– Я и думать не могу, чтобы передать его куда-то. Я несу за него ответственность.
– Это не твои заботы.
– Ты никогда не служил с полковником Баслимом. Помогать ему было сущим удовольствием… единственное, чего он требовал, – стопроцентной надежности. А тут… ничего общего.
– Кончай ругать себя. Ты должен подчиниться предписанию.
– С этим надо разобраться, Эдди! Я хочу видеть артиллериста Баслима.
Торби заметил, что Шкипер был мрачен – но он нередко бывал таковым.
– Артиллерист Третьего Класса Баслим явился, сэр.
– Торби…
– Да, сэр? – с удивлением сказал Торби, потому что Шкипер обратился к нему по имени, на которое он откликался, лишь когда был под гипнозом.
– Пришло сообщение относительно твоей идентификации.
– Да? – Торби был так поражен, что потерял выправку. Он испытал прилив радости – наконец станет ясно, кто он такой!
– Они не смогли найти тебя. – Брисби помолчал и резко сказал: – Понимаешь?
Торби сглотнул комок в горле:
– Да, сэр. Они не знают, кто я такой. Я… никто.
– Чепуха. Ты по-прежнему тот, кто ты есть.
– Да, сэр! Это все, сэр? Могу ли я идти?
– Минутку. Я должен доставить тебя обратно на Гекату, – торопливо добавил он, видя выражение лица Торби. – Но не беспокойся. Если ты изъявишь желание, они скорее всего позволят тебе остаться с нами. Во всяком случае, они ничего не смогут сделать тебе; ты ничем не провинился.
– Да, сэр, – устало повторил Торби.
Никто и ничто. Торби ярко припомнил старый-старый кошмар: он стоит на платформе, слыша, как аукционер выкрикивает его описание и холодные глаза осматривают его. Но он взял себя в руки и весь остаток дня был спокоен и собран. И лишь когда помещение погрузилось во тьму, он вцепился зубами в подушку и, захлебываясь слезами, прошептал: «Папа… ох, папа!»
Торби носил форменную одежду Стражников, но в душевой не мог скрыть татуировку на левом бедре и без всякого смущения объяснил, что она значит. Реакция колебалась от любопытства к сомнению и к полному удивлению, что здесь, с ними, есть человек, который прошел все это – плен, продажу, рабство, и – чудом вернул себе свободу. Мало кто представлял себе, что рабство в самом деле существует и что оно собой представляет; но Стражники отлично знали, что это такое.
Метка эта никого не шокировала.
Однако на следующий день после того, как пришла депеша с ноль-идентификацией, Торби встретил в душе Пибби-Децибела. Торби не проронил ни слова; они не разговаривали с тех пор, как Торби вышел из-под его начала, хотя по-прежнему сидели за одним столом. Но сейчас Пибби обратился к нему:
– Привет, Торговец!
– Привет, – ответил Торби, намыливаясь.
– Что у тебя там на ноге? Грязь?
– Где?
– На бедре. Вон там. Дай-ка посмотреть.
– Держи лапы при себе.
– Да ты не обижайся. Повернись к свету. Что это такое?
– Клеймо раба, – вежливо объяснил Торби.
– Точно? Ты в самом деле был рабом?
– Пришлось.
– И они держали тебя в кандалах? Может, тебе приходилось и целовать ногу хозяина?
– Не будь идиотом!
– Вы только послушайте его! Знаешь, что, мальчик-торговец? Я слышал о таком клейме, но думаю, что ты сам его вытатуировал. Чтобы об этом говорили. Так же, как и о том, как ты сжег пирата.
За обедом Торби отдал все внимание миске с картофельным пюре. Он слышал, как Децибел что-то вещал, но старался не прислушиваться к его бесконечной болтовне.
Пибби повторил свое обращение:
– Эй, Раб! Брось свою картошку! Ты слышишь, я к тебе обращаюсь! Выскреби грязь из ушей!
Торби швырнул миску с картошкой по самой короткой траектории, и все ее содержимое вошло в прямой контакт с физиономией Децибела.
Обвинение, выдвинутое против Торби, звучало так: «Покушение на старшего офицера на борту корабля, находящегося в состоянии боевой готовности». Пибби выступил свидетелем обвинения.
Полковник Брисби посмотрел на него, и на скулах у него заходили желваки, когда он выслушал объяснение Пибби:
– Я попросил его подать мне картошку… а он залепил мне ею по лицу.
– Это все?
– Ну, сэр, может, я обратился к нему и не очень вежливо. Но ведь это не причина…
– Обойдемся без ваших выводов. Драка имела продолжение?
– Нет, сэр. Нас развели.
– Хорошо. Баслим, что вы можете сказать в свое оправдание?
– Ничего, сэр.
– Да, сэр.
Брисби продолжал играть желваками, не в состоянии ни о чем думать. Он был полон гнева, чувства, которое он не мог себе позволить при исполнении обязанностей, поэтому заставил себя успокоиться. Что-то тут не так.
Вместо того чтобы вынести решение, он сказал:
– Шаг в сторону. Полковник Станк…
– Да, сэр.
– Присутствовали и другие люди. Я хотел бы выслушать их.
– Очень хорошо.
Торби был приговорен к трем дням гауптвахты с отсрочкой приговора на тридцать дней испытательного срока с разжалованием.
Децибел Пибби был приговорен «за подстрекательство к бунту с использованием оскорбительных выражений, относящихся к расе, религии, месту рождения или прочим условиям, предшествовавшим вступлению Стражника на Службу, на борту корабля, находящегося…» и так далее – к трем дням гауптвахты с отсрочкой исполнения на девяносто дней испытательного срока с понижением в звании на одну ступень.
Полковник и его Заместитель вернулись в кабинет Брисби. Брисби был мрачен, полевой суд вывел его из себя. Станк сказал:
– Плохо, что пришлось наказать мальчишку Баслима. Я думаю, что он был прав…
– Конечно. Но подстрекательство к бунту не может служить оправданием. Как и все остальное.
– Конечно, он должен был так поступить. Но мне не нравится характер Пибби. Мне придется внимательно присмотреться к нему – насколько он отвечает своему назначению.
– Так и сделай. Но, черт побери, Станки, у меня чувство, что я сам вступаю в борьбу.
– Что?
– Два дня тому назад я был вынужден сказать Баслиму, что нам не удалось идентифицировать его. Он вышел отсюда в шоке. Мне пришлось посоветоваться с психологом. Он сказал, что парень перенес удар. Что у него может быть неадекватная реакция и на правильные – то есть, я хотел сказать, на неправильные – раздражители. И я очень рад, что дело обошлось картофельным пюре, а не ножом.
– Ох, да брось!
– Ты не был здесь, когда я принес ему эту новость. И не видел, как она поразила его.
На пухлое лицо Станка легла тень задумчивости.
– Босс! Сколько лет было этому мальчишке, когда его захватили?
– Криш считает, что около четырех.
– Шкипер, сколько вам было лет, когда в той провинции, где вы родились, у вас взяли отпечатки пальцев, анализ крови, сфотографировали глазное дно и так далее?
– Скорее всего, когда я пошел в школу.
– И у меня тоже. И могу ручаться, так поступают в большинстве случаев.
Брисби моргнул.
– Вот почему они ничего не нашли относительно его!
– Может быть. Но на Риффе определяют индекс идентичности еще до того, как ребенок вылезает из колыбели.
Лукьяненко Сергей
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Акунин Борис
Суворов Виктор