черви прижились. Мы то и дело встречали их во время пахоты.
По тому, как взошла трава, сразу было видно, где проходят полосы с "платной
грязью". Видны были и участки, пораженные инфекцией, но их оказалось
немного. Предстояло еще ой как потрудиться, прежде чем полосы сольются
воедино и мы сможем подумать об аренде "жевалки", чтобы обработать еще
полтора акра, используя для их оплодотворения наш собственный суглинок и
компост. И только после этого, то есть значительно позже, можно будет
взяться за расчистку следующих нескольких акров.
Мы посадили рассаду - морковь, салат, свеклу, капусту, брюссельскую
капусту, картошку и капусту спаржевую. А между грядками посеяли рожь. Мне
хотелось засеять хоть один акр пшеницей, но земли пока было маловато. Рядом
с домом мы разбили небольшой огородик, где росли помидоры, тыква, горох и
бобы. Это "пчелиные" растения, и Молли опыляла их вручную - безумно
утомительное занятие. Мы мечтали, что когда-нибудь обзаведемся своим ульем;
энтомологи из отдела биономии вкалывали до седьмого пота, пытаясь вывести
пчел, приспособленных к нашим условиям. Дело в том, что, хотя у нас сила
тяжести меньше земной только втрое, давление воздуха ниже почти в пять раз,
а пчелам это не нравится - летать им, видите ли, тяжело.
А может, пчелы просто консервативны по натуре.
Наверное, я и впрямь был счастлив - или слишком занят и измотан, чтобы
чувствовать себя несчастным - вплоть до следующей зимы.
Сначала зима показалась мне просто курортом. Делать было почти нечего -
разве только лед натаскать да присмотреть за коровой, кроликами и
цыплятами. Выдохся я до предела, нервы стали ни к черту, но сам я этого не
замечал. Молли, думаю, устала не меньше моего, однако терпела и молчала,
хотя и непривычна была к сельской жизни, не умела так ловко вести
хозяйство, как Мама Шульц, например.
Молли мечтала о том, чтобы в доме наконец появился водопровод. Но при нашем
раскладе в ближайшем будущем ей это не светило. Я, разумеется, носил ей
воду из ручья, в котором каждый раз приходилось долбить новую полынью, но
воды не хватало. Впрочем, Молли никогда не жаловалась вслух.
Отец тоже не жаловался, однако на щеках у него образовались глубокие
складки, сбегавшие от носа ко рту, и их не скрадывала даже борода. В
основном, конечно, из-за Пегги.
Когда мы перевезли ее на ферму, Пегги очень оживилась. Мы постепенно
снижали у нее в комнате давление, и она с жаром уверяла, что чувствует себя
прекрасно, и все канючила, чтобы ей разрешили выйти на свежий воздух.
Как-то раз, по совету доктора Арчибальда, мы ее вывели - кровь носом у нее,
правда, не пошла, но через десять минут она запросилась обратно.
Пегги здесь не приживалась. И не только из-за давления: этот мир был для
нее чужим. Она в него не вписывалась, не могла пустить в нем корни и расти.
Видели вы когда-нибудь, как чахнет пересаженное растение? Очень похоже.
Дом Пегги остался на Земле.
Мы не то чтобы совсем уж бедствовали, но что ни говори, а есть большая
разница между жизнью зажиточного фермера, к примеру такого, как Папа Шульц,
когда у вас на скотном дворе навалом коровьего навоза, в погребе висят
окорока, а в доме все удобства, включая водопровод, - и существованием
голодранцев вроде нас, пытающихся встать на ноги на клочке целины и по уши
завязших в долгах. Мы эту разницу ощутили на собственной шкуре и зимой
смогли подумать о ней на досуге.
Как-то в четверг мы собрались после обеда в комнате Пегги. Только что
началась темная фаза, отцу пора было возвращаться в город; мы, как правило,
устраивал ли перед его уходом небольшие посиделки. Молли штопала, Пегги с
Джорджем играли в криббидж. Я вытащил аккордеон и принялся перебирать
клавиши. Настроение у всех было умиротворенное. Не знаю, как меня
угораздило, но я вдруг обнаружил, что наигрываю мелодию "Зеленых холмов
Земли". Давненько я ее не вспоминал.
Отгремев фортиссимо "Терры сыны уходят в полет! Ракеты с ревом мчат нас
вперед!", я вдруг подумал, что ракеты давно уже летают безо всякого рева.
Эта мысль все еще вертелась у меня в голове, когда я дошел до припева,
который поют очень тихо: "Мы Господа молим о последней посадке на шарике
нашем родном..."
Я поднял глаза и увидел, что по щекам у Молли катятся слезы.
Руки бы мне повыдергать, честное слово! Я оборвал мелодию, бросил
пронзительно вскрикнувший аккордеон и встал.
- Что стряслось, Билли? - спросил отец.
Я пробормотал что-то о необходимости пойти взглянуть на Мэйбл.
Вышел в гостиную, оделся, вылез на улицу, но к хлеву даже не подошел.
