Чтение 29–й страницы книги ~Игры рядом~

Услышав шум, они одновременно, будто по команде, подняли головы. Все трое сжимали ручки кружек, а Юстас - еще и гриф своей лютни, кажется, больше инстинктивно. Я посмотрел на них - на каждого поочередно. Они были пьяны. Не знаю, когда они успели надраться, что делали здесь, почему не разбивали лагерь вместе со всеми - и почему Линнетт ничего мне не сказала.

Может быть, потому, что это здесь успело стать чем-то привычным?

- Ух ты, - сказала Флейм. - Смотрите, кто пришел.

Роланд и Юстас смотрели. Молча. Первый с какой-то глухой, отрешенной злобой, второй - со слабым удивлением. Только и всего.

Флейм никак не смотрела - она просто была пьяна. Очень пьяна.

- Однако шустро же ты пере... пе-ре-дви-га-аешь-ся, лю... бимый! - еле выговорила она и вдруг стала подниматься. Юстас шикнул на нее, но Флейм только отмахнулась и вцепилась в край бочки. Чуть постояла, пошатываясь, подняла голову, глупо улыбнулась. - Смотрите-ка... уже не стою... ха... А я тут только три дня. Да, три... три? Роланд... три, прав... да? А ты уже... гляди... смотался к своей шалаве... и уже здесь... ко мне... вернулся ко мне?

- Флейм, сядь, - попросил Юстас. Он цедил слова, и я видел, что он даже вполовину не так пьян, как она. Он протянул к ней руку, но она тут же вырвалась и, снова покачнувшись, зло выкрикнула:

- Лапы убери, скотина! Всем вам тут только и надо... что меня трахнуть! Знаю вас! - она развернулась ко мне: ее лицо пылало, а глаза были невыносимо большими и темными, хотя она никак не могла сфокусировать на мне взгляд. - Только Эван не хочет меня трахнуть. Да, Эван? Нет, ну что такое... я хочу, чтобы он меня трахнул... а меня готовы трахнуть все... кроме него! - она врезала кулаком по бочке, кружка подпрыгнула и завалилась набок, остатки вина выплеснулись Флейм на колени. Она отступила, перевернув ящик, на котором сидела, и двинулась ко мне, слепо и упрямо, будто живой мертвец. Черные пряди облепили ее лицо. Смотреть на нее было почти страшно. Я подумал, что не знаю, что сделаю, если она дотронется до меня.

- Флейм! - Юстас вскочил, схватил ее сзади за плечи. Она попыталась вырваться, осыпая его бранью, но с пьяной Флейм не мог справиться даже Юстас.

- Пусти! Кретин! Всё равно тебе не дам! Хоть сдохни, а не дам! Я только Эвану дам! Эван!.. Ну... ну иди сюда... я так тебя... Пусти, твою мать!!

Я молча отступил в сторону, Юстас выволок ее из палатки. Только когда ткань за ними опустилась, я вдруг понял, что они оба наверняка видели Йевелин. А она видела их.

- Сука! - закричала Флейм снаружи. Послышался недолгий шум борьбы, и больше она не кричала.

Я подошел к бочке, за которой, запустив пальцы во взъерошенную шевелюру, сидел Роланд, и без приглашения сел на ящик. Ноги меня почти не держали.

- Что вы пили-то тут? - после долгого молчания спросил я.

Роланд оторвал одну руку от головы, взял кувшин, плеснул в пустую кружку Юстаса, стоявшую напротив меня, потом долил себе. Мы молча выпили. Это оказалось отвратное красное вино, от которого меня почти сразу затошнило. Сколько они выпили, я уточнять не стал.

- Что ты здесь делаешь? - спросил Роланд, не поднимая головы.

Я ждал этого вопроса. Ответа на него у меня не было, но я его ждал.

- Я домой приехал, - очень тихо ответил я, хотя знал, что это неправда. Давно уже неправда.

Роланд шумно и жадно отпил из кружки, утер губы тыльной стороной ладони, по-прежнему не глядя на меня.

- Слушай, - сказал он. - Если бы ты был командиром отряда, и к тебе пришел человек, который чуть не на твоих глазах увел группу людей своего союзника... а потом, проникнувшись доверием другого своего союзника, освободил Шерваля... и вместе с ним перебил половину гарнизона... ты бы что с таким человеком сделал?

Проклятье. Проклятье, проклятье, всё ведь было совсем не так! Конечно, для Роланда это было именно так, но.... люди Саймека сами пошли за мной, а Шерваль... Роланд, ты ведь не дышал запахом Урсона? Он не прижимал тебя к зубцу стены и не лапал тебя своими гадкими маленькими руками. Твою мать. Как тебе это объяснить?!

