Теперь все позади. - Меня переполняло счастье. Однако в палитре ее чувств
изменились цвета...
глаза. Ее беспокойство потерялось в черной волне разочарования, обрушившейся
на меня. Джули прилетела на Синдер. Была какая-то причина, но она не
заключалась в том, чтобы спасти меня из ада. Напротив, меня ожидали другие
страшные испытания. Если я вижу Джули, значит, это действительно Зибелинг
разговаривал с гидранами в подземелье. И он приехал лишь потому, что, должно
быть, неподалеку объявился Рубай, цель которого завладеть разработками
телхассия, принадлежащими Федерации: шахтами, где я был - и продолжаю
оставаться - рабом. И виновник этого - Зибелинг, который должен
догадываться, что я хочу с ним сделать, Зибелинг, который ненавидит меня.
закрыл глаза и провалился в черную бездну - это было легче, чем встретиться
с реальностью.
почувствовал это, не открывая глаз. Я решил притвориться спящим, а если
приборы выдадут меня, на это не сразу обратят внимание.
отклонениями. И как можно научиться жить с Даром в столь несовершенном
обществе? Единственное, что мы можем, - это контролировать и
приспосабливаться.
я хотел устроить такое место...
чувством... Тогда, возможно, мы научились бы понимать друг друга и не давали
бы своим страхам искажать все, с чем мы соприкасаемся. Но если бы нам дали
такой шанс, мы перестали бы быть самими собой. - Я почувствовал печальную
улыбку Джули.
человечеству не позволили бы совершать межзвездные перелеты. Мы не
подготовлены для галактических контактов. Человечество - это кишащая толпа,
но никак не цивилизация. Мы никогда ничему не научимся. Никогда...
ощутил его внутреннюю боль. Я чуть приоткрыл глаза, чтобы незаметно
понаблюдать за ним.
- он отошел от окна, луч солнца ударил мне в глаза. - Это ведь
мошенничество, эксплуатация, безумный риск...
жизнь! - Голос Джули не выдавал волнения и тревоги, наполнявших ее.
инкогнито, время идет, а мы все ждем, когда он придет в себя, чтобы нас всех
предать. - Он имел в виду меня. - И "счастливчики" - добровольцы просто
возвратятся туда, где все началось, если останутся в живых. Я ошибся, думая,
что в силах что-то улучшить, создать нечто долговечное. Каким же я был
идиотом, чтобы в это поверить! Мы ведь не профессиональные шпионы. Служба
Безопасности должна бы знать, что все это впустую, так же как и то, что нас
нельзя использовать таким образом. И я должен был предвидеть все... Господи,
зачем я втянул в это тебя? - Он нежно положил руки ей на плечи.
спокойно приняла его взгляд и выдержала его, ее глаза сверкали.
ты здесь, заставляет меня поверить, что есть еще люди во вселенной, не
похожие на меня. И что если мы остановим Рубая, что-то изменится к лучшему.
Но ты значишь для меня все, Джули. Ты единственный человек, который... Ты
настолько дорога мне, что это внушает мне страх. Если с тобой что-то
произойдет... - Зибелинг привлек ее к себе, Джули тоже обняла его. Я
чувствовал их взаимное влечение и обостренное ощущение опасности, которое
делало каждое мгновение их сближения неповторимым и сладким. Их поцелуй,
казалось, длился вечно, сгорая в моей голове, пока моя грешная плоть не
начала поддаваться тому, что я ощущал.
оказалась здесь, но это правильно.
сигнал взорвал тишину комнаты. Зибелинг выругался, выключив что-то на своем
ручном датчике:
ее высказыванием, и поцеловал ее руку, затем обернулся к моему монитору. Я
закрыл глаза, попытавшись мгновенно расслабиться. Если Зибелинг и заметил
что-то подозрительное, он не стал распространяться об этом.
времени.
слова, притворяясь спящим; вскоре она тоже ушла.
сомнений и подозрений вырос в ее голове. Сперва это показалось мне странным,
но потом я вспомнил слова Зибелинга о том, что я собираюсь их предать.
пальцы и глядя на меня. - Мне не хватало тебя. Кот, я скучала по тебе. После
того, как... ты ушел. Я очень рада тебя видеть.
истинной радости. Я улыбнулся, и она догадывалась почему. С того момента она
приходила ко мне одна, Зибелинг больше не появлялся. Она проводила со мной
столько времени, сколько могла, каждый раз, когда вырывалась с работы. Она
кормила меня супом и вытирала прохладной влажной тканью, всегда нежно и
терпеливо, как могла делать только Джули, убеждая меня, что я все равно буду
жить, хочу я этого или нет. Первые дни я ничего не спрашивал, не будучи
готов вынести то, что мне предстояло услышать. Джули, похоже, понимала меня
или в силу каких-то других причин не говорила о том, о чем я не спрашивал.
открывающийся из единственного в комнате окна. Оно было чаще всего
занавешено, потому что ночь сменяла день на Синдере очень быстро, нарушая
привычное представление о времени суток. Многие люди еще несли в генах
информацию об этом, полученную на Земле, и она не менялась оттого, что
приходилось перестраиваться на местные условия. Я не мог даже доковылять до
окна, чтобы открыть штору, но Джули приносила цветы и ободряла меня
обещанием прогулок по улице, когда я достаточно окрепну.
стихотворений из записной книжки; было ясно, что, делясь чем-то очень
личным, она не была уверена, желаю ли я это слушать и способен ли понять. Но
когда она начала произносить поэтические строки, образы вдруг раскрылись
передо мной.
соединяющая мысль и слово в идеальную форму. По мере чтения расстояние,
разделявшее ее голос и сознание, сужалось, слово и мысль парили вместе в
одной яркой песне, сменявшейся другой. Многие стихи были наполнены горечью и
болью, но это лишь помогало воспринимать их. Не думаю, что для меня это
означало то же самое, что и для нее, но, в конце концов, это не имело
большого значения.
Каждый камень и вечную власть Печали И всех обещаний, которые были даны...
поэзией образы, сквозь фильтр ее чувств и моих ощущений; она дрожит на
балконе, ее теплые руки касаются изящной решетки, увитой виноградом, глаза
смотрят в темноту ночи, прикованные к звездам. Меня парализовал двойной
образ, когда я воспринял эту картину как свои воспоминания, но смешанные с
чужими, возникающие из темного неизвестного мира, в который я был погружен
последние недели. Джули остановилась, увидев, как изменилось мое лицо, когда
я ушел в свои мысли:
которые уже содержали ответ, но еще и потому, что в одном из них я
присутствовал при зарождении поэмы в ее голове. Я не должен был стать
свидетелем этого священного момента.
пока не прочувствовал ее сердцем. Мне хотелось ответить ей чем-нибудь
достойным, той же поэзией, хоть чем-нибудь; но все, что я мог бы состряпать,
казалось дешевым и неуклюжим по сравнению с тем, что она дарила мне.
в моей памяти, столь же принадлежащие мне, как и мои собственные. Другие