Чтение 29–й страницы книги ~Сеятели для звезд~

- Иные вселенные? Как же это?

- Сами не представляем, - монотонно прожужжал Пара.

Лавон еще подождал, но, очевидно, гостю больше нечего было сказать.

Шар снова уселся на подоконнике, обхватив колени и наблюдая за
смутными образами, наплывающими из бездны и уплывающими обратно.

- Все верно, - произнес он. - Записи на пластине не оставляют в том
сомнений. Разреши, теперь я перескажу тебе их смысл. Нас изготовили,
Лавон. Нас изготовили люди, не похожие на нас, хотя они и стали нашими
предками. С ними приключилась какая-то беда, и они изготовили нас и
поместили в эту вселенную, чтобы, хотя им и суждено было умереть, раса
людей все-таки уцелела...

Лавон так и подскочил с витого водорослевого коврика, на котором
сидел.

- Не считай меня глупее, чем я есть, - сказал он резко.

- Я и не считаю. Ты наш, Лавон, ты имеешь право знать истину. И
поступай с ней как тебе заблагорассудится. Наша неприспособленность к
этому миру самоочевидна. Вот лишь несколько примеров.

Четыре моих предшественника пришли к выводу, что наша наука не
стронется с места, пока не научится контролировать теплоту. Нам известно,
что с повышением - или понижением - температуры изменяется все, даже
окружающая нас вода. Но как повысить температуру? Если делать это в
открытой воде, тепло тут же уносит течением. Однажды мы попробовали
добиться этого в замкнутом пространстве - и взорвали целое крыло замка,
убив всех, кто очутился поблизости. Взрыв был страшен, мы измерили
возникшие давления и установили, что ни одно известное вещество не
способно противостоять им. Теория допускает существование более прочных
веществ, но, чтобы получить их, нужна высокая температура!

А как быть с химией? Мы живем в воде. Вода в большей или меньшей
степени растворяет все остальное. Как ограничить химический опыт одним
тиглем, одной пробиркой? Понятия не имею. Любой путь заводит в один и тот
же тупик. Мы мыслящие существа, но мыслим мы решительно не так - не так,
как того требует вселенная, куда мы попали. Наше мышление не дает здесь
должных результатов...

Лавон попытался поправить сбитые течением волосы - тщетно.

- А, может, ты и стремишься не к тем результатам? Мы уже давно не
испытываем затруднений с оружием, с продовольствием, да и в практических
делах преуспеваем. Если мы не можем контролировать теплоту, то, право,
большинство из нас от этого ничуть не страдает: нам довольно и того тепла,
какое есть. А на что похожа та иная вселенная, где жили наши предки? Она
лучше нашей или хуже?

- Откуда мне знать, - вымолвил Шар. - Она настолько отлична от нашей,
что их трудно сравнивать. Металлическая пластина повествует о людях,
которые путешествуют с места на место в самодвижущемся сосуде.
Единственная аналогия, какую я могу предложить, - это лодки из ракушек,
те, что наши юнцы делают для катания с термораздела. Однако сосуды предков
были во много раз больше.

Я представляю себе огромную лодку, закрытую со всех сторон, такую
огромную, что в ней помещается человек двадцать или даже тридцать. В
течение многих поколений она движется в среде, где нет воды для дыхания, и
потому люди вынуждены везти воду с собой и постоянно ее обновлять. Там нет
времен года, и на небе не образуется лед, потому что в закрытой лодке не
может быть неба, и там нет спорообразования.

Но однажды лодка потерпела крушение. Люди в лодке понимали, что
должны погибнуть. И они изготовили нас и поместили сюда, словно детей. И
поскольку они должны были погибнуть, то записали свою историю на
пластинах, чтобы мы узнали, что с ними произошло. Вероятно, мы разобрались
бы во всем этом лучше, если бы сохранилась та пластина, которую Шар I
потерял во время войны, но ее нет...

- Твой рассказ звучит как притча, - заявил Лавон, пожав плечами. -
Или как баллада. Совершенно ясно, почему ты сам не понимаешь того, что
рассказываешь. Неясно другое - зачем ты силишься понять?

- Из-за пластины, - ответил Шар. - Ты теперь сам держал ее в руках и
видишь, что в нашем мире нет ничего подобного ей. Мы умеем ковать металлы
- грубые, с примесями, подверженные быстрому износу. А пластина сохраняет
свой блеск вот уже многие поколения. Она не меняется, наши молоты и резцы
крошатся, едва коснувшись ее, и температурные перепады - те, какие мы в
силах создать, - не причиняют ей вреда. Пластина изготовлена вне нашей
вселенной - и уже один этот факт делает значимой каждую начертанную на ней
букву. Кто-то приложил большие старания, чтобы пластины стали
неразрушимыми и дошли до нас. Кто-то, кому слово "звезда" представлялось
настолько важным, что он повторил его четырнадцать раз, а ведь это слово
вроде бы ничего не значит. Совершенно уверен, что если наши создатели в
записи, сделанной на века, повторили одно и тоже слово хотя бы дважды, для
нас жизненно важно понять, что оно означает...

