бедра. По душе ему был и широкий, замечательно легкий пояс из красного
фетра. Хотя он восхищался короткими башмаками из того же красного фетра,
которые носили Актер-хан, Зафра и Хафар, и хотя он считал, что пара таких
башмаков отлично подойдет к поясу, ему принесли сандалии.
И все же он оставался Конаном он вышел, чтобы лично посмотреть, как
ухаживают за его лошадью в дворцовых конюшнях, и чтобы положить свою
кольчугу и остальную одежду вместе с седлом. Шагающий но Барханам трижды не
отозвался на это гордое новое имя и повернул голову и взглянул на своего
хозяина только тогда, когда Конан в отчаянии назвал его "Гнедыш". "Вот и
давай после этого глупым животным благородные имена", - подумал киммериец.
Он вернулся во дворец через заднюю дверь, у которой его остановил
стражник. Конан прошел внутрь с минимальным рявканьем и без всяких угроз.
На Испаране тоже был белый шелк. Платье без рукавов было длинным и
облегающим, и Конан мгновенно заинтересовался и возбудился. Но с этим ничего
нельзя было поделать они встретились, когда их вели на обед к сатрапу.
На обеде присутствовали лишь те же пятеро: хан и его маг,
предполагаемый писец с запястьями и плечами борца, Испарана и Кован. Им
прислуживали мальчики, в чьих жилах текло некоторое количество стигийской
крови. Трапеза была превосходной, хоть и слишком изысканной и обильно
сдобренной пряностями. Им подали большое количество мяса, и Конану пришлись
по душе свежие фрукты. Понравилось ему и вино Актер-хана.
"Писец" Уруй не произнес ни слова, чем натолкнул Конана на мысль, что
этот рослый парень мог быть глухонемым, - или у него мог быть вырвав язык.
Зафра говорил мало, а больше сидел, задумчиво прислушиваясь к разговорам с
проницательным видом, который усиливал беспокойство Конана в такой же
степени, что и льстивый змеиный взгляд мага. Актер-Хан задавал много
вопросов и налегал на абрикосовое вино. Конан и Испарана вели большую часть
разговоров.
То значительное количество вина, которое Конан опрокинул себе в глотку,
совсем затуманило ему голову к тому времени, как они закончили трапезу и
Актер подал знак, что больше не хочет слушать. И он, и Конан нетвердо стояли
на ногах, и языки у обоих сильно заплетались. Сатрап, находящийся под
сильным впечатлением от услышанного, подарил киммерийцу прекрасный золотой
кубок и десять монет - туранских "орлов", более ценящихся и, таким образом,
более внушительных, чем замбулийские деньги, - поклялся, что такого героя
ждет еще большая награда.
Несмотря на то что хан подарил молодому северянину еще и роскошный
широкий плащ, сшитый из многих ярдов алой материи, Конан провел ночь во
дворе. Он был не в том состоянии, чтобы пересечь город пешком или верхом.
При пробуждении его встретили головная боль и мрачная, злая Испарана, и
он дал обет оставить вино в покое на всю жизнь. Тем не менее он не
переставал радоваться своей удаче и гордиться собой. Облаченный в одежды,
подаренные ему монархом, он пообедал и напился вместе с монархом, - и на
этот раз не с мелким князьком из пустыни. И он не видел ничего, что
противоречило бы его впечатлению об Актер-хане как о хорошем парне.
Актер-хан был занят: правитель должен править, и принимать решения, и
выслушивать многих людей, которых он предпочел бы даже не видеть. Конан и
Испарана, жуя по дороге инжир и абрикосы, покинули дворец в сопровождении
префекта Иабиза. Он выбрал маршрут для путешественников, показал им Замбулу
и в конце концов привел их к прекрасно большой таверне, на вывеске которой
был изображен золотой грифон на алом фоне: Королевская Таверна Турана. Там
их не просто встретили их прибытия с нетерпением ожидали с прошлого вечера.
Хозяин таверны не знал, по какой причине их комнаты были заказаны от имени
самого Хана, и поэтому был как нельзя более услужлив. Его заботливость
поистине граничила с раболепием. Конан, находящийся в более чем оживленном
расположении духа, не мог не напыжиться. Несмотря на то, что он провел
немало времени в тавернах, его никогда так не обхаживали, и он никогда не
останавливался в таком роскошном месте и не был предметом такого внимания со
стороны остальных постояльцев. Не пришлось ему беспокоиться и о размерах
счета за выпивку или о количестве кружек пива, которое он мог себе
позволить.
Их комната была поистине лучшей в этой лучшей из таверн Замбулы.
Возбужденные, опьяненные Конан и Испарана, обращаясь друг к другу "мой
господин" и "моя госпожа", удалились в эту просторную комнату, чтобы сменить
одежду, и задержались там.
Внизу Иабиз много минут ждал, пока они соизволят спуститься, и когда
они наконец появились, сияя, не сказал им ни слова.
Ликующая парочка направилась в Бронзовый Квартал, который, хоть и был
убогим, вряд ли мог сравниться со Свалкой или Пустыней. Они почувствовали
запах верблюжьих загонов задолго до того, как их увидели, и услышали трубные
голоса животных прежде, чем достигли места, где они были размещены. Здесь
Конан узнал, что один из его золотых "орлов" может быть достаточной платой
за всех и к тому же завоевать ему уважительное обращение.
- А каким Конану показался Актер-хан? - спросил Хаджимен.
