подробно рассказывать о вчерашнем происшествии.
Тужилина, который протестовал против постройки памятрона; называл тему
Лагутина бредом и, кажется, предупреждал, что эта затея кончится плохо.
Если бы не секретарь парткома, горячо поддержавший Лагутина, то, пожалуй,
ему, директору, не пришлось бы сегодня краснеть, как мальчишке.
результат... Точнее, насколько реально то, что случилось с вашей
сотрудницей?
Сильное нервное потрясение, которое Маша испытала, выключая неисправный
прибор, вполне могло послужить толчком. Возникло запредельное торможение.
Правда, тут есть одно "но"...
была, выражаясь популярно, попытка проникнуть в механизм наследственной
памяти. Мы уточняли режим работы прибора. Потому что он, понимаете, только
расплавлял клетки. А нам надо было...
продолжения.
другом. Крысы погибали в ста случаях из ста. Понимаете?
был включен в то время, когда ваша сотрудница находилась а лаборатории?
месте?
приехать экспертов, - пояснил он, набирая номер. - Это займет немного
времени. Я имею в виду время ожидания...
эксперты тут же, на месте, дадут необходимые пояснения, Но ошибся. А из
малопонятных фраз, которыми они обменивались с Диомидовым во время осмотра
лаборатории, вообще нельзя было сделать каких-либо выводов.
Тот улыбнулся.
данные.
Диомидов. - Дедуктивные методы канули в Лету. Гениальных
следователей-одиночек заменили лаборатории, в которых работают научные
сотрудники в белых халатах. К концу дня, возможно, что-нибудь
прояснится... Тогда мы поговорим подробнее. У меня к вам тоже есть ряд
вопросов.
и Лагутин встретили его в том же кабинете. Они ожидали услышать что
угодно, только не то, что сказал им Диомидов. Говорил он долго, рассказал
и о Беклемишеве, и о странной тросточке, и о дневниках самодеятельного
путешественника.
Мысли сталкивались, как бильярдные шары, и со стуком отскакивали в разные
стороны. "Опыт можно повторить", - говорила Маша. А крысы погибают в ста
случаях из ста. Сто на сто. Сто на сто - клетки расплавляются, и конец. А
может быть, начало? "Пылкость и приверженность ваша..." Кто это говорил?
Академик? Почему академики не верят в рыжих цыганок, притягивающих гвозди?
Потому что это противоестественно? А что естественно?
сон. В пепельнице уже выросла порядочная горка окурков, а он все никак не
мог поймать что-то главное, нужное. Оно затерялось в потоке
второстепенных, незначительных подробностей и все время ускользало.
материализованный бред, в котором есть некая система? Что же такое этот
памятрон? "Опыт можно повторить". Дурочка, кто же согласится на
повторение? Сто на сто. И неизвестность.
объяснить никак нельзя. Академики не верят в цыганок, притягивающих
гвозди. Не верят - и точка. А сам Лагутин верит? "Галлюцинация", - сказал
он Диомидову. Этот следователь, кажется, умный человек. Это он раскопал
где-то в провинции старика с лиловой рукой. Странно: лиловые обезьяны,
лиловая рука Бухвостова, сны наяву, памятрон, галлюцинации Маши. Во всей
этой цепи есть только одно связующее звено - необъяснимость.
побрился, выпил чашку кофе и медленно пошел в институт...
Значит, так. Надо соблюсти условия. Стул был здесь. Она сидела на нем.
Сядем и мы. Но сначала включим эту штучку. Так.
о чем не думать, особенно о том, что происходит сейчас в пяти метрах от
него, в камере памятрона, превращающего крыс в бесформенные куски мяса. В
ста случаях из ста.
поглядеть сейчас на лицо директора. Две минуты. Пока со мной ничего не
произошло. Маша была права. Памятрон не кусается. Три минуты. Это уже
должно бы начаться.
пульсировали сиреневые огоньки индикаторов. Кровавым светом пылала
лампочка счетчика в правом верхнем углу. Стрелка качалась на цифре
"полторы тысячи". Полторы тысячи рентген. Этого достаточно не только для
какой-то крысы. Но в чем же дело?
молчал. Он подошел вплотную к открытому смотровому окну, держа дозиметр в
вытянутой руке. Ни одного щелчка. Странно! Осторожно, словно пытаясь
погладить незнакомую собаку, протянул руку к камере. И чертыхнулся. Прибор
уткнулся во что-то невидимое. Словно какая-то шторка задергивала смотровое
окно.
возникло вдруг перед ним. Ясно было одно. Это "что-то" наглухо
экранировало памятрон. Осмелев, Лагутин прикоснулся к невидимой
поверхности. Она была ни теплой, ни холодной.
десятого. В десять придет Маша. Он нарочно пришел сюда пораньше, чтобы без
помех проверить свои сомнения. Еще полчаса. За это время можно провести
еще один эксперимент. Потому что кое о чем он стал догадываться.
включил механизм спуска экрана. Реле не сработало. Он потянул за рычаг
ручного управления. Никакого результата.
мелькнувшей вдруг у него, и на всякий случай подставил к двери стул, чтобы
не закрылась. Сам быстро вышел в коридор, подбежал к рубильнику и повернул
его вниз. Торопливо вернулся в лабораторию. Памятрон уже не гудел. А
защитный экран медленно полз вниз.
окно.
коридор и врубил напряжение. Потом включил памятрон и стал терпеливо
ждать, что из этого получится.
двухтонную махину, пока не подняла до упора.
просто выдавливало экран. И он поднимался. Но почему оно выводило из строя
пульт управления? Он же расположен в стороне от камеры. Да, "поле памяти".
Как он мог о нем забыть? В таком режиме прибор еще не работал. Поле?
Усиленное в десятки тысяч раз поле. И Маша в нем. Но почему только Маша?
Почему с ним ничего не происходит? Что это за избирательность такая?
Краем глаза он увидел, что бетонная стена камеры начала дрожать, с нее
посыпалась штукатурка.
памятрон...
корточках возле стены, отделяющей лабораторию от камеры памятрона. Он
глубокомысленно рассматривал трещину, наискосок перерезавшую стену.
себя.
наше поле действует избирательно. Знаю также, почему экран был тогда
поднят.
черту. Но я ничего не видел. А оно ползет, как тесто. И еще. Слушай, ты
красишь волосы или это естественный цвет?