Это нельзя было объяснить, потому что правдой все это было только для меня. А для Роланда правда то, что он только что сказал. И возразить на это нечего.

- Я ни на что не претендую, - сказал я и понял, как глупо это звучит, еще до того, как Роланд поднял голову и посмотрел мне в глаза. Со всё тем же отрешенным, бессильным гневом.

- А на что ты, мать твою, мог бы претендовать, а? - его глос зазвенел - никогда раньше я не слышал в нем таких нот... - Ты шлялся хрен знает где полтора года, а когда вернулся, от тебя одни проблемы! С кем бы ты ни столкнулся. Проклятье, Эван, ты бы уж определился, чего хочешь. Мог вернуться тогда, сразу, когда люди Рича с тобой пошли - да я и сам бы, может, потом пришел, Жнец знает... Но что же ты сбежал-то опять?!

- Я не сбегал!

Да? Оставил людей, которые мне доверяли, на растерзание неубиваемой груде ржавого железа и отправился на благородные и романтичные поиски моей второй половины - это как называется?

- Ну и сидел бы там! Жнец уж с тобой! - зло выплюнул Роланд. - Народ успокаиваться стал опять, понемногу... а ты приперся к Урсону. Заварил там эту кашу, Шерваля выпустил. За каким хреном? Так нет бы потом с ним и дальше брататься - твое дело! Чего ты обратно поперся? Здесь ты зачем? Что ты сейчас сделаешь? Мало еще наделал, что ли? Уводить тут некого - народу и так мало, ценных пленников нет, ну, что бы еще?.. Может, меня теперь убьешь, как Ларса?

Это было уже слишком.

- Я его не убивал!

- Знаю. Флейм. Только сделала она это из-за тебя. И вот не знаю теперь, правильно ли она поступила...

У меня пересохло в горле. Можно было смочить его вином, но это как-то не пришло мне в голову: я просто сжимал кружку двумя руками и смотрел на Роланда, а Роланд смотрел в стол.

- Всё... совсем не так... Ларс... он... был человеком Шерваля...

- Здорово, да? - со злобой бросил Роланд. - Человеком Шерваля был Ларс, а выпустил его ты. И от Ларса за последние два года было немало пользы. А от тебя ничего, кроме вреда!

Он умолк, будто сам испугавшись того, что сказал, и вскинулся на меня. Я смотрел молча. Мне было нечего ответить.

- Эван, не знаю, где ты был те полтора года, но что-то они с тобой сделали. Ты как вернулся, только беды одни приносишь. Понимаешь, твою мать, или я недоходчиво объясняю? Раньше... без тебя представить невозможно было... что и как... А теперь мне уже страшно становится... Я ведь из-за тебя был вынужден уйти от Саймека. Еле ноги унес - они были уверены, что я тебе помог. Я не знаю, что от тебя ждать. Тебя здесь никто не знает. Твое имя начинают забывать. У них вон, новый герой - Олдос Парек, а как Зеленые его зарубили, вообще мучеником стал. Ты бы, что ли, стал мучеником? Всё равно бы больше проку было.

Стал бы. Эх, Рол, стал бы с превеликим удовольствием. Да только ни король Гийом, ни Шерваль, ни Йевелин мне такой любезности оказать не пожелали.

И ведь он прав. Проклятье, прав на все сто. Когда-то они не могли без меня, они шли за мной, им хотелось идти... но те времена миновали. Времена, когда я знал, куда их веду. Или думал, что знаю. Но пока я так думал, все получалось. Их вера в меня делала больше, чем когда бы то ни было мог сделать я сам. И вот теперь я снова веду... только, как оказывается, то в болото, то в зыбучие пески... то в кипящее озеро посреди серой пустыни... Кому-то из них это может и понравиться, но мне там места нет. Как я могу вести туда, где мне нет места?

Я подумал про Йевелин, про ее стиснутые руки, обезумевшие твари-зрачки... Это было быстро и казалось так легко. Но, боги, как же на деле это было трудно. Почти невозможно.

- Роланд, пожалуйста, - я услышал свой голос будто издалека и увидел, как Роланд вздрогнул. - Я хочу просто попытаться еще раз, последний. Это же всё, что я умею. Я...

- Ты этого больше не умеешь, - мрачно сказал Роланд и отодвинулся от бочки.

Я сглотнул застрявший в горле ком.

