даже беспорядочное бегство превратить в стратегический маневр. Рабочий же
класс, если в силу необходимости временно отступит, то ряды его должны
быть теснее и крепче, - это и есть победа". Вот он какой, Ленин, у нас!
петушиные ноги. Насыпал в миску картошки, нарезал ржаного хлеба, и все с
жадностью накинулись на еду. Потом пили чай с сахарином и негромко
переговаривались.
Кувалдин, вставая из-за стола. - Все складывается так, что все дороги
ведут к этому профессору, а он от всего отказывается.
постель.
между собой какую-то связь, я и профессору показал его с определенной
целью. Но только, видно, ошибся.
более твердым голосом спросил:
я вам расскажу.
Отца я плохо помню, матки у меня вовсе не было, а может быть, и была, кто
ее знает.
моря.
как сейчас. Отца уже забыл, а день этот проклятый ввек не забуду, - голос
Петьки дрогнул. - Ну вот, однажды, было это как раз в бурю, мы с отцом
несколько дней сети чинили, снасть в порядок приводили, а море
разыгралось, страсть. Про "рыбачку" и не думай, ветер, дождь. Отец и
говорит: "Не достало бы!" Хата наша у самой воды стояла. Взял светляк.
"Пойду, - говорит, - что мне ворчун скажет", - так он Байкал называл, и
ушел, и долго его не было. Вдруг возвращается он весь мокрый...
Вместо маяка у нас бочка со смолой стояла. Взял он огневик и ушел, я тоже
оделся и вышел. А море черно, ревет все кругом, а ветер такой, что только
у земли держаться можно. Отец "бочку" приспособляет, а в море вроде огонек
сверкает. Не горит бочка, задувает ее. Побежал отец в сарай, взял
несколько омулей и зажег их, они очень хорошо горят, когда сухие. Долго мы
ждали, отец с полпуда рыбы спалил. Глядим, совсем близко огонек опять
сверкнул и вроде крик донесся. "Ну, слава богу, - говорит отец, -
заметили, может, выберутся". Берег у нас хороший, ровный, не опасный.
Подождали мы еще, я совсем озяб, да и папаня тоже. Глядим, лодка
показалась вроде баркаса - большая и людей в ней полно. Засветили мы еще
огня и давай кричать, отец радешенек, что помог людям в беде. Хороший он у
меня был.
некоторые раненые, набилось их в избушке не повернуться, и все как есть
чужие: не по-нашему говорят. Лопочут что-то по-своему, а что - не поймешь,
иностранцы.
печку топить.
Ведь рыбу мы на зиму припасли". Они давай смеяться. Один из них по-нашему
говорит: толстый такой, а волосы рыжие-рыжие. "Ничего, - говорит, -
старик, еще наловишь, а мы, видишь, замерзли". Ну и палят у нас рыбу.
тут еще один вышел во двор и тащит целую охапку рыбы. Это они до нашего
главного припаса добрались, целыми вязками тащат рыбу. Кинулся отец. "Не
дам, - говорит, - я вас как людей, может, от смерти спас, а вы меня по
миру хотите пустить".
по-ихнему, схватили они папаню и давай бить. Не помню дальше, что было,
выскочил я на двор и утек в скалы.
третий день стихло. Починили они свой баркас и ушли в море, а избушку нашу
спалили. Нашел я потом кости отцовские и больше ничего. Убежал я, с тех
пор не бывал там. - Петька смолк и поник головой.
непослушные Петькины вихры.
на пристанях жил, а потом холода наступили, одежонки у меня не было, а
какая была, износилась, думал, помру. И пропал бы, если бы не попался на
глаза одному хорошему человеку. Узнал он, что я сирота, и взял меня к
себе. Уехали мы в Иркутск, большой город, еще больше нашего. Жили хорошо,
грамоте меня учили, я ведь способный...
Лина рассказывала, жена Артура Илларионовича. У него был помощник, я его
один раз увидел в Иркутске и узнал... Он... Тот рыжий... Что папаню
моего...
инженера.
делает, и еще что-то. Мне все это Лина рассказывала, когда ехали в Питер.
остался дома. Вдруг ворвались офицеры и давай все разбрасывать, а меня
голого выгнали на улицу - только-то и успел я эту коробку захватить. Было
холодно, но мне удалось стянуть в одном дворе белье. Вот тогда меня и
встретил дядя Семен. Только я убежал от него. Я знал, что Лина и Шагрин
должны были в Москву ехать, я тоже хотел уехать, но однажды увидел, как
пробежал дядя Семен, а за ним казаки.
Шагриным, но их уже там не оказалось. Забрал я свою одежду, зашел в
какой-то пустой дом, там переоделся и утром в угольном ящике уехал в
Москву.
за зря.
бархатом еще есть какой-то порошок. Если их соединить, то произойдет взрыв.
Кувалдин, обжигая пальцы, поставил его на пол и подул на руку.
Юнгу. - Керенский хочет удрать в Москву, такой номер ему не пройдет. Из
Петрограда никто ему уйти не позволит.
права.
прощу, - чуть не плача заговорил Юнг. - Такое время... может быть, раз в