеКристо.
отвел от него смерть; об остальном я позабочусь.
на Дантеса, уже давно умершего; я его любила! Моим поблекшим губам не
пристало произносить это слово, но мое сердце ничего не забыло, и ни за
какие блага мира я бы не отдала эту память сердца. В другой могиле лежит
человек, которого Эдмон Дантес убил; я оправдываю это убийство, но мой
долг молиться за убитого.