Чтение 29–й страницы книги ~Защита 240~

- Но что же?

- Он получил предписание от дирекции электростанций, что если в период
с двадцатого по двадцать пятое сентября по его вине хотя бы на минуту
будет прекращена подача электроэнергии на этот объект, он будет немедленно
уволен.

- Так значит он...

Уорнер быстро подошел к зазвонившему телефону.

- Да, это я, Уорнер... Привет, Норман!.. Да, да, мы все на месте...
Ровно в десять тридцать? Очень хорошо. Ждем, дорогой, ждем!

Уорнер поставил прибор на шаткий столик, пододвинул к нему стулья, все
расселись, и он попросил Мирберга погасить в комнате свет. Никто не
произносил ни слова.

Плафон прибора вспыхивал мутно-красным светом через каждые десять
секунд и погасал. Погасал и вспыхивал с неумолимой точностью. В этой
размеренности мигания было что-то неотвратимое, страшное.

В напряженной тишине кабинета время тянулось томительно долго.
Казалось, никогда не окончится это зловещее мигание.

Короткий удар стенных часов заставил вздрогнуть каждого и насторожиться
еще больше: перестанет мигать или нет?

Зазвонил телефон. Уорнер взял трубку и приглушенно спросил:

- Кто звонит? А, это ты! Я слушаю... Спасибо, товарищ Норман!

Приборчик мигнул еще три раза и погас.

Тишина. Время тянется медленно. Три пары глаз напряженно
всматриваются-в темноту.

Вспышки не повторяются.

Проходит пять, десять минут. Уорнер встает, осторожно пробирается к
телефону и вызывает электроподстанцию.

- Норман?.. Что, что? За это время уже успели звонить от дирекции?..
Хорошо. Давай!

Плафончик вспыхивает вновь и угасает. Через десять секунд новая вспышка
и сигналы о бедствии уже не прекращаются.

- Теперь многое ясно, - тихо говорит Бланк.

- Многое? - переспрашивает Уорнер, зажигая свет в комнате. - Ясно
только одно - надо начинать _борьбу_!

- Мне, кажется, пора, - засуетился доктор, посмотрев на часы. - Вы
подождите меня здесь. Я вернусь и расскажу о Питерсоне.

- Хорошо, если бы Питерсон согласился придти сюда и побеседовать с нами
со всеми.

- Не думаю, что он на это отважится. Пригласить - приглашу. Я пошел.

- Идите, док. Наши ребята будут неподалеку от вас на всякий случай. Я
очень прошу вас - будьте осторожны. Мы не знаем, с кем имеем дело. Желаю
вам успеха.

Доктор вышел. Уорнер устало опустился на диванчик, продолжая молча
пристально смотреть на не перестававший мигать приборчик.

- Что же предпримем, Вилли?

- Надо собраться с мыслями, обсудить все. А пока что мне кажется
совершенно необходимым в первую очередь найти Крайнгольца.

- Он пропал?

- Не знаю. Я получил письмо из Гринвилла. Это ответ на мою телеграмму.
В письме сообщают, что мистер Крайнгольц больше не проживает в Пейл-Хоум -
выбыл в неизвестном направлении.

Друзья продолжали обсуждать создавшееся положение.

Отсутствие доктора еще не успело вызвать беспокойства, как он шумно
вошел в квартиру.

- Друзья! Питерсон убит!

- Убит?

- Кем?

Доктор грузно опустился на стул и вытер платком лоб.

- Я прохаживался у входа в гостиницу, как было условлено, и ровно в
одиннадцать увидел подходившего ко мне Питерсона. Он, как и в первый раз,
не обернулся ко мне и только на ходу бросил: "Пойдемте". Мы свернули в
боковой переулочек и стали подниматься к Мексиканскому рынку. В темном
переулке, казалось, никого не было, и Питерсон снова сказал, что хочет
сообщить мне нечто очень важное. Я предложил ему пройти сюда, но он не
согласился. Питерсон сказал, что это может быть обнаружено теми, кто
следит за ним. "Мне, кажется, - продолжал он, - удалось уйти от своих
охранников. Не будем терять время". Вдруг раздались выстрелы.

- Откуда?

- Вы же знаете, какая непроглядная тьма в этом переулке. Питерсон шел
справа от меня, ближе к домам. Из ворот выскочил кто-то и разрядил свой
револьвер в Питерсона. Подбежали наши ребята. Они испугались, не попало ли
и мне, но я их успокоил и Смидт с Хэтчисоном бросились искать этого типа.
Бесполезно, конечно.

- Ну, а Питерсон?