- Я научусь чему-нибудь другому. Буду просто рядовым... как... - он метнул в меня яростный взгляд, видимо, как и я, вспомнив отвратительно похожую ситуацию в пещерах Саймека, и слова замерли у меня на губах. - Проклятье, Роланд, ты же знаешь, что с тобой я так не поступлю! Ты всегда знал мое отношение к Саймеку! А Урсон был мне никто!

- Я тебе тоже никто, - проговорил Роланд, и я понял, что это правда.

Прошлое... оно... такое хрупкое. Его как будто и нет. Долгие годы я говорил себе, что его нет - что не важно, где и кем я родился, что из себя представляет моя мать, почему я решил ненавидеть то, что отказалось меня любить - и в конце концов, когда я уже поверил в это, оказалось, что прошлое - это что-то большее... Что-то, потерю чего ощущаешь, только когда поздно поворачивать назад. Я слишком многое принимал как данность - только потому, что, мне казалось, слишком многое меня отвергло. У меня отобрали игрушки, принадлежавшие мне по праву, - и я решил, что другие игрушки принадлежат мне так же безоговорочно, как те, первые... И я защищал их... Пока я защищал их, всё было хорошо. А потом я не смог. Мои игрушки умирали, им выпустили кишки, и они умерли, а одной из них прострелили горло арбалетным болтом, а еще одну сейчас, наверное, рвало за палаткой... Рвота течет по ее лицу, смешиваясь со слезами, и я не могу ее защитить. Я могу только ломать чужое, но не защищать свое.

Как Йевелин. Ты заразила меня, Йев, ты, ты...

Мы ведь здесь ради тебя.

Ради тебя, так же как я был ради себя в Черничном Замке... Хотел убить дракона... стать рыцарем твоего сердца... А здесь мы кого убьем, Йев? Кого мы здесь убьем?

- Так что же, мне уйти? - спросил я.

Роланд заколебался. Было очень просто для него сказать мне это тысячью разных слов, но одним - кажется, нелегко. Что ж, я его понимал.

- Хорошо, - проговорил я. - Уйду.

Он просто кивнул - коротко и устало. Мне вдруг стало смешно и горько.

- А что, Рол, - легко улыбнувшись, проговорил я. - Ты ведь всегда хотел занять мое место. Ну и как тебе? Нравится?

Он не улыбнулся в ответ.

- В твоем месте нет ничего хорошего, Эван.

- Это я знаю, - усмехнулся я, хотя мне вдруг отчего-то стало больно. И боль сделалась почти нетерпимой, когда Роланд, помолчав, вполголоса добавил:

- К тому же я не занимал твоего места. К сожалению для меня, это попросту невозможно.

"Не только для тебя, Рол", - подумал я, но не сказал этого вслух.

ГЛАВА 39

Хлопок крышки стола взрывает размеренную тишину. Птицы бьют крыльями, боясь взлететь, но оставаться больше нельзя.

- Как исчез?! Когда?! Безымянный! Как вы допустили?!

На это нечего ответить. На это можно улыбнуться с горькой насмешкой, но ответить - нечего.

Хлопок перевитой пачки бумаг о мраморный стол.

- Ты лучше вот это почитай. Он писал это, похоже, последние несколько лет. Нам следовало внимательнее следить за тем, как он проводит вечера.

- Он говорил, что пишет апокриф...

- Именно. Именно апокриф, что же еще? Ты почитай, почитай. Что он говорит о Проводниках.

- Что-то новое?

- О да. Особенно на последних двух страницах.

- Какое это теперь имеет значение...

- Прочти.

Снова хлопок свертка о стол - раздраженно.

- Ты послал за ним людей?

- Нет.

- Нет?!

Мягко, терпеливо, скорбно, ласково:

- Джевген... Внешний мир полон опасностей. Преподобный Ристан стар, слаб и немощен. Говорят, снаружи идет война... я не уверен, что он об этом знает.

- Думаешь...

- Разумеется, наш долг найти его, прежде чем с ним случится несчастье... но пока лучше стоит подумать о том, кто заменит Преподобного, если нас постигнет неудача.

- Зачем он ушел?

Твердо, нетерпеливо, сухо, жестко:

- Я думаю, он хочет найти их первым.

- Какая чушь...

Краткий хлопок ладонью по свертку мятых бумаг.

- Прочти.

Я не увидел у входа Йевелин и на мгновение испугался. Не знаю, чего - что она ушла или ее убили, или что здесь побывала Стальная Дева - всё это было одинаково глупо, и вероятности всего этого я не мог бы с полной уверенностью отрицать. Но потом увидел Юстаса - он сидел в стороне и немелодично бренчал на своей лютне, свесив голову на грудь, - подошел к нему и коснулся его плеча.

- Где Йевелин?