Кругом намело сугробы, тьма стояла - хоть глаз выколи, хотя Солнце зашло
всего пару часов назад. Снегопад утих, но тучи над головой заслоняли
Юпитер.
Потом на западе чуть посветлело, в просвет пробились закатные солнечные
лучи. Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел в этом призрачном свете
горы, заснеженные до самых подножий и уходящие верхушками в облака, озеро -
припорошенную снегом ледяную пластину - и причудливые тени валунов за
полем. Картина как нельзя лучше соответствовала моему настроению. Именно в
такое место и нужно ссылать людей отбывать наказание за долгую грешную
жизнь.
Я стоял и думал - каким ветром меня-то сюда занесло?
Тучи на западе расступились еще чуть-чуть, и низко над горизонтом, прямо
над той точкой, где село Солнце, показалась яркая зеленая звезда.
Это была Земля.
Не помню, сколько я так простоял. Кто-то вдруг положил мне руку на плечо -
я вздрогнул. Отец, закутанный до ушей для девятимильного перехода в снегу и
во мгле, спросил:
- Что с тобой, сынок?
Я хотел ответить, но язык у меня примерз к гортани. В конце концов я
выдохнул:
- Отец, зачем мы сюда пожаловали?
- Гм... Ты этого хотел. Помнишь?
- Помню, - согласился я.
- Но настоящая, основная причина, зачем мы пожаловали сюда, это чтобы
уберечь твоих внуков от голода. Земля перенаселена, Билл.
Я снова посмотрел на Землю. И сказал:
- Отец, я сделал открытие. Жизнь - нечто большее, чем трехразовое питание.
Конечно, мы соберем урожай - на таком черноземе и бильярдный шар волосней
обрастет. Но на внуков особо не рассчитывай: не хочу обрекать своих детей
на такую жизнь. Теперь я знаю, в чем наша ошибка.
- Ты не прав, Билл. Твои дети полюбят этот мир, так же, как эскимосы любят
свою родину.
- Сомневаюсь, что можно полюбить этот ад.
- Но ведь предки эскимосов не были эскимосами. Они тоже были иммигранты.
Если ты пошлешь своих детей на Землю, в школу например, они будут тосковать
по Ганимеду. А Землю возненавидят. Они там будут весить непривычно много,
воздух им придется не по нутру, климат - не по душе, да и люди тоже.
- Хм-м... Слушай, Джордж, а тебе здесь нравится? Ты доволен, что мы сюда
приехали?
Отец долго молчал. И наконец произнес:
- Я беспокоюсь за Пегги, Билл.
- Да, я знаю. Но сам ты как? И Молли?
- За Молли я спокоен. У женщин часто бывают перепады настроения, это не
страшно. - Он встряхнулся и сказал: - Мне пора. Иди домой, пусть Молли
нальет тебе чаю. А потом сходи взгляни на кроликов. Сдается мне, крольчиха
вот-вот разродится - не потерять бы потомство.
Отец сгорбился и побрел к дороге. Я провожал его взглядом, пока он не
скрылся во мраке, а потом пошел домой.
И вдруг наступила весна, и все стало замечательно.
Даже зима показалась милее, когда миновала. Без нее нам пришлось бы туго;
замерзание и оттаивание просто необходимо для почвы, не говоря уже о том,
что многие зерновые не дают урожая без холода. Словом, четыре недели плохой
погоды - вполне терпимое испытание.
С наступлением весны отец прекратил работу в городе, и мы на пару впряглись
в посевную. Я взял в аренду самоходную тележку и прошелся вдоль полос,
распределяя в промежутках между ними живую почву. Потом мы чуть не сломали
себе спины, подготавливая овраг к посадке яблонь. Как только Папа Шульц
презентовал мне семечки, я тут же засунул их в горшки с землей и держал в
доме, сначала у Шульцев, потом у нас. Шесть из них проросли, а теперь
саженцы уже вымахали почти на два фута.
Интересно, приживутся ли они на воле? Не исключено, что на зиму их придется
перемещать обратно в дом, но попытаться все же стоит.
Отца тоже заинтересовал этот эксперимент, и не столько из-за фруктов,
сколько из-за древесины. Казалось бы, древесина - материал устаревший, а
поди попробуй, обойдись без него!
Джордж, по-моему, грезил видом Большого Сахарного хребта, покрытого
высокими стройными соснами... может быть, когда-нибудь.
Так что мы углубили овраг, провели туда дренажные трубы, расширили его,
вбухали заготовленный зимой компост и присыпали драгоценным черноземом.
Места хватило бы яблонь на двадцать, но мы высадили только шесть
саженцев-малюток. Папа Шульц явился и лично благословил своих питомцев.
Затем он зашел в дом поздороваться с Пегги и заполнил собою всю ее
комнатку. Джордж говорит - когда Папа делает вдох, давление в комнате
падает.
Чуть позже Папа с отцом перебрались в гостиную потолковать. Я собирался
выйти, но отец остановил меня вопросом:
- Билл, а не пробить ли нам здесь окно? - И показал на глухую стенку.
Роллинс Джеймс
Русанов Владислав
Верещагин Олег
Конан-Дойль Артур
Панов Вадим
Каргалов Вадим