сразу узнал, что Вейн Гублер, стоявший у мусорных контейнеров, был только
что выпущен оттуда же.
Вейну с кривой усмешкой. - Когда поел в последний раз? Нынче утром, что ли?
длинному столу, за которым ела кухонная челядь. Там даже стоял телевизор, и
Вейну показали казнь шотландской королевы Мэри. Все были во что-то
переряжены, и королева Мэри добровольно положила голову на плаху.
мясной подливкой и вообще все, что ему захотелось, - обед готовили тоже
черные люди. На столе стоял поднос с фестивальными значками, и перед обедом
Элдон приколол такой значок Вейну.
голосом.
стенке, прямо в коктейль-бар.
сказал он.
малый, которому заплатили пятьдесят тысяч долларов за то, что он налепил
кусок желтой ленты на кусок зеленого холста. Элдон велел Вейну хорошенько
разглядеть Карабекьяна. Вейн его послушался.
невежественным и не мог разобрать, что происходило в коктейль-баре.
Например, он никак не мог понять, зачем горят свечи. Он решил, что там
испортилось электричество и кто-то пошел менять пробки. И еще он никак не
мог разобрать, что за костюм надет на Бонни. Костюм этот состоял из белых
ковбойских сапожек, черных ажурных чулок с малиновыми подвязками, ясно
видными на голых ляжках, и чего-то вроде тесного купального костюма,
расшитого блестками, к которому сзади был прикреплен помпон из розовой ваты.
трифокальные восьмиугольные очки без оправы и что она сорокадвухлетняя
женщина с лошадиным лицом. Не видел он и как она улыбалась, улыбалась,
улыбалась, какие бы дерзости ни говорил Карабекьян. Однако Вейн мог читать
слова Карабекьяна по губам. Он хорошо умел читать по губам, как и все, кто
отсидел срок в Шепердстауне. Соблюдать тишину в коридорах и за едой было
обязательным правилом в Шепердстауне.
уроженка здешнего железнодорожного района. Может быть, вы могли бы
рассказать ей какие-нибудь правдивые случаи из жизни ее родного города?
баре может стать героем замечательного романа, - И он показал на Двейна
Гувера:
вилять хвостом.
есть на свете писатели. Слава богу, что существуют люди, готовые все
записать. Иначе столько было бы позабыто.
истории. Бонни попалась на эту удочку - Карабекьян с таким увлечением просил
ее, что у нее мелькнула мысль: а вдруг Беатрисе Кидслер и в самом деле для
ее книг пригодятся истории из жизни?
считать частью Мидлэнд-Сити?
- Чем был бы Мидлэнд-Сити без Шепердстауна? Да и Шепердстаун - чем бы он был
без Мидлэнд-Сити?
расскажет действительно интересную историю. - Мой муж служит надзирателем в
шепердстаунской исправительной колонии для взрослых, и обычно он должен был
сидеть со смертниками, приговоренными к электрическому стулу, - это еще
было, когда людей казнили очень часто. Он с ними и в карты играл, и Библию
им читал, вообще делал то, что они хотели. И вот однажды ему пришлось сидеть
с одним белым, его звали Лерой Джонс.
Блестел он оттого, что весь был пропитан флюоресценткыми веществами. И у
бармена куртка тоже была с пропиткой. И африканские маски на стене - тоже. А
когда зажигались ультрафиолетовые лампы на потолке, костюмы начинали
сверкать, как электрическая реклама. Сейчас лампы не горели. Бармен зажигал
их, когда ему вздумается, - устраивал посетителям неожиданный чудесный
сюрприз.
получался от сжигания угля, добытого на открытых шахтах Западной Виргинии,
мимо которых всего несколько часов назад проезжал Килгор Траут.
не понимал. Он и говорить-то почти не умел. Съел свой последний ужин и
сидит. Он был присужден к казни за изнасилование. А мой муж сидел в коридоре
около камеры и читал про себя. Вдруг слышит; Лерой звякает своей жестяной
кружкой об решетку. Муж подумал, может, он хочет еще кофе. Встал, зашел в
камеру, взял кружку. А Лерой ухмыляется во весь рот, как будто все уладилось
и на электрический стул его сажать незачем: оказывается, он сам себя
кастрировал.
рассказала Бонни, действительно произошел - в камере смертников в
арканзасской тюрьме.
то я скопировал его с собаки моего брата: ей все время приходится драться,
потому что она хвостом вилять не может. Честное слово, такая собака на самом
деле существует.
нарисована на обложке программы фестиваля искусств. Это была единственная
мировая знаменитость во всем Мидлэнд-Сити - Мэри-Элис Миллер, чемпионка мира
среди женщин по плаванию брассом на двести метров. Ей всего пятнадцать лет,
объяснила Бонни.
программы ее изобразили в белом купальном костюме с олимпийской золотой
медалью на шее. Медаль была такая:
Эль Греко. Эту картину одолжил для фестиваля Элиот Розуотер, покровитель
Килгора Траута. Святой Себастьян был римским воином, и жил он за тысячу
семьсот лет и до меня, и до Мэри-Элис Миллер, и до Вейна, и до Двейна, и до
всех нас. Он втайне принял христианство, а тогда христиане были вне закона.
его. Картина, на которую с такой безотчетной улыбкой смотрела Мэри-Элис,
изображала человека, до того утыканного стрелами, что он был похож на
дикобраза.
на картинах тысячами стрел, то почти никто не знает, что он не только выжил
после этой истории - он совершенно выздоровел. И он стал ходить по Риму,
превозносить христианство и вовсю ругать императора, за что его и
приговорили к смерти во второй раз. Его насмерть забили палками.
инспекторов в Шепердстауне, стал учить Мэри-Элис плавать, когда ей было
всего восемь месяцев, и что он заставлял ее плавать не меньше четырех часов
с того дня, как ей исполнилось три года.
все его слышали:
мотор?
именно на этом этапе я - автор романа - внезапно перерождаюсь под влиянием
всего написанного мной самим до сих пор. Я и отправился в Мидлэнд-Сити
затем, чтобы родиться вновь. И устами Рабо Карабекьяна, сказавшего: "Что ж
это за человек, который собственную дочку превращает в подвесной мотор?" -
Хаос возвестил о рождении моего нового "я".
психологически атмосфера коктейль-бара находилась в том состоянии, которое я
бы хотел назвать "предземлетрясением". Мощные силы залегали в наших душах,
но ничего сделать не могли, так как прекрасно уравновешивали друг друга.
другую, и душевные континенты внезапно вспучились и заколебались.