Он поднял голову. В палатке он показался мне почти трезвым, но оказалось - только по сравнению с Флейм. Его взгляд плыл под упавшими на глаза спутанными прядями волос, а лицо приобрело синюшный оттенок. Он слегка повел плечами, будто ему было неприятно мое прикосновение, и я убрал руку.

- Жнец ее знает, - внятно и будто бы со значением проговорил он, перестав терзать струны. - Видать, на Флейм было не шибко приятно смотреть. Да, и Флейм ее обблевала. Знаешь?

- Замолчи, - вырвалось у меня.

- Не надо было тебе ее сюда приводить, Эван, не надо, - со слабой, невыносимой улыбкой, которуя я уже видел на его лице, проговорил Юстас. - Не надо... Она убивает всё, чего... касается. Всё, к чему прикасается. - Он вдруг вскочил с резвостью, которой я от него не ожидал, и, схватив меня за рукав, притянул к себе, дохнул в лицо перегаром. Лицо у него будто бы плыло, и улыбка плыла, как и взгляд. - Скажи-ка, а к тебе она прикасалась?.. А?.. Так вот... она умеет... ну, это она тебе уже делала? А?! Ну скажи!

Я оттолкнул его, совсем несильно, и он рухнул навзничь, смешно, нелепо и, наверное, болезненно. Я пошел прочь, не оборачиваясь.

- Попроси, чтоб сделала! - донесся до меня слабый голос Юстаса, - Попроси... теперь-то уж что... Она одна так умеет!

Лагерь уже был разбит, солдаты разводили костры, чистили оружие, понемногу располагались на ночь. Я не нашел Йевелин и, стараясь не паниковать, спросил у одного из ребят, где Линнетт. Он указал мне на палатку. Там я нашел ее - ее и Флейм.

Моя несчастная брошенная возлюбленная лежала на боку, подтянув колени к груди и отвернувшись к стене. Ее трясло, несмотря на меховое покрывало, которым ее укрыли. Линнет сидела рядом и смотрела на нее. Когда я вошел, она встала, и в ее взгляде было еще больше враждебности, чем раньше.

- Где она? - еле слышно спросил я.

- Я сказала, чтобы она уходила, - спокойно ответила Линнетт. - Ей нельзя здесь быть. Она сказала, что пришла к тебе. И уйдет с тобой. Должно быть, ждет где-то вне лагеря. Она и правда не уйдет без тебя, - ее голос на миг дрогнул. - Я это... видела.

- Эван...

Надо было выскочить вон, но ноги у меня вросли в землю. Ее голос звучал так слабо... так... беспомощно... отчаянно... как будто ей больше не на кого и не на что было надеяться в жизни, кроме меня.

Я смотрел, как она перевернулась на спину, приподнялась на локтях, потом попыталась убрать мокрые волосы с лица. Линнетт хотела снова ее уложить, и тогда она заплакала. Тихо и очень горько. Блестящие ручейки бороздили ее исхудавшее лицо, а я пытался вспомнить, как целовал его... эти веки, губы, скулы... пытался - и не мог. Как будто это было не со мной. С кем-то, кем я никогда не был.

- Она тебе сказала? - прошептала Флейм, глядя на меня и больше не пытаясь встать. - Сказала?

Сказала что?.. Я не понимал и почему-то не решался переспросить.

Может быть, боялся услышать ответ?

- Сказала? Она тебе сказала?

- Флейм, успокойся, - снова попыталась Линнетт, поглаживая ее по взъерошенным волосам, но она вдруг вспыхнула и, сев, снова спросила, уже почти громко:

- Она сказала тебе или нет? Про нас? Сказала?! "Про нас"? Кто это "мы"? Ты и я? Или... нет... ты и Йевелин не можете составлять "мы"... Каким образом?..

- Флейм...

- Пусти! - выдохнула она и откинула покрывало. Я увидел, что ниже пояса на ней ничего нет, но это отозвалось во мне не возбуждением, а мучительным, ноющим страхом в горле. - Она не сказала тебе! Ничего не рассказала! Да? Ну так спроси ее! - в этом крике было столько торжества и столько муки, что на миг я утратил чувство реальности происходящего. Дым чадящего факела у входа в палатку просачивался внутрь, ел глаза, Флейм плыла, утекала, таяла, и ее крик был будто бы чем-то отдельным, цельным, самодостаточным... - Просто спроси ее! И послушай... что она ответит! Просто! Послушай!

- Пошел вон! - круто развернувшись, вдруг в ярости закричала Линнетт.

Повторять дважды мне не пришлось.

