отказа. Надрезанные камни откололись почти одновременно. Трехгранные
обломки с грохотом выкатились по желобу из-под комбайна. Котов снова
включил мотор и продвинулся вперед на двадцать сантиметров.
делает шаг вперед. На каждый шаг - шесть минут, за полчаса - метр, два
метра в час. Через час Ковалев приоткрыл дверцу и выглянул наружу. Комбайн
стоял на прежнем месте, только голова его спряталась в скалу. Провожающие
разошлись, остались самые терпеливые, но и они уже не аплодировали, когда
машина отвоевала очередные двадцать сантиметров.
случае, как предел. Бывший летчик странствовал на этот раз среди камней.
На его пути была застывшая базальтовая лава, туфы из слежавшегося пепла
вперемежку с вулканическими бомбами, прослойки льда. В машине имелось
маленькое смотровое окно с куском искусственного кварца вместо стекла. Но
Ковалев редко смотрел в окошко. Вскоре он научился узнавать породы по
сопротивлению рычага. Идти базальтом было тяжелее всего, по туфу легче,
еще легче - по пластам погребенного льда. Лед легко таял и скатывался по
желобу аккуратными треугольными плитками.
изредка в глубине вулкана и состояли из той же базальтовой лавы, но
застывавшей медленно, постепенно, так, что в растворе успели вырасти
кристаллы. Жилы были гораздо тверже окружающих пород и резко снижали
скорость комбайна. Зато геологи радовались каждой жиле, потому что в них
попадались ценные минералы и пустоты с гнездами прозрачных, цветных и
лаково-черных кристаллов.
плывущие по транспортеру.
Ведь вся Горелая сопка образовалась из лавы и пепла, выброшенных
извержениями. На самой поверхности лежал пепел последнего извержения,
сгубившего Виктора Шатрова, под ним - пепел и лава извержений 1953, 1945,
1938, 1932 годов, извержений XIX и XVIII веков, времен Крашенинникова и
Атласова и еще более ранних, когда русские еще не открыли Камчатку.
все же следы их пребывания остались. В пепле XVIII века обнаружилось
кремневое ружье, возможно принадлежавшее кому-нибудь из сподвижников
Атласова. В пепле XV века нашлась костяная острога, в пепле XI века -
каменные наконечники копий.
коллекция. Поутру, приступая к работе, он говорил Ковалеву:
Рюрика и Киевской Руси. Через несколько дней мы попадем в пятый век, в те
времена, когда гунны громили древний Рим. Но Горелая сопка существует пять
тысяч лет. Мы еще найдем изделия доисторических художников.
археологическому музею. Кроме того, он продвигался к высоким температурам.
десять-пятнадцать градусов. В центре вулкана находилась расплавленная
лава, нагретая до тысячи ста - тысячи трехсот градусов. В среднем жара
возрастала на один градус на каждые семь метров - в пять раз быстрее, чем
обычно под землей.
девяносто седьмом метре машина вступила в толщу льда, и в разгар лета
Котов и Ковалев работали при десяти градусах мороза.
температура поднялась выше нуля, растаял мохнатый иней на металлических
деталях, снова началась весна. Она продолжалась около недели, пока комбайн
полз от нуля до пятнадцати градусов. Еще неделю подземные путешественники
прожили при самой благоприятной температуре между пятнадцатью и двадцатью
шестью градусами, которую климатологи называют "зоной комфорта". Вслед за
тем началась зона знойного лета. Температура грунта неуклонно росла -
сегодня тридцать градусов, завтра тридцать два, послезавтра тридцать пять.
Стены туннеля дышали жаром, как протопленная печь. Вступили в строй мощные
вентиляторы. Они гнали в забой прохладный воздух. Прохлада спорила с
жарой, техника - с подземным зноем.
обеденный перерыв рабочие варили яйца вкрутую или кипятили себе чай, ставя
котелок на камни. А позади, в каких-нибудь десяти минутах ходьбы, осталась
"зона комфорта" и даже лед. В перерыв некоторые любители прохлады ходили
обедать туда. Они успевали остыть и даже продрогнуть.
