всего помогал мри, а теперь более всего угрожал им. Это было нечто, с чем
не могли справиться ни оружие, ни сноровка - такое же, как жизнь и смерть.
Вот почему они сейчас находились здесь, вот почему они не смогли бы жить
среди людей, вот почему он спорил со Ставросом, требуя освободить их. Для
них не существовало компромисса. Они не могли выносить чужого. Человек
мог; человек умел адаптироваться, гибкий, словно джо, что сливался с
песком или камнем, и ждал. Размышляя над этим, Дункан смотрел на спящего
мри, который лежал, положив голову на дуса, не закрытый вуалью, чего он
никогда бы не сделал рядом с врагом.
значит, у Ньюна неизбежно должен был существовать свой путь.
себя, чтобы не возражать Ньюну, и зашел так далеко, что спросил, что
сделать еще.
пальцем, сделала широкий жест.
взгляд, тяжело вздохнул и принялся за работу.
холодным, как на Кесрит. Дункан радовался, что носит теплую мантию мри,
которую надевал мехом наружу. Теперь он знал, как обращаться с вуалью и
как ее следует носить; он научился словам и этикету, и мимике, и расстался
со своими привычками.
отворачиваясь, закрывал лицо вуалью, когда дело грозило зайти в тупик.
Тогда на некоторое время воцарялось молчание, но затем вновь приходили
слова. Ньюн перечислил то, что следовало убрать: обстановка и всевозможное
оборудование. Дункан не возражал, расставаясь с немногими оставшимися
вещами - здесь они казались чем-то ненужным, ведь впереди ждали еще немало
страданий; а что касается опасности потерять корабль... те кто посылал его
сюда, заслуживали большего. Он делал все это, вначале возмущаясь подобными
просьбами Ньюна, а после - находя в этом мрачное удовольствие. Он очистил
отсеки, до которых мог добраться, от любой обстановки, разобрав ее и
свалив в грузовой отсек части, в которых содержались полезные металлы, а
остальное выбросил в утилизатор. Следом пришла очередь оборудования,
которое мри посчитал лишним - в том числе медицинского - и все товары в
грузовом отсеке, без которых можно было обойтись.
еще выбросить, наслаждаясь разрушением, превращая корабль в пустую
скорлупу, где ничто не смогло бы напомнить ему о Ставросе, или
человечестве, или еще о чем-нибудь, что он оставил, чтобы оказаться здесь.
Потеря всего притупляла чувство утраты.
на станции, посчитав ненужными для предстоящей миссии, а то, что ему тогда
удалось спасти, уничтожил Ньюн. Дункан вычистил все, вплоть до
кронштейнов, на которых держалось оборудование, оттер с помощью химикатов
полы и стены - словом, сделал все так, как требовалось, поскольку этот
самый большой на корабле отсек Ньюн отвел для них.
просыпаясь от холода, начинал снова кашлять в ледяном воздухе. Он все чаще
стал задумываться о своем здоровье, с тоской вспоминая лекарства от разных
болезней, которые Ньюн уничтожил.
обязанностях, и в тот день сам готовил пищу и заботился о дусах. Сам Ньюн
свободно переносил холод и разряженный воздух - его походка сделалась
ровной и твердой, мри перестал быстро уставать.
своим обязанностям; Дункан пожал плечами и заявил, что машины не будут
работать без него, и это действительно было так; но сейчас его приводила в
ужас сама мысль о безделье, бесконечном сидении в раковине, в которую
теперь превратилась лаборатория, да и остальной корабль, без книг - Ньюн
выбросил все пленки для чтения и музыкальные записи в его каюте - без чего
бы то ни было, чем можно было бы занять руки или разум.
белую комнату, и устроился в углу, где, по крайней мере, их с Ньюном
убогие ложа и встречающиеся стены давали ему какое-то ощущение
определенности. Отодвинув свою подстилку, рисовал на полу цепочки фигур,
делал сложные навигационные расчеты, чтобы хоть чем-то заполнить время...
смотрел на застывший звездный экран - все, что осталось от лаборатории.
Единственными звуками были шепот воздуха в трубах и ровный звук машин
внутри корабля.
был с Мелеин, в той части корабля, куда сам он входить не мог; даже дусы,
ни на шаг не отходившие от Ньюна, ушли с ним. От нечего делать Дункан
нашел кусок металла и сделал рисунок на полу возле своего ложа, и потом, с
каким-то мрачным юмором, отметил прошедшие по корабельному времени дни, с
ужасом думая, что когда-нибудь настанет время, когда он потеряет счет
всему.
уверен.
появившихся в его памяти, ища забвения.
даже джо, оказавшись в стерильной клетушке, где ему негде было спрятаться,
не находил себе места. Он чернел, как то жалкое создание, которое он видел
в лаборатории Боаз, меняя цвета, пока не принимал совершенно
противоположный - чистое самоубийство - но, может быть, джо действительно
хотел умереть.
создания в серебряной клетке возвращался вновь и вновь - ведь он сам тоже
сидел в углу белой и пустой комнаты.
дальний угол комнаты, снял вуаль, уселся, скрестив ноги, на полу и,
немного отодвинувшись от Дункана, посмотрел ему в лицо.
кисти руки.
- и не: - "Ты не хотел бы попробовать?"
мрачный, мри сейчас предлагал ему развлечение. Дункан заинтересовался:
возможно, их отношения вновь станут дружескими и ему удастся поговорить с
кел'еном, как тогда, в пустыне.
скрестив ноги, руки на коленях. Ньюн правой рукой показал ему, как
удержать стержень за кончик.
закрутив его. Вздрогнув, Дункан поймал стержень ладонью, а не пальцами, и
торец стержня ободрал ему кожу.
и уронил. Мри показал ему обе пустые руки.
руки Дункана были менее проворны, чем тонкие пальцы Ньюна, которые никогда
не промахивались, которые перехватывали даже неловко брошенные стержни в
воздухе и возвращали их почти под тем же углом и с той же скоростью - по
одному, пока Дункан не освоил наконец трудные перехваты, а потом - вместе.
"переход". На твоем языке получается Игра Перехода. Ее воспевает Народ;
каждая каста играет по-своему. - Он говорил, и стержни свободно летали
туда и обратно между ними; пальцы Дункана стали более уверенными, чем
прежде. - У Народа есть три касты: Каты, Келы и Сены. Мы Келы, мы носим
черные мантии, мы те, кто сражаются; Сены, ученые - носят желтые мантии,
госпожа - белый; Каты - каста женщин, не принадлежащих ни к Келам, ни к
Сенам - носят голубые мантии. Дети тоже Каты, пока не изберут касту.
полу. Стэн потер колено и возобновил игру: туда и обратно, туда и обратно,
по очереди с Ньюном. Это было трудно, слушать и следить за стержнями, но
он рискнул еще и разговаривать.
Сенам. Что с ними?
кто не может быть Келами, те, кто боится, умирают. Некоторые умирают в
Игре. Сейчас мы играем с жезлами, как Сены. Келы играют оружием. - Броски
стали сильнее, быстрее. - Легко играть вдвоем. Втроем - уже труднее. Чем
шире круг, тем сложней игра. Я играл в круге из десяти. Если круг много
больше, все зависит от воли случая, от того, как тебе повезет.
чтобы поймать их: один, летящий ему прямо в лицо, он отклонил, но не смог
поймать. Тот упал. Другой стержень оказался в его руке. Ритм разрушился,
распался.