Лавон снова встал.

- Запредельные миры, исполинские лодки, слова, лишенные смысла,
может, они и существуют, но нам-то что за печаль? Прошлые поколения Шаров
посвящали свою жизнь тому, чтобы вывести культурные сорта водорослей и
научить нас ухаживать за ними, избавив народ от превратностей охоты за
бактериями. Еще раньше Шары строили военные машины, разрабатывали военные
планы, и это тоже окупалось. Лавоны в те дни и думать не думали о
металлических пластинах со всеми их загадками - и Шарам своим заказывали.
Ты, конечно, можешь продолжать возиться с этой штукой, если это занятие
прельщает тебя больше, чем выращивание водорослей, но мое личное мнение
таково, что ее надо выбросить...

- Ну что ж, - Шар в свою очередь пожал плечами, - раз ты не хочешь
вести беседу, тогда закончим ее. Пойдем каждый своей...

Со стола послышался нарастающий гул. Пара приподнялся, его реснички
колыхались волнообразно, как колышутся созревающие грибки на придонных
полях. В течение всей беседы цилиндр хранил такое глубокое молчание, что
Лавон начисто забыл о нем, и Шар, судя по его испугу, тоже.

- Это великое решение, - затрепетали реснички. - Мы издавна опасались
таинственной пластины, опасались, что люди разберутся в ее письменах и
переселятся в иные миры, а нас покинут. Теперь мы больше ее не боимся.

- Вам и раньше нечего было бояться, - снисходительно бросил Лавон.

- Ни один Лавон до тебя не говорил нам так, - промолвил Пара. - Мы
счастливы. Мы выбросим пластину, как повелел Лавон...

С этими словами искрящееся существо устремилось к выходу, унося с
собой последнюю пластину. До того она покоилась на столе, теперь была
бережно стиснута в гибких брюшных волосках. Внутри прозрачного тела
вакуоли раздулись, увеличивая плавучесть и позволяя цилиндру нести
значительный вес.

Шар с криком кинулся вплавь к окну.

- Пара, остановись!

Но тот уже исчез - исчез так стремительно, что и не слышал зова. Шар
вернулся и застыл, опершись плечом о стену. Он молчал. Ему и не нужно было
ничего говорить: лицо его выражало столько чувств, что Лавон не выдержал и
отвел глаза.

Тени обоих людей вдруг снялись с мест и медленно тронулись по
неровному полу. Шевеля щупальцем, из-под свода спускался Нок; испускаемый
свет то вспыхивал, то гас. Он в свою очередь проплыл сквозь окно вслед за
двоюродным братом и не спеша растворился в пучине.

В течение многих дней Лавон старался не вспоминать об утрате. Работы
всегда хватало - только поддержание крепостных построек стоило бесконечных
хлопот. Тысячи последовательно ветвящихся ходов со временем неизбежно
осыпались, обламывались там, где примыкали друг к другу, и ни один Шар не
придумал еще раствора, который заменил бы слюну коловраток, некогда
связывавшую замки воедино. К тому же реконструкция помещений и разметка
окон в прежние времена проводились наспех, а подчас и с грубыми ошибками.
В конце концов, стихийная архитектура всеедов ни в коей мере не была
рассчитана на удовлетворение потребностей человека.

Затем начались заботы об урожае. Пропитание племени не зависело более
от случайно пойманных бактерий; теперь к услугам людей были дрейфующие
плантации грибков и водорослей и посевы мицелия на дне - пища вкусная и
сытная, бережно взращенная Шарами пяти поколений. Однако за посевами надо
было следить, поддерживая чистоту штаммов и отваживая непрошенных лакомок,
глупых и жадных. Пара и его родичи по мере сил помогали организовать
охрану, но без надзора со стороны людей обойтись не могли.

И тем не менее, несмотря на всю свою занятость, Лавон не в силах был
забыть момент, когда по собственной его опрометчивости последняя надежда
разобраться в происхождении и предназначении человека оказалась утраченной
навсегда.

Конечно, можно бы попросить Пара вернуть пластину, объяснить, что
произошла ошибка. Неумолимая логика цилиндров не мешала им уважать людей и
даже свыкнуться с человеческой непоследовательностью; под нажимом они
могли бы пересмотреть свое решение...

"Очень сожалеем, но мы отнесли пластину на ту сторону отмели и
сбросили в омут. Мы прикажем обыскать дно, однако..."

Лавон не мог совладать со щемящим чувством уверенности, что ответ
будет именно таким или очень похожим. Если цилиндры пришли к выводу, что
вещь больше не нужна, они не станут приберегать ее со старушечьей
скаредностью где-нибудь в чулане. Они ее действительно выбросят -
решительно и бесповоротно.

Да, наверное, это и к лучшему. Какую пользу принесла пластина
человечеству - давала Шару повод для размышлений на склоне лет? Все, что