- Он в гораздо лучшем настроении теперь, чем когда мы прибыли, клянусь
Кромом! И к тому же оа щедр. Достаточно приятный человек, если оказать ему
услугу.
Испарана бросила взгляд на жизнерадостного Конана, а Хаджимен спросил:
- Он говорил о моей сестре?
- Ну... нет, Хаджимен, - ответил Конан более сдержанным тоном.
- А он носит по ней траур?
- Да, - сказала Испарана, и Конан, взглянув на нее, почувствовал, как
ее пальцы толкают его в спину под прикрытием его роскошного алого плаща. -
Ты же видел у него черную повязку, Конан.
- А, да, - отозвался киммериец, до которого дошло, что она оказывает
Хаджимену услугу. - Я столько всего видел, что чуть не забыл об этом.
- Это хорошо, что Хан замбулийцев носит траур по дочери шанки, - кивая
головой, сказал сын хана Хаджимен однако он не улыбнулся.
Конан тронул желтый рукав воина пустыни.
- Он кажется совсем не плохим человеком, друг и сын друга, - сказал он
с шанкийской церемонностью. И подумал: "Для правителя это странно! Хотя я бы
не стал ручаться за мягкий нрав его волшебника!"
* * *
- Пост капитана в твоей страже! - эхом отозвался Зафра, и Актер-хан
бросил на него резкий взгляд. - Прошу прощения, мой господин, - более
спокойным голосом продолжал волшебник, - но потрясение преодолело мою
сдержанность, когда ты заговорил о том, чтобы взять на службу такого
человека, как этот Конан, и поместить его в самом дворце, так близко к твоей
особе.
Актер-хан откинулся назад и устремил на мага колючий, внимательный
взгляд.
- Ты хорошо мне служишь, Зафра. Я доверяю тебе, я прислушиваюсь к тебе.
Говори. Скажи же мне, какое впечатление он произвел на тебя.
- Он молод, и тщеславен, и жаждет... - Зафра оборвал свою речь. -
Господин Хан, он вернул Глаз Эрлика и, совершенно очевидно, является
непревзойденным воином. Крайне находчивый молодой человек, и более чем
опасный в обращении с оружием. Крайне находчивый. Крайне опасный. Также
совершенно очевидно, что у тебя сложилось о нем высокое мнение. Лучше я не
буду говорить на эту тему.
- Зукли! Принеси нам вина! - крикнул хан. не отрывая от Зафры довольно
встревоженного взгляда. - Говори, Зафра. Мои уши и мой интерес обращены к
тебе. Говори, Волшебник Замбулы, которому хан верит. Он находчив, ты
говоришь, и молод, и тщеславен. Все это очевидно для каждого, у кого есть
глаза, и ни одно из этих качеств не является пороком. И ты собирался
добавить еще что-то и оборвал себя на полуслове. Скажи это. Говори. Тебе
кажется, что мне не следует доверять этому юноше-северянину, Зафра?
Зафра раздавил маленькую фруктовую мушку на своем отделанном тесьмой
зеленом рукаве.
- Он нецивилизован, Актер-хан. Варвар из каких-то далеких северных
земель, о которых мы ничего не знаем. Кто может сказать, какие у них
варварские обычаи или кодексы? Некоторое презрение к знати, я думаю, и даже
к особам королевской крови. Он ушел из своего племени. Он ушел на поиски
чего-то другого этот юноша - ловец удачи. Он необуздан, господин Хан, и, по
моему мнению, неуправляем. Я бы не стал доверять подобному человеку пост
поблизости от своей персоны, независимо от его возраста. Он... не знает
покоя. Что может заставить подобного типа успокоиться, расслабиться,
прекратить желать большего?
- Хм-м, - сатрап взял вино, принесенное кушитским мальчиком-слугой, и
сделал тому знак удалиться. - Я слышу, и я понимаю. А Испарана?
- Воровка из Переулка Захватчиков! Теперь она получила полное прощение,
и более того - она была возвышена, обедала с самим Актер-ханом! Воровка,
женщина, которая крала и продавала свой товар и, без сомнения, самое себя на
этих вот улицах! И... тьфу! Она любит этого заносчивого киммерийца.
- Да, по-моему, я это заметил...
- Они уже сослужили свою службу. Подумай сам: у человека есть прекрасно
обученная птица. Он ис пользует ее в течение многих лет, и она охотится для
него, как никакая другая. Однако в один прекрасный день она прилетает с
охоты и выклевывает ему глаз. Не лучше ли ему было бы сразу заметить
признаки ее недовольства, решить, что теперь хороший слуга стал опасен, и
удалить его? Лучше, чтобы у Конана и Испараны не было возможности болтать
про Глаз или... оказать тебе дурную услугу, господин Хан.
Актер-хан, мигая, осушил свой серебряный кубок и налил себе вина. Зафра
не прикоснулся к своему вину. Он наклонился ближе и заговорил тихим,
настойчивым голосом:
- Подумай. Подумай об этом человеке и его породе. В Аренджуне он
сражался с людьми из городской стражи, ранил и убивал - и ускользнул от них.
Он не был наказан за это, и таким образом его самонадеянность и неуважение к
властям усилились. Он не раз оставлял Испарану с носом - а она любит его!
Какие уроки он извлек из этого? У нас есть только слово этого варвара.
Откуда мы можем знать, что великий маг не выполнил условий сделки, обещанной