сквозь зубы.
пор, насколько я могу судить, ни мать, ни отец не баловали его чрезмерным
вниманием. У нас же он будет окружен заботой и любовью. Мы дадим ему все то,
чего он был лишен с рождения, и...
и он сам устыдился подобной грубости. Ни одна женщина, тем более столь
очаровательная, не заслуживала такого обращения... Однако он не смог
сдержаться. Должно быть, потому, что в словах Друзиллы было слишком много
правды.
сухо:
Дру Тале...
никогда не покажу тебе дорогу в наше убежище!
непростительно. Но Блейду слишком неприятно было признаваться себе самому в
том, что подобное могло с ним произойти. Это означало бы, что он стареет.
Утрачивает квалификацию. Невыносимо... А потому винить жрицу во всех бедах
казалось куда проще. И он рад был возможности отыграться на ней за
собственный промах.
Пока Сатала не заметила поведения лошади, это оставалось его секретным
оружием, его козырной картой. Но теперь он разыграл козыря... и безошибочное
чутье разведчика подсказывало, что он поторопился.
она отвернулась от Блейда, как напряглась ее спина, опустилась в
задумчивости голова, он понял, что жрица притворяется. Но что она могла
предпринять?
подвоха, он, скорее всего, ничего не заметил бы. Но... жеребец споткнулся
вновь! И пошел все медленнее и медленнее, пока не остановился совсем. Его
начала бить крупная дрожь.
делала с животным - а в том, что это дело рук Друзиллы, он ни на миг не
сомневался, - это таило для него смертельную опасность. Без помощи жеребца
ему никогда не отыскать Дру Тал... Никогда не спасти сына! - Прекрати! -
выкрикнул он с удвоенной яростью.
прекрасные черты. Зеленые глаза смотрели вдаль упрямо и непримиримо. Жеребец
захрипел. На тубах его выступила желтоватая пена и закапала на траву.
им. Что делать? Как помешать этой чертовке?! Не помня себя от гнева, он
замахнулся, чтобы ударить, оглушить ее...
успел он опомниться, спрыгнула на землю. Но не побежала, не бросилась прочь,
а осталась стоять, простирая к коню руки. Блейд почти видел, как струятся из
пальцев ее смертоносные лучи... Животное забилось в судорогах, попятилось,
захрипело. Лицо жрицы сияло мстительным торжеством.
впрямь был в тот момент вне себя - еще одна профессиональная ошибка. Но он
ничего не мог с собой поделать. Тревога за сына, злость, ощущение
собственного бессилия, ненависть к этой насмехающейся дряни - все смешалось
в душе его. Он набросился на нее.
даже отшатнуться. Мгновение, и пальцы сомкнулись у нее на шее; она
попыталась вскрикнуть, но из горла вырывался один лишь хрип. Она попробовала
вырваться, но он стиснул ее запястья - такие тонкие и хрупкие, что одной
рукой без труда удерживал их оба - а другой прижал женщину к себе, чтобы
лишить свободы движений.
попыталась даже укусить его - но где ей было совладать с опытным бойцом! Все
метания Саталы лишь ослабляли ее. Однако она не желала сдаваться. Щеки
раскраснелись, изумрудные глаза метали молнии, алые губки были приоткрыты,
она дышала тяжело...
Вожделение пронзило его мгновенно и остро, подобно ритуальному мечу, зажгло
огонь в чреслах. До сих пор он старательно отметал от себя все мысли об
этом. Но теперь...
лишь сильнее разжигала в нем страсть. В пылу сражения балахон ее
приоткрылся, обнажая атласную кожу и полные груди... Не в силах больше
сдерживать себя, Блейд одной рукой разодрал грубую ткань. Розовые соски,
маленькие, вздернутые, зовущие, оказались прямо перед его глазами, заставляя
терять голову от вожделения.
губы долгим, жадным поцелуем.
надавив ей на запястья, он заставил ее опуститься на траву. Придавленная его
мощным телом, женщина понемногу утрачивала волю к сопротивлению... Он
принялся ласкать ее.
скользили по нежной упругой коже, наслаждаясь ее прохладой и совершенством
форм, лаская, дразня, проникая в самые укромные, потаенные уголки, заставляя
стонать и вздрагивать от наслаждения. Сперва она пыталась сдерживать себя,
даже продолжала сопротивляться, отталкивая, кусая и царапая его, но вот губы
ее приоткрылись зовуще, и он понял, что Сатала отдалась ему вся, без
остатка, на волю его и жажду.
что Сатала была девственницей. Но это не остановило ни его, ни ее саму. Под
напором огненной страсти Друзилла таяла, тело ее отзывалось на малейшие
прикосновения, жадно требовало новых и новых ласк.
земное попросту испарилось, сгорело в горниле желания, и ничто больше не
могло помешать их телам устремиться друг к другу.
чуткостью женщины, рожденной для любви, отозвалась мгновенно. Поцелуи их
сделались более продолжительными, искусными, ласки - изощренными и
мучительными. Она училась на ходу, и воистину у Блейда еще не было более
прекрасной и способной, ученицы.
навстречу, и он ответил на ее зов.
пополам с наслаждением, и вскоре она застонала в сладостной истоме,
соединяясь с возлюбленным в древнем, как мир, танце.
согласном ритме, и сами небесные сферы кружились в тот миг вместе с ними; и
когда Сатала закричала первой от наслаждения, подобного которому ей никогда
не довелось испытать, и острые ногти ее вонзились в плечи Блейда, он,
содрогаясь, последовал за ней. Они погружались в темные глубины экстаза, из
которых, казалось, не будет возврата, и все мироздание сжалось до точки, а
потом расширилось вновь - иным, измененным, чтобы никогда более не стать
прежним.
без остатка, и он был слеп и глух ко всему земному. Могла пройти одна ночь,
десять или сто... он не видел, не желал знать ничего, кроме Саталы,
наслаждался лишь ею, дышал, впитывал ее без остатка, поглощал, пленял,
обретал и терял - лишь с тем, чтобы все повторялось заново.
полное обрывков видений и смутного страха. Но он забыл о ночных фантомах,
как только открыл глаза.
листвы. Солнце, пробиваясь через кроны деревьев, золотом слепило глаза.
Трава холодила обнаженную кожу...
согреть. Нежность и страсть прошлой ночи возвращались...
Блейд вскочил. Вскочил и заозирался по сторонам, последними словами
проклиная собственную глупость.
успела натворить? Убила лошадь? Или, скорее, вскочила в седло и обратилась в
бегство?
неподалеку. Вид у него был здоровый и бодрый; вероятно, он вполне оправился
от вчерашнего... Что за дьявольщина?! Не ушла же она пешком!
его - валялся в траве, скомканный, как отбросили его накануне их
нетерпеливые руки. Так где же Сатала?