водолазные. В них было неудобно работать, передвигаться трудно, потому что
приходилось таскать на спине ранец с холодильником, аварийный запас
кислорода и термос с холодной водой, чтобы напиться, не снимая шлема, даже
обрызгать себя при желании. Но при всех ухищрениях температура в костюме
была не ниже пятидесяти градусов.
трусах и несгораемом скафандре. Пот заливал ему глаза, с кончика носа
капал на грудь. Ковалев моргал, встряхивал головой, протирал очки.
Обязанности были несложны: рычаг от себя, кнопки, рукоятка, большой
рычаг... Так каждые шесть минут. За шесть минут - двадцать сантиметров.
восьмикратной перегрузкой, когда человек весит полтонны. Он выдерживал
лобовую атаку, когда гибнет тот, у кого нервы сдают раньше. Его подвело
зрение, а не выдержка. Подумаешь, жара! Невелик подвиг - переносить жару!
Правда, сам конструктор не оставлял машиниста без наблюдения, никогда не
уставал повторять: "Полегче! Немножко терпения. Силой здесь не возьмешь.
Плавно. Теперь - рукоятку..."
худенький, порывистый, нетерпеливый человек. Говорил он быстро и громко,
будто убеждал собеседника и сердился на непонятливость. Часто обрывал
разговор на полуслове, выбегал из комбайна в туннель, возвращался,
присаживался, вскакивал, заглядывая в окошечко. Вероятно, из-за своей
непоседливости он и передал рычаги так охотно новичку. Самому Котову
трудно было высидеть неподвижно несколько часов.
ежесекундной готовности встретить смертельную опасность. На подземном
комбайне быстрота была ни к чему, требовалось только внимание и терпение.
Ковалев скучал за рычагами. Руки у него не уставали, голова была свободна,
и он с удовольствием слушал рассказы разговорчивого изобретателя.
уличном движении, об орошении пустынь, о статистике и строении гор, но
вскоре Ковалев понял, что все мысли Котова связаны в один узел, и узел
этот - электродисковой комбайн.
разговор без всяких предисловий, как будто слушатель давно уже знает, о
чем идет речь. - Сохнет и сохнет. Уровень падает, гибнут рыбные угодья.
Предлагаются разные планы: спасать Каспий водой из Печоры, из Онеги, из
Оби. Неверно это. Пресная вода - драгоценность, она нужна для орошения.
Решать вопрос надо простейшим способом: поставить десяток комбайнов и
гнать туннель от Батуми к Дербенту, чтобы заимствовать воду из Черного
моря. Идти по кратчайшему пути, не стесняясь, прямо под хребтом. Чем
глубже, тем богаче недра. По пути мы обязательно наткнемся на руды.
Туннель себя оправдает, я уверен.
дачами. Пусть отдыхают на чистом воздухе. А почему воздух в городе не
чистый? Я скажу: главный отравитель - уличный транспорт с бензином и
пылью. Так нужно смотреть в корень: убрать транспорт под землю, наверху
оставить только дома и сады. Метро - это самое начало. В больших городах
все проезжие дороги должны быть подземными. И движение быстрее, и полная
безопасность. Под землей места хватит. Нетрудно пробить отдельные пути для
грузовых и легковых машин, а все пересечения сделать в разных уровнях.
Сейчас построить туннель не проблема. Есть у нас комбайны. Каждая машина в
месяц может дать три километра подземной дороги и больше.
о туннеле под Атлантическим океаном из Америки во Францию. С восхищением
Котов отзывался о Родных, остроумном авторе, который в начале нашего века
выпустил тоненькую книжечку - незаконченный роман в две с половиной главы,
- и в этих главах описал фантастический туннель из Петербурга в Москву по
хорде. В таком туннеле поезда могли бы идти почти без затраты энергии:
половину пути катиться вниз, набирая скорость, а затем с разгону
подниматься вверх...
Энергия сейчас не столь дорога. Но таким путем стоит переправлять пресную
воду, например, из устьев северных рек на юг, в пустыни, туда, где
требуется орошение.
энтузиаст составил план подземного строительства на триста лет вперед.
Кажется, дай ему волю - он на всех заводах строил бы подземные комбайны,
все дороги заменил бы туннелями.
первый туннель, его комбайн сдавал ответственный экзамен. И надо было
видеть, с каким волнением Котов относился к успехам и неудачам своего
детища!