Консардайн спешился и бросил поводья на шею кобылы.
сказал он. - Вы заронили во мне черное сомнение. Одна из немногих вещей,
за которые я готов был ручаться жизнью, та, что игра Сатаны в семь следов
честная. А теперь - теперь я не поручусь.
предположили, что Сатана управляет шаром с черного трона. Своими скрытыми
руками. Если это правда, то у него хватит ума делать это так, что Баркер,
разглядывая механизм, ничего не сможет увидеть. Вы это знаете. Говорите
прямо, повторяю вам.
я. - Но я предпочел, чтобы вы сами до нее додумались. Я сказал достаточно.
Значит, вы меня от него и избавите.
Сатану или превратите сомнения в уверенность.
один в вашей борьбе. Это я вам обещаю.
под нажимом сильной руки.
возможность того, что Сатана играет нечестно? Я думаю, что здесь вы к нему
ближе всех. Служба ему, как вы говорите, дает вам возможность осуществить
все желания. И вы сказали, что он - щит между вами и законом. Какая
разница для вас тогда, как он играет своими семью следами?
меня, как подсказывали ему его капризы. Иногда намекал на возможность
немедленного осуществления приговора. Иногда почти обещал отменить его.
Иногда мог пообещать другую возможность подняться по ступеням. Киркхем, я
не трус - но смерть наполняет меня ужасом. Если бы я знал, что она
неизбежна, я смотрел бы ей в лицо спокойно. Но я считаю ее вечной тьмой.
забвением, уничтожением. Что-то во мне отшатывается от этого, сжимается в
ужасе, в отвращении. Киркхем, я люблю жизнь.
все эти восемь лет он играл со мной, насмехался надо мной, делал из меня
посмешище. И, по-прежнему насмехаясь, смотрел бы, как я, не сопротивляясь,
принимаю смерть, на которую он обрек бы меня, - ведь я верил, что связан
своей клятвой.
ступеням, рискуя всем по слову Сатаны. Я видел, как некоторые из них
спокойно шли на смерть, как пошел бы и я. Но их честь, как и моя,
оказывается, покоится на бесчестности. А другие уходили сломанные и
плачущие. Как Картрайт. А Сатана смеялся. И есть много таких, которые,
подобно мне, живут под отложенным приговором. И все это вызвано меченой
картой? Если это так, говорю вам, Киркхем, такое не должно существовать!
Не должно!
песней встречу смерть... но я должен знать правду.
мне с этим, может, и не справиться.
человека, сколько смогу. - Нужно будет порыскать, Консардайн. И мы можем
встретить кого-нибудь, не так настроенного, как вы. А втроем мы бы быстро
кончили дело.
заронили во мне сомнение. И вы должны его разрешить. Так или иначе. В
конце концов ваши подозрения не основаны ни на каких доказательствах.
Тривиальность, два или даже три происшествия, вполне объяснимых.
Вероятность того, что вы ошибаетесь, несравненно больше того, что вы
правы. Почему я должен рисковать жизнью? Я и так зашел слишком далеко. Я
обещал вам нейтралитет и кое-что большее. Дальше я не пойду. Используйте
Баркера. Я пообещал ничего не видеть и не слышать, если встречу вас в
ваших... розысках. Но сейчас я не буду обрекать себя на верную гибель,
присоединяясь к вашим поискам. Я был относительно доволен жизнью. Если вы
ошибаетесь, я сохраню это. Если вы правы... тогда, повторяю, вы больше не
будете один.
солнцем.
продолжать спор. Мы проехали через лес и спустя некоторое время повернули
к замку.
подушке лежала записка. От Сатаны. Обычное послание. Он надеется, что я
хорошо провожу время, как я того и заслужил, и хочет увидеться со мной
сегодня вечером в девять.
над разговором с Консардайном, тем более соглашался с его точкой зрения.
И, как ни странно, тем лучше становилось настроение. К обеду я явился в
беззаботном состоянии духа.
Кобхем. В дальнем конце я видел Еву. Она не обращала на меня внимания. Мне
было очень трудно не смотреть на нее.
отношению ко мне. Ни на кого другого не обращал внимания и мне не давал.
Говорил он интересно, но чем дальше, тем все большее отвращение я к нему
чувствовал. Кобхем излагал свою теорию жизни как простой электрохимической
реакции. Он ясно дал понять, что ни индивидуум, ни массы для него ничего
не значат в терминах того, что обычно называют человечностью. Он был
потрясающе бесчеловечен.
отношению к своим пробиркам. Скорее даже меньше. В сущности для него люди
- всего лишь одухотворенные пробирки, лишь слегка различающиеся в
содержимом. И он не видел причины, почему их нельзя разбивать. опустошать
или изменять содержимое путем экспериментов. Он рассказал о нескольких
ужасных опытах над рабами кефта. По крайней мере надеюсь, что они были
рабами. Он этого не говорил.
продолжал пить. Единственным результатом этого было то, что он становился
все более холодно, бесчеловечно наукообразным.
вероятно, считаете жизнь священной, если использовать шаблонное выражение;
думаете, что ее нельзя уничтожать без крайней необходимости. Вздор! Она не
более священна, чем электрический ток, который я включаю и выключаю, чем
содержимое моих пробирок, судьбу которого решаю я. Когда природа хоть
полушку давала за индивида? Нейтрализуйте в себе ослабляющие элементы,
Киркхем, и вы станете великим человеком. Я могу это для вас сделать, если
хотите.
свое место, и Сатана пригласил меня сесть слева от него.
стакан. - Я очень доволен им.
стакан нетронутым. И так же, как будто она заставила его, поступил Сатана.
минут остались только Сатана, Кобхем и я. Я удивился, заметив, что
Консардайн тоже уходит. Слуги очистили стол и по кивку Сатаны удалились.
Сатана. - "Астарта". Медленное судно. Везет несколько вещей исключительной
красоты. Я считаю, что настало время мне предъявить требование на эти
вещи. Среди них полотно сэра Джошуа Рейнольдса и другое - кисти Ромни. Там
кувшин из горного хрусталя и двенадцать хрустальных чашек, покрытых
чудесной гравировкой и усаженных большими неотделанными сапфирами и
рубинами. Они изготовлены, возможно, в Древнем Крите для царицы Пасифаи.
Во всяком случае они очень старые. Неизвестный мастер вложил в них весь
свой гений. Они долго пролежали в Кремле. Коммунисты продали их. Там есть
также ожерелье из изумрудов, на каждом из которых выгравирована одна глава
из "Метаморфоз" Овидия. Ничего подобного нет в мире.
появлением Сатаны ничего больше не пил. О вовсе не казался пьяным. Сидел
молча, глядя на стакан, постукивая пальцами; на полных губах его играла
еле заметная циничная усмешка. Но я чувствовал, что он украдкой следит за
мной, как будто ждет чего-то. Что бы ни собирался сказать мне Сатана,
похоже, он уже обговорил это с Кобхемом.