Ночь была холодной, но мягкой, сочной; сладко пахла сухая трава, небо мигало звездами, оглушительно стрекотали сверчки. Я шел мимо тихо потрескивающих костров, негромко переговаривающихся людей, которые меня не знали, и чувствовал себя таким одиноким и чужим, как никогда прежде. На миг я остановился и поднял лицо к небу, и мир вокруг меня исчез, а может быть, я исчез для него - не думаю, что есть какая-то разница.

Я нашел бы Йевелин быстрее, если бы звал ее. Но я не звал и немного побродил по кустарниковым зарослям, прежде чем увидел одинокую фигуру, сидящую спиной к дереву, охватив колени руками.

- Йев, - сказал я, и она вздрогнула, но ничего не сказала.

Я сел рядом с ней, спиной к тому же дереву, и тоже охватил колени руками. Гул голосов здесь не был слышен, только сквозь низкие заросли виднелись красноватые огоньки костров. От земли тянуло сыростью.

- Как сходил? - вполголоса спросила Йевелин, не оборачиваясь и не касаясь меня.

- Как думал, так и сходил. Всё-таки не надо было нам сюда приезжать.

Я старался, чтобы в голосе у меня не было упрека, но, кажется, ничего не получилось. Йевелин промолчала. Я попытался представить себе ее лицо и не смог.

- Ты ничего не хочешь мне рассказать? - помолчав, тихо спросил я.

- Я тебе уже всё рассказала, - быстро ответила она. Слишком быстро, чтобы я мог ей поверить.

- Всё? Точно всё?

- Ты считаешь, того, что ты уже знаешь, мало?!

- Не уходи от ответа.

- Я всё тебе рассказала.

Мы снова помолчали. Я попытался нашарить на земле какую-нибудь веточку, но ничего подходящего не нашлось. Алые огоньки в просветах чащобы плакали от одиночества.

И тогда я понял, зачем мы приехали сюда. Зачем я вернулся в дом, которого у меня никогда не было, в мою крепость без стен и ворот. И зачем Йевелин пошла за мной.

Мне было страшно, но я зашел слишком далеко, чтобы отступать.

- Давай-ка поиграем, - сказал я, и она содрогнулась.

Тебе уже снова страшно... как и мне?.. Йев...

- Что?

- Давай поиграем, - повторил я, глядя на огни. - Помнить? Мы играли в замке твоего мужа. В ответы. Ответы без вопросов. Ты мне рассказала... про цапель...

- Чего ты хочешь? - в ее голосе был почти тот же ужас, что когда-то в глазах. Я быстро повернулся к ней, схватил за плечи, развернул к себе. Она нерешительно попыталась высвободиться, и тогда я взял ее лицо в ладони. Ее кожа была холодной, как моя, а глаза блестели в темноте, и в них был уже совсем другой страх.

- Теперь можно будет задавать вопросы, - ответил я.

Мне показалось, я ощутил, как ее щеки вспыхнули под моими руками. Йевелин слабо мотнула головой, будто пытаясь протестовать, но я не собирался отпускать ее. В Черничном Замке нас обоих отпустил Шерваль, но здесь нет Шерваля, и нас некому отпустить.

Мой ад страшнее, Йев, потому что в нем нет других демонов, кроме нас.

- Что ты сделала Юстасу?

- Он...

Я ударил ее. Наотмашь, со всей силы. Пощечина вышла оглушительно громкой. Не дав Йевелин опомниться, я снова схватил ее лицо в ладони и встряхнул, заставляя смотреть мне в глаза. Флейм, голая от пояса и ниже, мокрая от пота и слез, плясала в зрачках Йевелин, вызывающе, похотливо, жутко, как ее фантом, которого вытащил из листа пергамента сын моего жреца...

- Отвечай, что ты сделала Юстасу!

- Н-ничего! Я... я просто... его... с ним...

- Ты знала его до того, как он приехал в Даллант?

- Да, - она всхлипнула, моргнула, но Флейм, мокрая, злая, не исчезла из ее зрачков, - Я ехала тогда... из Билберга... встретила его в постоялом дворе... где-то в Порталессе.

- Ты переспала с ним уже тогда?

- Да...

- И попросила приехать к тебе в Даллант?

- Д-да...

- Ты сказала, что ты замужем? Или хотела посмотреть, как твой муж отдаст его своим собакам?

- Йй-я...

От новой пощечины из носа у нее брызнула кровь. Я снова не дал ей отстраниться и притянул к себе еще теснее, так близко, будто собирался поцеловать... но я ведь не собирался.

- Эван... - она почти плакала, а кровь, черная в слабом свете звезд, текла ей на верхнюю губу - Я же не знала тогда...