- Он еще жил несколько минут. Он открыл глаза и узнал меня, как видно.
"Не надо, - говорит, - доктор. Со мной все. Меня послал Эверс... Майкл
Эверс... 128, Брод-стрит, Нью-Йорк".

6. ПРОВЕРКА

В поселке спокойно. Только кое-где еще слышится тявкание собак.

Ночь. Почти всюду потушен свет. Редкие фонари на углах прямых улиц ярко
освещают ажурные куски зелени, окружающей чистенькие нарядные домики. На
улице Никитин взял себя в руки.

Зачем выскочил из дому? Женя осталась одна. Как больно ей сейчас и,
наверное, страшно.

Никитин быстро направился к дому и у калитки встретил Женю. Что сказать
ей сейчас? Как приступить к разговору, начинать который больно и опасно?

Женя ни о чем не спрашивала. Она взяла его об руку, прижалась к нему, и
они медленно пошли вдоль тихой улицы, не говоря друг другу ни слова. В ее
робкой ласке растворились мужество и решимость признаться во всем. Так
захотелось продлить счастье этой неожиданной близости. Ведь если он скажет
ей, все будет кончено. Она откажется от него, отойдет. Уйдет навсегда!..
Она чистая, светлая, она любит его, и любовь подсказывает ей, что ему
тяжело, хочется все рассказать, но...

- Женя, ты не думай... я хотел сказать тебе...

- Не надо, Андрюша. Не надо сейчас! Я хочу, чтобы ты совсем-совсем
успокоился, тогда ты придешь ко мне и скажешь все, что хочешь, придешь
спокойный, с открытой душой. Скажешь без терзаний. Ты ведь придешь?

- Ты прочла?

- Да, я видела, я прочла и я очень счастлива, Андрей! Но мне страшно за
тебя.

- Женя! - Никитин осмотрелся по сторонам. Ему показалось, что кто-то
выглянул из-за угла и снова скрылся.

Женя взяла его руки, крепко сжала их своими маленькими руками и тихо
проговорила:

- Иди... иди домой. Успокойся, не нервничай. Завтра утром я кивну тебе,
милый, когда буду проходить через наладочный.

У щитка с сигнальными лампочками в кабинете Зорина было установлено
дежурство. Утром, еще до прихода сотрудников филиала на работу, Титов и
капитан Бобров уже сидели у пульта.

Прошло несколько дней с тех пор, как влияние Никитина на приборы
обнаруживалось с помощью придуманной Титовым сигнализации. Такая проверка
была необходима, но пока она не давала никаких результатов, не приближала
ни на шаг к разрешению задачи. Капитан уже подумывал над чем-нибудь более
действенным, как вдруг в сигнализации появились какие-то странности.

Утром замигала лампочка. Капитан тотчас же связался с проходной. Оттуда
сообщили, что Никитин еще не приходил на работу, и его табельный номер на
месте.

Отчего же мог сигнализировать прибор?

Через несколько минут прибор снова дал сигнал и на этот раз сообщили,
что Никитин прошел через проходную. Еще до того, как он появился в
наладочном зале, оттуда уже донеслись сигналы, а когда он вошел в зал -
сигналы повторились. Создавалось впечатление, что Никитин приобрел новое
свойство - дважды влиять на приборы. Работавшая четко система, казалось,
расстроилась. Теперь на приборы влияет уже не один, а два человека.
Никитин сидит у себя в наладочном, и установленный там прибор 24-16
исправно посылает сигналы, а вместе с тем на щитке вспыхивают лампочки,
подсоединенные к другим приборам. Вот заработал прибор в излучательном
зале, затем - в биохимической лаборатории, в стеклодувной, в складе
химикатов, и, наконец, один за другим поступают сигналы от прибора,
установленного в спецлаборатории.

К середине рабочего дня удалось установить, что везде, откуда
доносились сигналы, побывала Женя.

Вместе с Никитиным на приборы влияет Белова.

Что это? Сговор с Никитиным?

Накануне она приходила к Никитину, и вот утром ее появление в институте
отмечают приборы. Что же, Белова из солидарности с Никитиным решила влиять
на приборы? Невероятно! Самое разумное предположить, что ни Никитин, ни
Белова и не подозревают об этом.

Обдумывая сложившееся положение, Титов с капитаном Бобровым вспомнили,
что при испытании аппаратуры Зорина было то же самое. Причину этого тогда
нашли с большим трудом. Все дело было в куске картона, на котором
приносили в лабораторию пробы. Впоследствии удалось установить, что на
этом картоне разравнивали листочки радиоактивного сплава. На нем
оставались ничтожные следы сплава и этого уже было достаточно, чтобы он