кроме трех изображений животных на камнях да маленького рисунка.
Он был выведен на скале красной охрой и изображал большую баржу,
на каких в древности обычно перевозили гранит из каменоломен. Это
обнадеживало: значит, мы всетаки идем по следам древних
строителей.
пригревшуюся на камне. Сразу вспомнился весенний несчастный
случай, и я проследил, чтобы всеми были приняты меры
предосторожности: ходить разрешалось только в сапогах, перед сном
тщательно осматривали палатки, каждый знал, где хранится
сыворотка.
весточки? А время идет...
пород. Я решил, прихватив один из них, совершить за два-три дня
разведочный поход по более отдаленным окрестностям. Только после
этого можно было намечать новые маршруты.
обрадован. Конечно, ему больше улыбалось отправиться в
романтичный, по его представлениям, поход на верблюдах по диким
горам. Но я начал обсуждать с ним план работ, которые предстояло
выполнить без меня, вручил подробную письменную инструкцию, -- и
новые заботы сразу улучшили его настроение.
обескуражен моим отъездом, так это старик Ханусси. Правда, со
своей точки зрения:
в наших отношениях начинал понемножку таять. Увы, как я
обманывался!..
проводником торжественно воссели на верблюдов и, вызывая своим
видом общий восторг, двинулись в путь.
на верблюде оказалось страшно неудобно. Он так неторопливо и
медлительно вышагивал на своих длинных, голенастых ногах, только
презрительно дергал головой, когда я пытался его подгонять, и так
монотонно раскачивал меня при каждом шаге, что вскоре я начал
ощущать, как к горлу у меня подступает предательская тошнота.
Среди безводной, раскаленной пустыни!" -- подумал я с ужасом.
теряя достоинства, мог сказать проводнику, что пора приступать к
работе. Повинуясь его гортанному окрику, верблюд, подогнув ноги,
покорно опустился на колени, и я поспешил слезть с него.
улетучилась. Навьюченный увесистым радиометром, я сам
почувствовал себя верблюдом.
перед собой палку со специальной гильзой на конце. От нее тянулся
к радиометру гибкий кабель. Со стороны я напоминал сапера с
миноискателем. Идти надо было не спеша и подносить гильзу к
каждому обломку скалы, валявшемуся на пути. Заметив разлом горных
пород на склоне ущелья, я обследовал и его, прислушиваясь, не
учащаются ли деловитые щелчки в наушниках.
казалось, будто щелчки стали чаще, и я останавливался у
подозрительного камня. Прибор отщелкивал по-прежнему равномерно,
отмечая так называемую фоновую радиоактивность, присутствующую
повсюду.
требовало постоянного внимания и нервного напряжения, так что
рука у меня скоро затекла, словно я нес громадную тяжесть. Ящик
радиометра колотил по боку и оттягивал плечо. Голову непривычно
стискивали, словно раскаленным обручем, дужки наушников. Пот с
меня лил градом, и вскоре мерные щелчки начали отдаваться в
голове тупой, мучительной болью.
разведки. Они лениво брели сзади, часто ложились и отдыхали, а
потом быстро меня нагоняли, ухитряясь по пути еще выискивать
какие-то лакомые колючки в расселинах скал. И проводника такая
работа весьма устраивала. Он уходил вперед, усаживался на камень
и поджидал меня, задумчиво напевая монотонную и бесконечную
мелодию.
свалился на расстеленный под ним коврик таким измученным, что
даже напиться не сразу смог, хотя горло совершенно ссохлось. А
пролежав пластом часа три, снова поднялся и, чуть ли не руками
передвигая непослушные, затекшие ноги, снова побрел дальше, тыча
гильзой на палке в каждый камень.
осмотреть ее стены -- тут могли сохраниться какие-нибудь рисунки
или надпись, но у меня уже совершенно не оставалось сил.
надоевшее щелканье...
оставалась такой же однообразной. Как и требовала инструкция, я
внимательно осматривал обнажения горных пород, тщательно
обследовал каждую осыпь и высыпку, не пропускал ни одной каменной
глыбы или крупного валуна на пути. Раза четыре за этот день мне
показалось, будто прибор отмечает повышенную радиоактивность. Но
каждый раз при детальной проверке, отнимавшей, кстати, немало
времени, оказывалось, что я снова по неопытности ошибся.
проводнику. Песни, которые он пел, становились все безотраднее и
грустнее. И верблюды чаще ложились и вставали потом очень
неохотно, после длительных уговоров и понуканий.
предложил проводнику сразу отправиться вперед, разбить заранее
лагерь в определенном месте, показав ему свой предполагаемый
маршрут по карте, и ожидать меня там к вечеру. Он покачал головой:
не бойся. У меня же есть карта.
этим свое отношение к моей карте.
же не новичок в пустыне.
Теперь жест его означал не что иное, как традиционное египетское
"малеш" -- "все равно!" -- столь же емкое и богатое оттенками,
как русское "авось".
чтобы окончательно убедить меня. -- В этих горах шайтан играет.
Йесхатак! [-- Будь он проклят! (арабск.).]
реакцию, и я уже совсем решительно -- надо же бороться с глупыми
предрассудками! -- сказал ему:
ущелья, я приступил к работе. Снова я буквально обнюхивал каждый
камень. Снова карабкался по скалам, завидев где-нибудь каменную
осыпь, балансируя при этом длинной палкой, словно неумелый
канатоходец.
карабкаться по его крутым склонам становилось все труднее. А на
них, словно нарочно, все чаще попадались обнажения пород и
заманчивые разломы. И я карабкался все выше и выше, цепляясь
разбитыми в кровь пальцами за раскаленные скалы и порой буквально
повисая па них, когда камни предательски выскальзывали у меня
изпод ног и с грохотом рушились вниз, поднимая тучи удушливой
серой пыли.
маршрута. Уже смеркалось, проводник мой наверняка начинал
беспокоиться. Надо спешить в лагерь, иначе он отправится искать
меня, и мы можем разойтись. А завтра снова придется возвращаться
сюда, чтобы не получилось пробелов в маршруте. Да, облегчил я
себе работу, нечего сказать...
таскать взад и вперед. Но потом решил все-таки не расставаться с
ним: потеря такого прибора была бы слишком опасной для успеха
нашей экспедиции. Чертыхаясь, я поудобнее укрепил его на плече,
не подозревая, какую услугу мне еще окажет этот надоевший и к
вечеру становившийся ужасно тяжелым ящичек.
сразу, словно шапкой, накрыла и горы и меня, а до лагеря
оставалось еще никак не меньше четырех-пяти километров.
Свержин Владимир
Лукьяненко Сергей
Юрьев Сергей
Эриксон Стивен
Лондон Джек
Маккэфри Энн